Страница 2 из 13
– Ой, Мишо, только не говори, что она попросилась в рыцари, – захихикала та самая девица, что просила рассказать о туманной деве.
– Однако именно это она и сделала, – кивнул Мишо. – Попросила принять ее в отряд, заявив, что не уступит в доблести и умении никому из присутствующих. А когда «Волки» отказали ей в испытании, и ни один из них не пожелал скрестить шпагу с девицей, благородная Мариана поклялась, что найдет способ доказать… в общем, доказать! Я прошу прощения у почтенной и благородной публики, но на этом месте сэр Тимоти утерял связность речи, а только скрипел зубами и поминал Нечистого. Однако я понял так, что благородная Мариана собралась не позднее чем по истечении года свершить деяние такое, какого не свершал доселе ни один из прославленных доблестью рыцарей. И поклялась страшной клятвой – спасением души своей!
Мишо сделал паузу, давая слушателям охнуть. Слушатели охнули. Николь, молоденькая служанка, сердобольно всхлипнула. Олли-Везунчик украдкой обнял ее за талию.
– Сэр Эдгар попытался было отговорить благородную Мариану давать столь жестокую клятву. Но вы же знаете сэра Эдгара!
– Да уж, – хмыкнул кто-то в толпе. По трактиру пробежал нервный смешок.
– Желчность сэра Эдгара только усугубила обиду девушки, – продолжил Мишо. – И вот тогда встал сэр Бартоломью и сказал, что клятвой благородной девицы не вправе пренебречь люди, сами же и вынудившие ее к необдуманным, запальчивым словам. И вызвался послужить свидетелем для благородной Марианы.
– И ты еще назвал его бедным, – ухмыльнулся тот гвардеец, что предлагал протрезвить менестреля ведром воды.
– Еще бы! – Мишо значительно поднял палец – жест, подсмотренный летом у святых отцов. – Потому что благородная Мариана сочла это еще одним проявлением недоверия и только пуще оскорбилась. И, когда они выезжали вдвоем из казарм, благородная Мариана смотрела на сэра Барти с презрением, а уж он точно этого не заслужил. И вот теперь сэр Тимоти волнуется за сэра Бартоломью, но пуще того – за девицу, что возомнила себя, не иначе, героиней древних баллад. Потому что наш аббат сказал сэру капитану, что за душу несчастной с того вполне может спроситься в Свете Господнем, раз он допустил эту клятву.
Тут Николь жалостливо шмыгнула носом, остальные заспорили, загалдели… в общем, повествование Серебряной Струны зацепило почтенную публику за душу, а значит, угощение он заработал. Довольный трактирщик поставил перед менестрелем пузатую бутыль «Клубнички» и засуетился, обнося господ посетителей выпивкой взамен выцеженной под рассказ Мишо. А Джош почесал в затылке и пробурчал:
– Ну, когда-то ж они вернутся… не такой сэр Барти человек, чтобы не спасти эту глупышку. Вот только кажется мне, что подробностей мы не узнаем.
– Это что ж ты хочешь этим сказать?! – возмутился заезжий аристократ; под рассказ он успел опустошить две бутыли благородного старого вина и оттого, видно, утерял изысканность речи.
– Да ничего такого, благородный господин, – неловко развел руками Джош. – Просто сэр Бартоломью не такой уж любитель хвастать своими подвигами. Вот разве эта девушка, Мариана, окажется такой же болтушкой, как любая девчонка?
– Не думаю, – выцедил аристократ.
– Вот и я не думаю. – Джош почесал в затылке. – Благородные девушки, говорят, все скромницы. Вот и получается, что никто не узнает, что там с ними случится до конца года – кроме того, конечно, как именно будет исполнена клятва.
– Это еще если вернутся, – всхлипнула Николь.
– А ты не реви! – Джош погладил служанку по плечу и осторожно вытер ей слезы шершавыми пальцами. – Не реви. Не такой сэр Барти, чтобы ее не спасти.
– За сэра Барти! – воскликнул гвардеец, поднимая кружку. – За славный поход и возвращение с победой! Эй, хозяин, еще вина! Мы пьем за благородного сэра Бартоломью!
– Сию минуту, господа, сию минуту! – И довольный мастер Огюстен послал слугу за новым бочонком.
