Страница 25 из 41
Он отдавал себе отчет в том, что разговор с Пико будет трудным. Каким стал Пико сейчас? И в какой степени — без этого не обойтись — можно открывать ему карты, чтобы он понял всю неординарность и сложность ситуации и то, что в начавшейся игре на кон ставится множество жизней, спасти которые сейчас может только он, Пико.
Когда он пришел домой, было уже темно. Это был, собственно, не его дом, однако Луно считал его своим, поскольку его единственный брат Фелиппе Альварес стал приемным сыном супругов Альварес. Луно хорошо знал хозяев дома, хотя и представился им давним товарищем их сына.
Луно стоял возле живой, коротко стриженной изгороди, поглядывая на темный двор, темные окна; стоял и думал…
Хотя и давно это случилось, но он помнил все так, как будто дело происходило вчера. Луно было четырнадцать лет. В полночь в их квартиру ворвались национальные гвардейцы из «ночного эскадрона» и увели отца с матерью. Они очень торопились или просто не обратили на это внимания, но их, детей, прихватить с собой забыли. Луко понял: гвардейцы скоро вернутся и за ними, а те, кого забирают в полночь, бесследно исчезают. И он стал надевать на себя и на семилетнего Фелиппе первое, что попало под руку, из ящика стола выгреб какую-то мелочь, поднял с пола не замеченные гвардейцами отцовские часы и по темной лестнице поволок за собой насмерть перепуганного Фелиппе.
И они побежали подальше от ставшего западней родного дома — по задворкам, по кустарникам, держась темных переулков и избегая освещенных мест, прижимаясь к земле, когда мимо проносились патрульные «джипы». Вдогонку могли пустить собак, громадных немецких овчарок, которых было в городе, кажется, не меньше, чем национальных гвардейцев. Достав из заднего кармана джинсов мятую пачку дешевых сигарет, которые покуривал тайком от родителей, Луно крошил по одной и сыпал табак на свои следы. А когда наткнулись на сточную канаву, посадил Фелиппе себе на плечи и пошел против зловонного течения. Стояла непроглядная ночь, он осторожно и медленно передвигал по дну ноги, боясь споткнуться. Сколько прошло времени, он на знал. Тело совсем затекло, ноги, похоже, двигались сами по себе, рука повисла, уже не чувствуя уколов острых колючек. Второй рукой Луно приходилось поддерживать малыша. Он не помнил, когда и как они выбрались на берег; почувствовав сухую траву, они упали на нее и словно провалились в другой мир. Когда он открыл глаза, был уже вечер. Сидевший возле него Фелиппе давно молча и настойчиво будил его.
— Что случилось? — охрипшим голосом спросил Луно.
Фелиппе молча показал глазами в сторону. На маленькой лужайке полукругом сидели ребята. Они курили и молча разглядывали братьев. В земле торчал большой нож с желтой костяной рукояткой.
— Добрый день или, простите, вечер, сеньоры, — сказал один из них, судя по всему, главарь.
— Добрый вечер, — заученно ответил воспитанный мальчик.
— Как вам спалось на нашей независимой территории? — грязным указательным пальцем главарь дотронулся до ножа и начал раскачивать рукоятку. — Хорошо, да?
— Хорошо, спасибо… — прошептал малыш, но Луно толкнул его локтем, чтобы замолчал.
— Что вам от нас нужно? — спросил он напрямик, без страха; за себя Луно не боялся, вот если бы не брат…
— Вы видели? — глянул главарь на своих, и те согласно закивали. — Сеньор не понял. Плату, всего лишь плату. За пользование территорией.
— Держи, — Луно швырнул пачку с остатками сигарет: законы околицы он знал. Вот если бы не брат…
Сорванцы громко расхохотались, и Луно почему-то совсем успокоился.
— Больше у меня ничего нет, — сказал он с вызовом.
— А на руке?! — кивнул главарь, имея в виду часы.
— Вместе с моей головой, — резко ответил Луно, — и не иначе. — Малыша, видимо, они не тронут.
— Это папкины, — пролепетал малый, — а папку и маму ночью гвардейцы забрали.
— Куда?
— Туда. — Резко встав на ноги, Луно подал брату руку. — Пошли.
Сорванцы тоже вскочили, главарь вытянул из земли нож.
