Возлюбленный враг

— Джинни, рад тебя видеть. Нам пришлось вернуться раньше, потому что в лодке обнаружилась течь. — Засмеявшись, он бросил ей канат, который она машинально и ловко подхватила.

Какое-то мгновение Алекс сидел к ней спиной, зная, что должен повернуться, и в то же время боясь сделать это.

— Сюзанна наверняка рассказала тебе о нашем госте, — продолжал Роберт, совершенно не представлявший, какие страсти бушуют вокруг него. — Это генерал Александр Маршалл. А это госпожа Вирджиния Кортни, о которой мы говорили на днях, Алекс.

Она облегченно перевела дух. Значит, встреча с ней не окажется для него неожиданностью. Алекс тоже вздохнул с облегчением. Значит, он не застал ее врасплох.

Он встал и повернулся в лодке, закачавшейся на воде.

— Для меня это честь, госпожа Кортни. — Она стояла на берегу, улыбаясь ему, высокая и стройная, в юбке из голубого канифаса поверх белой нижней юбки из голландского полотна. Полосатый жилет из канифаса мягко облегал ее великолепную грудь, вокруг талии был повязан фартук из прочной темно-синей бумазеи. Она присела в вежливом реверансе, склонив голову с такими знакомыми ему каштановыми косами.

— Генерал, — пробормотала Джинни. — Как приятно с вами познакомиться. Уверена, что вы представляете, какое волнение и удовольствие нам доставляют вновь прибывшие.

Он ступил на пристань и оказался с ней совсем рядом, так, что мог дотронуться до нее, достаточно близко, чтобы почувствовать нежный аромат ее кожи, сиявшей здоровьем. Серые глаза были такими же ясными, как и раньше, и они не скрывали страсти, когда их взгляды встретились. Значит, ничего не изменилось — совершенно ничего. Все сохранилось между ними — и то волшебство, которое преодолело все трудности и различия их положения. И оно снова должно все преодолеть — но как?

— Вы льстите мне, госпожа Кортни, — ответил он, гадая, как долго сможет стоять рядом, не касаясь ее, сколько вытерпит, прежде чем заключит ее в свои объятия, а его губы насладятся ее неотразимой сладостью, прежде чем он забудется в ней.

Она еще раз присела в реверансе, потом повернулась к Роберту.

— Мне нужно торопиться домой, кузен. Я приезжала к Сюзанне за рецептом. Гилл скоро захочет обедать. — Ну вот, она произнесла это имя, и теперь оно встало между ними. Отвернувшись, чтобы не видеть реакции Алекса, Джинни забралась в свое каноэ. Мальчишка отвязал канат, бросив его рядом с ней. Помахав на прощание, она опустила весло в воду и отправилась к устью ручья, домой, к своему мужу.

Алекс смотрел ей вслед, чувствуя себя так, словно снова потерял ее. Сейчас он уже понимал, что ему мало только видеть ее. Да, он убелил себя, что ему будет достаточно увидеть ее, удостовериться, что она здорова и счастлива, — и он навсегда расстанется с призраком, вернется в Англию и найдет себе жену. Но сейчас он понимал, что это не так. Его голод и жажда разбушевались с новой силой, как и тогда, когда она в первый раз покинула его. И он совершенно точно знал, что и она переживает то же самое.

Джинни заливалась слезами, не зная, что это — слезы радости или отчаяния. Скорее всего и то, и другое. При виде Алекса она испытала непередаваемую радость, но в ту минуту могла думать только о том, что он так же недоступен для нее, как и раньше, до того, как снова появился в ее жизни. Страшная мука, которую она пыталась подавить столько долгих месяцев, вновь вернулась, сотрясая все ее тело, как лихорадка.

— Где ты была, черт возьми? — крикнул ей Гилл, когда она показалась из-за поворота ручья.

— У Харрингтонов, — ответила она, пытаясь говорить весело, надеясь таким образом предотвратить бурю, выдержать которую сейчас у нее не было сил. — Я хотела взять рецепт для грибного соуса, который так тебе нравится — Она подогнала каноэ к берегу и кинула ему канат. Гилл не двинулся, канат упал к его ногам, и сердце ее оборвалось. Он выглядел хуже, чем обычно, и она прекрасно знала, что его физические недуги были вполне реальными. Два ранения сильно ослабили его, и он, наверно, всегда будет ощущать последствия, однако боль вполне можно было бы уменьшить продуманным питанием и режимом, но его невоздержанность в вине лишь усугубляла болезнь. В конце концов, она свела бы в могилу и здорового человека.

