Страница 12 из 13
Хозяйка нервно заморгала:
– Да, а вы кто?
– Майор Васильева из отдела борьбы с грабителями банков, – сурово представилась я. – У Митрича есть имя?
– Дмитрий Дмитриевич он, – прошептала Олеся и прижала ладонь к груди, – ой!
– Где ваш муж? – не успокаивалась я.
И тут Олеся опомнилась:
– Отдыхает. А вас мы не приглашали.
За соседней дверью послышался осторожный шорох, я кивнула в ту сторону:
– Может, побеседуем в квартире? А то, похоже, здесь есть лишние уши! Или вы хотите стать источником сплетен для жильцов дома?
Олеся посторонилась, и я вошла в крохотную прихожую.
– Где Митрич?
– Он болен, – сникла верная супруга.
– Мне надо задать ему пару вопросов, – не дрогнула я, – что с ним случилось? Грипп? Корь? Коклюш? Или свинка? За меня не волнуйтесь, я обладаю иммунитетом к любой заразе.
Олеся понуро повесила голову, я вынула кошелек.
– Интервью оплачивается.
– Дадите денег? – встрепенулась женщина.
– Если услышу честные ответы на мои вопросы, – поспешила уточнить я.
– Менты за копейку стекло съедят. Вы откуда? – попятилась Олеся.
Я решила изменить тактику.
– Олесенька, я никому не желаю причинить вреда. Вчера во время ограбления банка Митрич мог увидеть что-то интересное. Понимаете, налетчики забрали у меня одну вещь, я хочу ее вернуть!
– Митрич чужого не возьмет, – испугалась Олеся, – он пьет, но не ворует.
– Не сомневаюсь в его честности, – сказала я, – ваш муж поговорит со мной и получит вознаграждение.
– Ему ни рубля не давайте, – попросила Олеся, – сама заберу.
– По рукам, – согласилась я, – ну, где счастье вашей жизни?
Олеся сделала шаг и постучала по двери, украшенной изображением писающего в горшок мальчика.
– Митрич, ау!
– Хр-р-р, – донеслось из туалета, – хр-р-р.
– Митрич, проснись, – надрывалась жена.
– Хр-р-р.
– Вставай!
– Хр-р-р.
– Выходить пора, – заорала Олеся.
–! —! – раздалось из-за двери. – Идти надо?
– Да, – обрадовалась Олеся.
– А какая сейчас остановка? – прохрипел Митрич. – Че, уже рынок? Быстро сегодня дока… ик… ик… доко… ик… ик… докатился!
Олеся подобралась и с размаху пнула дверь ногой.
Я ойкнула, хлипкая створка начала медленно падать, Олеся шмыгнула на кухню. Я бросилась за ней, обняла ее и попыталась утешить.
– Не расстраивайтесь, я сама когда-то жила с пьяницей.
– Не похоже что-то, – прошептала Олеся, вытирая лицо полотенцем, – одеты модно.
– Так мы давно развелись, – пояснила я.
– Небось ты себе хорошего нашла, – тоскливо протянула хозяйка квартиры, – где только бабы нормальных мужиков берут? Аж завидно. Я ведь не против, ну отдохни в субботу, в праздник прими для веселья, но не каждый же день!
– Лучше не связывать свою судьбу с пьянчугой, – посоветовала я, – уходите от него.
– А квартира, – встрепенулась Олеся, – добро нажитое? Телевизор, холодильник, три ковра, шесть бокалов хрустальных. И Митрич без меня пропадет.
– Здрассти, – разнеслось по кухне.
Мы с Олесей одновременно обернулись на звук. На пороге стоял растрепанный, небритый, но на вид кристально трезвый герой дня.
– Сел в маршрутку, заснул от усталости, так водила меня по башке огрел, – пожаловался он, – во народ! Понаехали в Москву, с гор спустились и свои порядки устанавливают! Так меня треснули, что не помню, как до квартиры дошел!
– Первый раз встречаюсь со случаем парадоксального отрезвления, – пробормотала я, – слышала, что алкоголику надо уши сильно потереть, вроде это помогает.