— Не петушись, — остановил он их, — все дороги для тебя теперь закрыты: и к родне, и… ты будешь с нами, — и, оглянувшись, приказал своим: — Никто ничего не слышал, ясно? Вот так, — клацнув, нож закрылся и исчез в лохмотьях.
Так они с Фелиппе оказались в мире, существовавшем на окраине города, в трущобах столицы, среди беспризорников и полубродяг. Спали они с Фелиппе в картонном ящике из-под холодильника, накрыв его от дождей, листом железа, питались чем бог пошлет, а чаще всего тем, что удавалось украсть в городе. От такой жизни ничего хорошего ожидать не приходилось. Он, Луно, хорошо разбирался, что к чему, а вот Фелиппе… Если не воровать — умрут от голода, а будут воровать — тоже рано или поздно погибнут. И, найдя работу, за которую им с братом перепадали жалкие крохи, они отделились от компании. Возвращать их не стали, потому что понимали: тем, кто работает, ничуть не легче. А дальше все получилось само по себе: знакомство с подпольщиками, распространение листовок; поручения с каждым разом становились трудней, и вскоре наступил момент, когда пришлось перейти на нелегальное положение; вот тогда-то комитет нашел обеспеченную бездетную семью, которая и усыновила Фелиппе. Годы шли, юный Фелиппе тоже стал рваться в бой, но комитет ему запретил категорически: живи и не привлекай к себе внимания: все еще может произойти, на твой век хватит, а законсервированная явка нужна всегда. Луно сам учил Малого — такую подпольную кличку получил его брат.
Вздохнув, Луно наклонился к первому от ворот бетонному столбику — Фелиппе складывал там мелкие камушки. Пальцы нащупали целую горку — давно не наведывался… Выбрав один, он бросил его з окно…
Камушек легонько ударился о стекло. В комнате вспыхнул желтый свет — это загорелся ночник, стоявший за темной шторой. Затем свет погас, а в окно просунулась рука с белым платком, опустилась вниз. Луно тихо просвистел только им известную мелодию.
— Почему тебя так долго не было? — пожаловался Малый, обнимая брата.
— Дела, Малый, дела.
Брат вырос выше него. Луно чувствовал, как под пальцами играют его твердые мышцы. Он вспомнил, как когда-то тащил его на своей спине, шлепая по сточной канаве.
— Родители спят? — хрипло спросил он, освобождаясь из объятий.
— Спят конечно, — засмеялся Малый. — Ужинать хочешь? Или сварить кофе?
— Ни то ни другое. Родители здоровы?
— Здоровы, конечно. В семье ведь растет будущий врач! Да ты хоть садись. О, а свет на радостях забыл включить!..
— Свет не нужен, поговорим так.
— Что-нибудь случилось? — насторожился Фелиппе.
— Нет, Малый, все нормально. Просто я тебя вижу и в темноте., Как дела у будущего врача?
— Прекрасно! Сдал последний экзамен, впереди — каникулы! Вот бы еще у меня брат не был таким суровым, тогда вообще… Но, может, он наконец Сжалится и чем-то заполнит мои каникулы?..
— Есть дело, Малый, есть… — успокоил Луно.
И все рассказал.
3
В столице Парами, на углу улицы Лас Розас Бланкас — улицы Белых Роз из такси вышел молодой человек и, не дожидаясь, пока автомобиль уедет, неспешно пошел по тротуару. Стояло ясное и тихое утро. Дворники со шлангами уже закончили свою работу, мокрый тротуар блестел, словно его натерли воском, темно-зеленый плющ тяжело переливался в лучах солнца, прозрачные капли застыли на лепестках роз; а во двориках, как будто не выдержав обильной росы, полегла трава, гордо распустил свои мокрые листья жасмин. Деревца туи чем-то напоминали перевернутые вниз зелеными хвостиками морковки, пальмовый лист изогнулся так, что был похож на саблю, и по нему крупными каплями скатывалась вода. Молодой человек наслаждался утренней свежестью и запахами цветов, наверное, как и каждый, кто здесь жил.
Остановившись у виллы «Эстрелья», он уверенно нажал на кнопку, замаскированную под камушек. В глубине двора показался слуга-мулат, одетый во все белое. Он неторопливо шел по тропинке, которая вела среди невысоких пальм к воротам. Не успел мулат одолеть и половину пути, как его обогнал, видимо, сам хозяин.