Страница 27 из 33
Забавные и поучительные истории времен Ивана III и последующих веков
Легенда о новгородском вечевом колоколе
Выше вы уже познакомились с первым, довольно большим фрагментом, посвященным периоду правления Ивана III. Однако рассматривались в нем преимущественно вопросы личной жизни великого князя и неотделимые от этого проблемы взаимоотношений внутри семьи, династии и правящих верхов государства. Однако кроме жизни личной, слабо освещавшейся в учебных исторических сочинениях последних лет – почему и отдано было предпочтение именно этим сюжетам, – «Занимательная история России» познакомит вас и с пестрой мозаикой различных рассказов, легенд, былей и анекдотов из жизни общества – жизни культурной и бытовой, духовной и политической.
Сначала поговорим о такой, казалось бы, безделице, к тому же давно канувшей в Лету, как валдайский колокольчик, когда-то известный на всю Россию.
Его история начинается со времен Ивана III, потому-то место ее именно здесь.
О том, почему именно Валдай стал центром их изготовления, рассказывает такая легенда: в 1478 году московские рати Ивана III окончательно присоединили Новгород к Москве и в знак того, что с вольностями Господина Великого Новгорода покончено, Иван III велел снять вечевой новгородский колокол и отвезти его в Москву.
Однако по дороге, возле Валдая, колокол сорвался с саней и упал на дно глубокого оврага. Падая по крутому склону, он разбился на тысячи кусочков, из которых впоследствии и были сделаны тысячи ямских валдайских колокольчиков.
Однако у этой легенды есть и другой вариант, принадлежащий друзьям-соперникам новгородцев – псковичам.
По их версии, все, что случилось с новгородским вечевым колоколом, произошло с его псковским собратом, но намного позже – в 1510 году. Они утверждали, что Великий Московский князь Василий III велел спустить вечевой псковский колокол с Троицкой звонницы. Палач тяжелым молотом отбил у колокола его медные уши, сквозь которые продевались подвесные канаты. Потом повезли колокол на Снетогорское подворье церкви Иоанна Богослова и сбросили в заранее выкопанную яму, будто узника в темницу заключили. И все же не оставили колокол в покое и там: на третий день погрузили колокол в сани и повезли в Москву. Только не довезли. На Валдае сани с колоколом встретили слуги великого князя московского Василия III и велели разбить колокол на куски, а куски разбросать во все стороны.
Все так и было сделано. Да только по осени взошли эти кусочки медными всходами – маленькими колокольчиками. И стали они называться «валдайскими».
«Дар Валдая»
Позвольте рассказать вам еще одну историю, в которой объясняется, когда и при каких обстоятельствах впервые появилось выражение «дар Валдая». Оказывается, оно принадлежало Федору Николаевичу Глинке (1786-1880) – поэту и публицисту, автору многих популярных песен: «Вот мчится тройка удалая…», «Не слышно шуму городского…» и других. В первой из них и встречается выражение «дар Валдая».
Текст песни был опубликован в «Русском альманахе» за 1832-1833 годы в виде стихотворения под названием «Тройка», являющегося фрагментом большого стиха «Сон русского на чужбине». В народной песенной интерпретации текст был различным, сам же Глинка написал такое четверостишие:
И мчится тройка удалая
В Казань дорогой столбовой,
И колокольчик – дар Валдая -
Гудит, качаясь, под дугой.
Не каждому современному читателю будет понятно и выражение «столбовая дорога». Так назывались только большие почтовые тракты, вдоль которых стояли верстовые столбы. От названия верстовых столбов дорога и называлась «столбовой».
И еще. Колокольчики подвешивались чаще всего под дугой ямщицких, фельдъегерских и других скоростных троек. Крепились они к дуге проволочным колечком, которое называлось «зга». Отсюда попело выражение «ни зги не видно», означающее полную тьму, когда ямщик или седок не видели даже этого поддужного колечка.
Валдай, тогда уездный город Новгородской губернии, назван в стихотворении Глинки потому, что в XIX веке славился производством ямских колокольчиков.
Житие Василия Блаженного – юродивого ясновидца
В лето 1469 от Рождества Христова в ближнем подмосковном селе Елох, где гораздо позднее построили Елоховский собор, в крестьянской семье родился мальчик, названный Василием.
Был он с детства смышлен, трудолюбив и набожен.
Когда Василий подрос, отец отправил его в Москву и отдал в обучение к сапожнику. Однажды к мастеру заехал молодой и красивый воин. Он попросил сделать ему сапоги из лучшей кожи, такие, чтоб носились много лет. Мастер пообещал сделать все за две недели, и заказчик дал ему хороший задаток.
Как только воин ушел, Василий тяжело вздохнул, а потом, грустно улыбнувшись, сказал: «Пропадут деньги его понапрасну».
Мастер рассердился и ответил: «Здесь, Васятка, напрасно денег не берут».
Василий еще раз вздохнул и, ничего не сказав в ответ, печально поглядел на хозяина.
На следующий день оба они узнали, что заказчик их внезапно помер.
И еще несколько раз, к немалому изумлению знавших его, отрок оказывался пророком и ясновидцем. Невмоготу стало ему сидеть в тесной комнатушке над кожей и дратвой, и однажды, поклонившись хозяину, ушел Василий в старой поскони и босиком на паперть церкви Святой Троицы, что стояла над кремлевским рвом, рядом с Фроловским мостом. Здесь вскоре обрел он славу юродивого Христа ради, то есть блаженного человека, принявшего на себя смиренную личину юродства, но отнюдь не юрода-безумца, а, напротив, мудреца. Юродивых исстари почитали на Руси, считая Божьими людьми, отказавшимися от всех благ жизни, от собственных родных, не боявшихся говорить правду в глаза кому угодно, истязавшими себя голодом и холодом.
Василий был ясновидцем и на торгу бесстрашно обличал нечестных торговцев, подливавших в молоко воду, а в муку – мел. Он не боялся ни бояр, ни самого грозного царя Ивана Васильевича, а они, напротив, боялись нищего пророка.
Слава блаженного изо дня в день росла, и москвичи глядели на него со страхом и благоговением. Он необычайно возвысился в глазах народа в июне 1547 года, когда было Василию уже 78 лет. 20 июня его увидели горячо молящимся и безутешно плачущим возле церкви Вознесенского монастыря, что стоял на Остроге. (Ныне это улица Воздвиженка.) Необычайно долгой была молитва Василия и чрезвычайно глубоким казалось всем его горе.
На следующий день в Вознесенском монастыре вспыхнул пожар и одновременно началась, как сообщал летописец, «буря велика, и потече огонь яко же молния». Это был самый грандиозный из всех пожаров, какие когда-либо случались в городе.
Царь с семьей бежал из Кремля на Воробьевы горы и смотрел, как превращалась в пепел его столица. Через десять часов Москва выгорела дотла – не осталось ни одного дома, погибло людей «без числа».
Вскоре после пожара Василий заболел и 2 августа 1551 года скончался. Сам Иван Грозный нес его гроб и повелел похоронить блаженного у Троицкой церкви, что на Рву.
А в 1555 году над могилой Василия Блаженного начали строить новый храм в честь покорения Казани, названный Покровским собором, что на Рву.
Через шесть лет собор был построен, но через 30 лет москвичи стали называть его храмом Василия Блаженного, потому что в 1588 году к собору был пристроен придел Василия Блаженного, который и дал новое имя всему собору, ставшее общепризнанным, хотя официально храм и сейчас называется собором Покрова Богоматери.
Появление миткаля и дальнейшая его история
В XV веке в России при производстве разных тканей широко использовался миткаль – неотбеленная пряжа, используемая для получения коленкора, ситца и кумача.
Чтобы получить коленкор, миткаль отбеливали и пропитывали клеем или крахмалом. Для создания ситца суровый миткаль красили. А в 1799 году в Москве возникла первая ситцепечатная мануфактура – «Трехгорка», существующая в Москве и сегодня. Поначалу она принадлежала бывшему крестьянину из Троице-Сергиевой лавры Василию Ивановичу Прохорову, основателю династии текстильных фабрикантов, владевших предприятием до 1918 года, и потому называлась «Прохоровской мануфактурой». Если же миткаль красили в красный или синий цвет, то такая ткань носила название «кумач». Этот материал появился в России в XVII веке, а позже «кумачом» стали называть только красную ткань.