Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 49

При этом на жизнь этого самого народа она влияет самым непосредственным образом, и зачастую сильнее, чем все три остальные. Что могут сделать правитель ство, парламент, суд и прокуратура? В худшем случае могут посадить в тюрьму или убить. Пресса же может значительно больше. Она может изменить сознание.

Поэтому, на мой взгляд, Путин все делает правильно. Он ставит прессу под контроль вполне легитимной исполнительной власти. Принципы классической демократии восстанавливаются. Опять – три власти, принцип сдержек и противовесов, все понятно, как работает. Нет сбоев в работе конституционных основ, вызванных шумами СМИ.

А народ? – спросите вы. А что народ? Народ будет вести себя так, как он обычно себя вел в подобных ситуациях. Он будет относиться к СМИ (и к ТВ в частности, и в самой большей степени) как к правительственным дацзыбао, в которых, помимо положенной развлекухи, услышит и прочитает оценку правительством работы правительства. «И лично дорогой Леонид Ильич…» Если хвалят Пупкина – значит, на повышение готовят, если ругают – то не жилец, скоро уволят. А что, в определенном смысле даже информативно.

Но, я здесь не побоюсь повториться, для принятия электорального решения мнение этих СМИ для народа станет – ноль. Зачем корячились, уважаемые?

Все понятно и хорошо. А за правдой и мнением народ пойдет в другое место, к другим источникам. Что из этого получится, один Бог знает. Как бы не кровь и поножовщина. Ведь эти альтернативные источники никто не контролирует, да и контролировать их невозможно. У них нет даже такого удалого хозяина, как Гусь. И лицензию не отберешь, поскольку ее нет. Вылезет какой-нибудь новоявленный Кашпировский и будет на стадионах проводить «сеансы» (прямо по фене). А потом раз – и к топору. Эффект самых невинных СМИ может быть абсолютно непредсказуемый. Я уверен, московские власти не ожидали такого «бессмысленного и беспощадного бунта», который произошел после показа на уличных мониторах матча Россия – Япония. Я лично был в шоке.

Для того чтобы контролировать самиздат, в Совке приходилось держать огромную машину подавления с КГБ, доносами и психушками. Сейчас это невозможно в принципе. Даже если предположить, что это в планах.

Сегодня потребность людей в самиздате резко сократилась, поскольку всю необходимую информацию можно легко найти в легальных СМИ. Но если по мере «врастания КГБ в капитализм» свободный доступ к независимым источникам информации будет ограничен, а соответственно (эти две вещи, безусловно, связаны) доверие к официальным СМИ будет падать, то разовьется такой тотальный самиздат, в значительной степени анонимный, что результаты воздействия этого самиздата на головы наших граждан, как я уже говорил, предсказать невозможно, как невозможно было предсказать результат футбольного матча.

Я перечислю только несколько слов, которых не существовало в легендарные времена застойного самиздата.

Видеомагнитофон, DVD-плеер, CD-плеер, спутниковое телевидение, кабельное телевидение, Интернет, персональный компьютер, дискета, сотовый телефон, ксерокс, факс, принтер, мини-типография, поездки за границу… Уф, по-моему, достаточно. Если что и забыл, так это только лишний раз доказывает, что начнись тотальный самиздат в наше время, бороться с ним будет невозможно, даже если сильно сочувствовать этой идее. А степень воздействия и охват этого тотального самиздата будут таковы, что невинный застойный самиздат будет напоминать «детскую игру в крысу».

И самое, на мой взгляд, главное – этот самиздат в значительной степени не будет оппозиционно-политический (хотя и такой тоже), а это окажется такая абракадабра в духе «Аум сенрикё» плюс «все чиновники-пидарасы».

Мне – страшно. А вам?

– Да любой начальник думает, что добился народной любви.

– Нет, мне кажется, Ельцин такого про себя не думал. Он понимал, он эту трагедию осознавал. Посмотрел рейтинги свои перед выборами 96-го года – и все понял. Тогда и поднялся… Кстати, а что на международной арене было в 84-м?