2. Мариана, девица из благородной семьи
Как и поведал посетителям мастера Огюстена менестрель Серебряная Струна, девушка подъехала к казармам себастийского отряда королевских рыцарей вскоре после обедни. Мишо не обманул слушателей и в том, что на оной девице был мужской охотничий костюм (изрядно, добавим, потрепанный), а у бедра ее наличествовала добрая шпага – тоже, впрочем, не новая.
Жест, которым девушка придержала шпагу, покидая седло, явно был для нее привычным. На первый взгляд хрупкая, но явно подвижная и ловкая, гостья себастийского отряда напоминала молодую кошку – зверя не сказать, чтоб из опасных, но при надобности очень даже способного дать отпор куда более сильному врагу.
Простим менестрелю недоговоренное – девушка была красива. Лет около шестнадцати, а то и поменьше, с ярким румянцем, живыми серыми глазами и пушистой, слегка растрепанной косой цвета спелой пшеницы – редкая на юге масть. Впрочем, сэр Тимоти, со слов которого вел рассказ томимый жаждою Мишо, навряд ли в должной степени оценил красоту посетительницы: далеко не каждый мужчина способен составить справедливое мнение о девице, бесстыдно напялившей вместо подобающего платья мужскую одежду.
Впрочем, мы отвлеклись.
Желтовато-белая кобыла потянулась за хозяйкой, толкнула мягкой мордой, прихватила чуткими губами за перевязь.
– Не шали, Пенка, – отмахнулась девушка. – Вот надоеда.
Подбежал рябой мальчишка-конюх, перехватил уздечку:
– Я позабочусь о ней, госпожа. Что за красавица!
«Красавица» возмущенно фыркнула и клацнула зубами у самого конюхова уха. Мальчишка отдернул лохматую голову.
– Она своенравная, – предупредила девушка. – Не балуй, Пенка!
– Пенка? – переспросил мальчишка.
– Ага. – Девушка сдавленно хихикнула. – Вообще-то ее назвали Лунная Пена. Но это, по-моему, еще смешнее. Да и длинно слишком.
– А что, ей подходит. – Мальчишка погладил кобылу по шее, хлопнул ладонью по холке. – Пойдем, Пенка, угощу тебя сеном.
Пенка укоризненно выдохнула хозяйке в лицо и покладисто пошла за конюхом.
Девушка со странной растерянностью смотрела вслед, пока Пенка вслед за мальчишкой не свернула во внутренний двор. Потом перевела взгляд на массивную дубовую дверь орденских казарм. Сторонний наблюдатель мог бы подумать, что она набирается храбрости. Впрочем, перед казармами «Волков побережья», вопреки обыкновению, не болталось ни одного праздного зеваки: предгрозовая духота располагает к прохладе трактирного зала и холодному элю, а не к шатанию по жарким улицам. И никто не мог оценить по достоинству выражение лица посетительницы в тот миг, когда она решительно выдохнула сквозь зубы и толкнула дверь.
Как сказал сэр Тимоти, а вслед за ним и Серебряная Струна, все могло обернуться по-другому. Обычно – и девушка это знала так же твердо, как любой житель королевства – в приемной зале ждет посетителей дежурный рыцарь. Он же, по большей части, и решает дела: принимает заказы, дары, просьбы и жалобы, перенаправляет нуждающихся в помощи, в зависимости от важности их дел, к свободным рыцарям или к самому капитану отряда. Девушка рассчитывала просить о встрече с капитаном. По правде говоря, она слабо представляла, что и как будет объяснять сэру Тимоти, который наверняка сочтет ее просьбу либо дуростью, либо наглостью. Однако, приняв решение, она намеревалась исполнить его, чего бы это ни стоило.
Но приемная зала оказалась пуста.
То есть не то чтобы совсем уж пуста. Наличествовал здесь огромный дубовый стол; несколько кресел – и столу под стать, и поменьше; гномьи светильники на стенах; мягкая подушка на одном из кресел; огромное зеркало на дальней от входа стене. Вот только дежурного рыцаря не наблюдалось ни за столом, ни в кресле, ни у окна… нигде.
Звонко цокая по мраморному полу серебряной оковкой каблуков, девушка пересекла залу и остановилась перед зеркалом. Придирчиво хмыкнув, поправила перевязь – с расчетом, чтобы широкий ремень прикрыл штопку на боку камзола. Заправила за ухо выбившуюся из косы светлую прядь. И хмуро вопросила у затянутого серебристой дымкой отражения: