Страница 11 из 70
Быстро передвигаясь по тенистой беседке, она полила индейское каучуковое деревце, аспидистру и камелии. Выпрямившись, поставила лейку и стянула с себя нарукавники. Забросив их на полку, где лежали ее садовый совок, перчатки и лопата, Рейчел развязала тесемки передника и повесила его вместе с соломенной шляпой на гвоздь, вбитый в одну из стоек беседки, на которых крепились решетки. И направилась к дому.
Едва войдя в кухню, она сразу же увидела Лейна. Он сидел за столом, широко расставив ноги, между которыми стоял Тай. Осторожно держа в руках револьвер, Лейн демонстрировал его мальчику.
– Что вы делаете? – вскричала она голосом громким и резким, как у торговки рыбой.
Лейн и Тай ответили одновременно.
– Он показывает мне револьвер.
– Показываю ему револьвер.
Дельфи стояла у раковины, погрузив руки в воду по локти, и смотрела на происходящее через плечо. Рейчел бросила на нее мрачный взгляд, а потом, протянув руку и впившись пальцами в плечо Тая, оттащила его от Лейна и прижала к своей юбке, словно желала защитить.
– Мама, мне больно, – захныкал Тай, пытаясь вырваться.
Рейчел разжала пальцы, но по-прежнему сердито смотрела на Лейна. Лицо его помрачнело, взгляд стал непроницаемым. Он не убрал револьвер в кобуру, а только положил его себе на колени жестом, исполненным почти чувственной фамильярности.
– Я была бы вам очень признательна, если бы вы убрали ваш револьвер, Лейн Кэссиди.
Он не пошевелился, и тут Рейчел утратила контроль над собой, и это незнакомое чувство совсем не понравилось молодой женщине.
По выражению его лица было очевидно, что он слышал ее слова и остался к ним совершенно безразличен.
– Прошло чертовски много времени с тех пор, как я перестал получать от вас замечания…
– Тай, выйди из комнаты.
– Но, мама…
– Выйди немедленно. – Рейчел повернулась к Дельфи. – Будьте добры, побудьте с ним в гостиной минуточку, прошу вас.
Рейчел даже не пыталась сделать вид, что улыбается. Сложив руки на груди, она старалась овладеть собой. Отведя взгляд от темных задумчивых глаз человека, сидевшего за столом, она заставила себя сделать долгий глубокий вдох.
Дельфи вытерла руки, пересекла кухню и взяла Тая за руку. Взглянув на Рейчел так, словно его мать внезапно превратилась в другого человека, малыш без всяких возражений вышел из комнаты вслед за Дельфи. Рейчел молчала, пока не услышала, что дверь гостиной закрылась за ними. Лейн не шевелился.
– Простите меня, но я не могу, чтобы Тай подвергался опасности.
Лейн раскрыл ладонь своей свободной руки и показал ей шесть блестящих патронов.
– Револьвер не заряжен.
Рейчел почувствовала, как ее напряжение спадает. Она хотела уже поднять руку, чтобы откинуть с виска мокрую прядь волос, но вдруг, заметив, что пальцы у нее дрожат, тут же опустила руку.
– Неважно, заряжен револьвер или нет. В этом доме нет оружия, и в будущем я не намерена таковым обзаводиться.
Лейн по-прежнему внимательно смотрел на нее, переводя взгляд своих черных глаз с ее ног на волосы, и возвращался к ее глазам.
– Вы должны знать: чем больше вы что-нибудь ему запрещаете, тем скорее окажется, что он прямиком устремляется именно к этому.
– Тай не такой. Он не похож на…
– На меня?
Не в состоянии больше выносить его пронзительный взгляд, она повернулась и подошла к задней двери. Она стала у самой сетки, защищающей от насекомых, надеясь, что поднимется ветерок, залетит в дом и принесет хоть немного прохлады.
– Вы прекрасно знаете, что я не это имею в виду, – она попыталась разубедить его. – Я хотела сказать, что…
– Вы хотели сказать, что не желаете, чтобы ваш сын кончил, как я. А хотите ли знать одну вещь, Рейчел? Я очень надеюсь, что с Божьей помощью этого не случится. Надеюсь, что у него будет все, что нужно, пока он будет расти, что он научится читать и писать и не узнает, каково это – ходить по улицам, когда за спиной люди шепчутся на твой счет.