— Ты не имеешь права исчезать, ничего не сказав мне, — заявил Гилл, не пытаясь помочь ей, когда она выбиралась на берег.

— Ты спал, — огрызнулась Джинни, привязывая лодку. — Если бы я разбудила тебя, ты бы отругал меня на чем свет стоит. Мне хорошо известно, что не стоит будить тебя после пьяного забытья. А если бы я ждала, пока ты проснешься, чтобы спросить разрешения каждый раз, когда мне нужно поехать куда-то, мы бы уже голодали, и все бы тут заросло…

— Придержи свой злобный язык, жена, иначе я сам это сделаю, — прошипел Гилл, хватая ее за руку и больно выворачивая ее. Она замерла, пытаясь овладеть собой.

— Ты делаешь мне больно, — тихо сказала она. Его пальцы сжались еще сильнее, и на глазах у Джинни выступили слезы. — Пожалуйста, Гилл…

— Откуда я знаю, что ты была у Харрингтонов, — заявил Гилл, не ослабляя хватку. — Шлюха — она всегда шлюха… Здесь много таких, кто с радостью воспользуется тем, что ты можешь предложить.

Сегодня от этих слов у нее все похолодело в груди, а раньше она просто отмахивалась от них. Сейчас, когда рядом был единственный человек, которому она действительно была готова отдать себя, глаза могли выдать ее. Она мгновенно опустила голову и стояла в покорном молчании, пока Гилл тяжело дышал. Наконец он отпустил ее руку, оттолкнув от себя с такой силой, что она покачнулась.

— Отправляйся в дом. — Я голоден и хочу пить, а эта никчемная девица даже не представляет, как подступиться к горшкам. И больше не смей оставлять меня одного, иначе я быстро отхожу тебя палкой!

«Трус!» — произнесла Джинни про себя. Слабый, никудышный, опустившийся трус, вымещающий свою злобу на ней. И ведь она ничего не может изменить! Он никогда по-настоящему не ударил ее, только оскорблял, щипал и толкал. А что касается закона и общества, то муж имеет право применять любые необходимые, с его точки зрения, меры, чтобы призвать к порядку невнимательную и непослушную жену. Она, конечно, могла бы пожаловаться Харрингтонам, и они посочувствовали бы ей, но и они не в силах что-либо изменить и только ощутили бы неловкость.

Гилл вошел в кухню и плюхнулся за стол, мрачно наблюдая, как Джинни жарит яйца в шипящем масле.

— Что там у Харрингтонов? — спросил он, наконец. — Том Бригхэм говорит, что там идут приготовления к празднику.

— Я говорила тебе об этом вчера вечером, — напомнила ему Джинни, понимая, что действует неосторожно, но не в силах сохранять тихую покорность. — У них гость из Англии. Он приехал по поручению парламента ознакомиться с работой Палаты самоуправления. — Она помолчала, выкладывая яичницу на тарелку. — Сюзанна сказала, что он был военным и согласился осмотреть здешние укрепления.

— И он, конечно, воевал на стороне парламента, — заявил Гилл, принимая тарелку без единого слова благодарности.

— Надо думать, — ответила Джинни. — Раз он приехал по поручению парламента, то это разумный вывод. Как бы то ни было, — быстро продолжила она, — на следующей неделе у Харрингтонов будет очень много народа со всей округи. — Она занялась грибами, заметив при этом. — Я пообещала Сюзанне помочь ей готовить. Если только ты не запретишь мне, я должна буду провести два дня перед торжеством у Харрингтонов. Я расскажу Лиззи, как заботиться о тебе должным образом.

— Как я могу запретить, если ты уже пообещала? — проворчал Гилл.

— Это сущий пустяк по сравнению с их добротой, — произнесла Джинни и тут же пожалела об этом, увидев, как вспыхнуло лицо мужа.

— Ты обвиняешь меня в неблагодарности? — спросил он с негодованием.

— Я просто излагаю факты. — Она пожала плечами. — Мы перед ними в долгу и только небольшими услугами хотя бы частично отплатим им за доброту. Однако я была бы рада, если б мы смогли обойтись без их помощи еще до начала зимы. — Она произнесла последние слова, уже готовая к очередной гневной тираде, но в этот момент ей было безразлично, разозлит она его еще больше или нет. — Ты должен поехать в Джеймстаун, когда придут следующие корабли, и нанять людей, чтобы мы могли вернуть твоему кузену его работников. Уверена, что они ему самому пригодятся.