Страница 5 из 5
- Нас начнут искать часа через три. Сейчас люди только возвращаются с охоты.
- Давай прыгать.
- Я уже не могу.
- Надо заставить себя.
- Чудак, пятьдесят градусов - это переохлаждение организма. В двадцать градусов можно согреться, если прыгать или бегать. А сейчас пятьдесят.
- Тогда надо идти. Ты сможешь найти путь к проселку?
- Ты же видел, как трава сходится за машиной. Как на болоте ранней осенью, когда еще тепло.
.
Мунко соскочил с буфера и начал кататься по земле, ударяя себя локтями по бокам что было сил.
- Все! - крикнул он. - Степанов, поверни ключ, а я пока погреюсь.
- Если заведется, - сказал Ванган, - я обязательно соберу томик всех анекдотов, какие только знаю.
- И я тебе пришлю из Москвы штук пятьсот новых.
- Пятьсот - это ты перегнул.
Ключ показался Степанову теплым - так он был холоден.
, - подумал он.
Мотор заныл, словно человек с воспалением надкостницы.
Мунко перестал кататься по земле, поднялся и зло ударил ногой передний скат.
- Сволочь! - крикнул он. - Тыква!
- Где у тебя заводная ручка? - спросил Степанов. - Садись к стартеру, а я пойду крутить. Я в унтах, мне пока еще можно стоять на земле.
- Нет у меня ручки! - крикнул Мунко. - Нет! Он всегда заводился без ручки.
Где-то совсем неподалеку завыли волки. Они выли хором, на несколько голосов, - тревожно, как люди.
- Мунко, - сказал Степанов, - подкачай побольше бензина в карбюратор. Важно, чтобы он схватил, пусть только он хоть раз схватит.
Ванган сказал:
- Если бы сейчас был день, я бы навадил волков прямо на нас. Я умею их подманивать. Мы бы убили волка и погрели руки в его горячем брюхе. Часа два можно было бы греть руки.
- Накачал! - крикнул Мунко. - Бензин даже переливает.
- Я бы тоже кое-что сделал, - сказал Степанов Вангану. - Конечно, анекдоты - это твое. Ты застолбил прекрасную тему. Но я бы тоже что-нибудь сделал.
Он повертел ключом в замке, опасаясь включить стартер.
- Давай, - сказал Ванган. - Прошло сорок девять минут. Была не была включай...
Мотор снова заныл, но сотрясения, рождаемого динамическим ударом искры - символа тепла, который предшествует движению, снова не было.
Степанов вылез из кабины, с трудом переставляя задеревеневшие ноги. Он подошел к радиатору и открыл крышку чужими пальцами, которые стали казаться ему огромными, но при этом невесомыми, словно сделанными из пластика.
Сахарный, в узорах, лед был в радиаторе.
...А паренек забрался на рыбацкий катер по канату, который ему бросили с кормы в пенное, зеленое море, и в это время выглянуло солнце, и все окрест стало истинным, реальным. Катерок сделался грязно-синим, чайки - серыми, море - бурым, но и такими они были прекрасны, потому что все было полно движения, а паренек рассказывал рыбакам, сидевшим на корме, про то, как он успел доплыть к ним, взяв упреждение, весело смеялся, и капельки теплой воды на его коричневом теле посверкивали остро-синим, когда лучи солнца отражались от моря, отдав ему часть своего извечного и разумного тепла...