Повернувшись, Рейчел успела увидеть, как он заряжает револьвер – один патрон за другим, совершая ритуал, ставший его второй натурой настолько, что он делал это не глядя, руки его и пальцы действовали быстро, ловко и уверенно, и кончив, он сказал:
– Я надеюсь, что ваш сын никогда не узнает, что значит провести холодную темную ночь в одиночестве, думая о том, о чем нельзя думать, и о том, почему ему так чертовски страшно, не зная, где он добудет еду в следующий раз и доживет ли до завтрашнего заката.
Сердце у нее подступило к горлу, пока она смотрела, как он вложил револьвер в кобуру, а потом четырьмя большими шагами пересек кухню и стал прямо перед ней. Отступив на шаг, Рейчел уперлась спиной в дверной косяк.
Она не боялась Лейна тогда, не боится и теперь. Этот случай из детства Лейна, о котором он так вызывающе говорил, был ей известен. Ева Кэссиди рассказала ей все, что знала о его детстве – о том, как Чейз отдал Лейна на попечение соседки, пока сам он пытался найти людей, виновных, как он считал, в смерти матери Лейна. Самому Лейну было шестнадцать лет, когда он вспомнил отвратительный кошмар, явившийся из глубин его детской памяти: его мать, Сэлли Кэссиди, убила себя выстрелом в голову у него на глазах.
Рейчел знала, что именно причиняло ему боль и толкало на дерзкие выходки, когда он был ее учеником, но до этой минуты она не предполагала, что старые раны до сих пор крайне болезненны, все еще кровоточат в каком-то запертом уголке его души.
Лейн стал у двери; плененная грозовой мрачностью его глаз, молодая женщина почувствовала, что ее необъяснимым образом тянет к нему – тянет так, что она и представить себе не могла этого раньше. Ее привлекал зрелый мужчина, в которого он превратился, а не бунтующий юноша, которого она помнит.
Эта мысль ее отрезвила и привела в замешательство.
Его голос был тих, но она слышала совершенно ясно то, что он сказал:
– Тай никогда не вырастет таким, как я, потому что у него есть мать, которая проследит, чтобы этого не случилось.
– Мне очень жаль, – прошептала она, почти не видя его сквозь пелену слез, внезапно застлавших ей глаза.
– Никогда не жалейте меня, Рейчел.
– Я не жалею. Я просто извиняюсь.
И Рейчел продолжала смотреть на него, по-прежнему прижимаясь к косяку. Он долго стоял без движения, молча, раздумывая, искренне ли ее извинение.
Она слышала, как редко и ровно он дышит, чувствовала его внутренний жар. Вчера вечером он был покрыт щетиной, но сегодня его твердый подбородок был чисто выбрит. В нем была какая-то запретная и вместе с тем влекущая острота, вне зависимости от того, как он одет и насколько старательно скрывает эту остроту. И потом, он стоял так близко, что думать было трудно. Она попыталась оправдать свою реакцию на него тем, что ни одна женщина, вероятно, не стала бы отрицать его поразительную привлекательность.
Во рту у нее вдруг пересохло, она облизнула губы.
– Тай, наверное, беспокоится, – прошептала она.
– Наверное. Но скорее всего, он уже забыл о вашей маленькой вспышке.
– Вряд ли. У него память, как у слона. А теперь не пропустите ли вы меня, чтобы я могла достать стакан?
Лейн резко отступил в сторону. Рейчел с облегчением поспешила к буфету, открыла застекленную дверцу и достала высокий стакан. Поставив его у кувшина с лимонадом, она обернулась.
Лейн тоже подошел к столу, взял свой стакан и поднес его к губам. Он осушил его тремя большими глотками, его кадык ходил вверх и вниз. Рейчел смотрела, как капли влаги падали со дна запотевшего стакана в лужицу лимонада на овальном дубовом столе.
Лейн поставил стакан точно в середину этой лужицы, прежде чем опять взглянул на Рейчел.
– Мне нужно кое о чем спросить у вас насчет Чейза.
Рейчел налила себе лимонада и немного отпила.
– Вы намерены помириться с ним? – Рейчел улыбнулась, подумав о Еве и детях. – О, Лейн, это чудесно! Я знаю, что Ева очень обрадуется. Это будет иметь очень большое значение для…