– Как что? Да Олимпиада же! В Лос-Анджелесе.

– Точно! Как сейчас помню, мне принесли майку с символикой Лос-Анджелесской олимпиады, хорошую майку, американскую, и по достаточно сходной цене… И я, типа, зассал ее покупать – ну как я ее надену? Как? Надену, пойду – и тут же мне ласты скрутят… Что ж, скажут, вы себе такое позволяете…





– Там какая-то интрига была, с этими Олимпиадами.

– Ну, они не поехали в Москву из-за Афгана, а мы, в отмазку, к ним не поехали.

– Мы что-то с этого поимели?

– Ничего не поимели. Они там отбегали свое, отпрыгали, а потом в 86-м Тернер с Горбачевым смастырили Игры доброй воли, чтоб их опять соединить, этих спортсменов.

– То есть это была такая последняя реальная попытка удавить Соединенные Штаты.

– Абсолютно беспомощная. Но и их попытка удавить Совок в 80-м году была тоже беспомощная. Потому что атлеты из многих стран приехали, просто ходили под белым олимпийским флагом, а не под флагом страны. А спортсмены США потеряли олимпийский цикл… Ну, Рейган! Он же тоже был ортодокс из ортодоксов…

– Сказал, что сломает империю зла, – и сломал! Видимо, он посмотрел на наших сонных полумертвых начальников и сказал – эту публику я сделаю одной левой.

– Но и, как мы уже обсудили, с нефтью случилось непредвиденное.

Комментарий Свинаренко

Самый конец 84-го года я провел на курсах в ВКШ – так называемой Высшей комсомольской школе, это напротив усадьбы «Кусково». Я туда поехал с радостью – на работу ж не ходить. А на лекциях я иногда бывал. Как сейчас помню, нам рассказывали, что в СССР появились индианисты – такие фэны краснокожего образа жизни, которые отпуска проводили в вигвамах под кличками типа Бешеный Бизон (вот вам, пожалуйста, и еще одно направление альтернативной культуры). Из этого вытекало, что надо усилить воспитательную работу среди молодежи. Помню, выступал перед нами один телефункционер, впоследствии, как водится, большой демократ. Его спрашивают: а что вы станете делать, если американцы, как обещают, начнут через спутник транслировать свои телепередачи на наши комнатные антенны? Ответ был такой: а мы этот спутник собьем ракетой.

Заявление громкое, но голословное. Общий же тон этих курсов подтверждал – правда, я это только задним числом сообразил, – что Совок сдувается. Нам там много рассказывали про психологию, про то, что беседы с подчиненными иногда лучше проводить за журнальным столиком в углу кабинета, сидя в креслах – как бы на одном уровне. То есть партия уже не приказывала, а уговаривала. Сюда же и история про моего знакомого Колю, комсомольского функционера: ему объявили, чтоб собирался на работу в глухой Износковский (красивое название) район, с формальным повышением в должности, и он вынужден был согласиться. А на другой день объявил, что не поедет – жена против, не хочет детей сдергивать. Так функционеру за это ничего не было! И жене ничего не было. Теперь, наверное, они часто про ту ситуацию вспоминают.

– А мне, не поверишь, выпадали дежурства по всем номерам, как хоронили генсеков. И система постепенно отладилась! Навели порядок… Вот смотри. С Брежневым я в пять утра номер подписал. С Андроповым – в двенадцать ночи. А с Черненко – в 21:00, строго по графику. Поскольку уже все болванки были готовы, все написано – что, значит, партия еще тесней сплотилась вокруг ленинского ЦК.

Уже лежал готовый отклик передового кузнеца на смерть генсека – откуда он, кстати, знал, гад, что Черненко помрет? У меня был морально-нравственный облик неважный, и как-то некрасиво получалось, что именно я на такие дежурства попадаю… Я ходил по редакции такой пьяный, счастливый, гордый… Хотя – что же это мы вперед забегаем? В 84-м Черненко же был практически жив…