Олеся почесала щеку.
– У Митрича особенность такая. Если его по башке охреначить, он станет как стекло!
– Остекленевший, – не удержалась я.
– Не, трезвый, – возразила Олеся.
– Оригинально, – удивилась я. – Вы не пробовали бить мужа по голове каждый раз, когда он водкой наливается?
Олеся потупилась.
– Пользуюсь. Помогает отлично.
– Че у нас с дверью в туалет? – мирно спросил Митрич, протискиваясь за стол. – Опять упала?
Олеся кивнула, алкоголик поморщился.
– Ну народ! Кривой дом соорудили! Десятый год в нем живем, и створка все время валится. Все! Надоело ее чинить! Сделаю занавеску!
– Не надо, – встревожилась Олеся, – без двери неудобно.
– Привыкнешь, – сурово распорядился муж.
– Если повесить портьеру на толстую деревянную палку, тоже неплохо получится, – дала я Олесе совет, – хотя нет стопроцентной уверенности, что она при падении Митрича по башке огреет.
– Давай борща! – стукнул кулаком по столу Митрич.
– Ты его съел, – ответила жена.
– Когда?
– В обед, – терпеливо сказала Олеся.
– Я сегодня не жрал, – нахмурился муж.
– Еще как нахлебался, – вздохнула жена, – три тарелки слопал и водкой запил.
– А не ври-ка, – начал закипать алкоголик, – я только с работы пришел, ноги от ходьбы гудят.
– Вроде бы ты откуда-то на маршрутке ехал, – поддела его жена.
– Вы ходите на службу в майке, трениках и небритый? – вмешалась я в их разговор.
– Погодите, мама, – отмахнулся от меня, словно от надоедливой мухи, Митрич, – вас в гости не звали, коли сами приперлись, жуйте тряпку, лучше б дочь нормально воспитали.
– Побойся бога, – всплеснула руками Олеся, – моя мать пять лет как померла, ты еще на поминках редькой в масле объелся!
Лоб Митрича собрался складками, брови сдвинулись к переносице.
– А и правда, – загудел он, – что ж это получается? Она вернулась? За что мне такое? Сгиньте, мама, ваше время истекло, дайте людям пожить нормально. Кыш на тот свет!
Олеся схватила с плиты эмалированный ковшик и треснула мужа по затылку. Митрич ударился лбом о стол, икнул, потом принял вертикальное положение и спросил:
– Какой месяц на дворе?
– Октябрь, – ответила я.
– Зима пришла, – мечтательно протянул Митрич, – надо бы к мамке в Ковров скатать. Чеснок сажать пора, одна живет мамонька, помочь ей, кроме сына, некому.
Олеся быстро перекрестилась.
– Померла она, слава богу.
Митрич привстал.
– Давно?
– В две тысячи первом, – радостно сообщила жена.
– Что, совсем убралась? – растерялся муж.
– Кабы наполовину, я б давно сама на кладбище оказалась. Очень требовательная женщина, все ей поперек характера было, – призналась Олеся, – дочерей извела, зятьев, одну меня догрызть не успела, вылезла я из ее когтей живая.
– Так я сирота? – взвыл Митрич. – Ой, горюшко!
Олеся открыла шкафчик, добыла оттуда чугунную сковородку, размахнулась…
– Стой, – испугалась я, – понимаю, что ты ударами его переключаешь, как радиоприемник с одной станции на другую, но мне с ним поговорить надо, а чугунина очень тяжелая.
– В самый раз, – азартно выкрикнула Олеся и опустила сковородку мужу на темечко.
Лоб Митрича снова встретился со столом, пьянчуга коротко икнул, выпрямился, улыбнулся и сказал:
– Вставать на службу пора! Утро красит ярким светом стены древнего Кремля, просыпается с рассветом вся советская земля!
Олеся опустилась на табуретку.
– Теперь можете говорить, Митрич в адеквате. Только у него сейчас вроде как шесть утра, но это беседе не помешает.