Страница 94 из 98
Рим и Италия утратили то место, которое им отводилось в имперской концепции юного императора Оттона III, полугрека-полунемца. Вместе с тем весьма примечательным представляется тот факт, что Италия была сохранена в сфере влияния Германского королевства. Генрих II не отказался от нее, несмотря на обилие проблем, с которыми ему пришлось столкнуться как к северу, так и к югу от Альп. Разумеется, это не было единоличным решением короля: поддерживавшая его знать воспринимала бы утрату Италии как собственное унижение. Провозглашение Ардуина королем она рассматривала как несправедливость, причиненную итальянцами немцам. Отстаивание чести короля в Италии делало представителей различных германских племен немцами. Здесь действовала коллективная воля, несомненно, принадлежавшая к числу наиболее сильных факторов формирования Немецкого государства и немецкой нации. Франки, баварцы, саксы, лотарингцы, тюринги и швабы ощущали собственную сопричастность к блеску короны, носитель которой властно выступал в Италии, приобретал императорское достоинство и господствовал, как мог, в Риме. Правление Генриха II отнюдь не подводило черту под имперской политикой немецких королей, не свидетельствовало об отказе от нее, но лишь служило очередным этапом ее развития. Впереди были славные в истории Священной Римской империи времена Салиев и Штауфенов.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Самый значительный из представителей Саксонского королевского дома Оттонов (919-1024) Оттон I (936–973), еще при жизни прозванный Великим, основал традицию соединения восточнофранкско-германского королевского достоинства с императорским титулом. При этом он следовал примеру Карла Великого, в свое время восстановившего империю на Западе. Хотя императорская власть с тех пор и утратила свое универсальное значение, она по-прежнему оставалась частью каролингской традиции, которую стремились поддерживать. Выражением этой традиции служат выбор Оттоном I Ахена в качестве места своей королевской коронации в 936 году и завоевание в 951 году Лангобардско-Итальянского королевства. Одержанная в 955 году Оттоном I победа над язычниками-мадьярами на берегу реки Лех зарекомендовала его как защитника христианства — и всё это в совокупности подготовило императорскую коронацию 962 года. С тех пор итальянская и, шире, имперская политика, включавшая в себя поход в Рим для совершения обряда императорской коронации, становится неотъемлемой составной частью политики германских королей. Как и Карл Великий, Оттон I рассматривал миссионерскую деятельность среди язычников в качестве важнейшей задачи христианского императора, чем и было обусловлено учреждение в 968 году Магдебургского архиепископства как центра для распространения христианства в Восточной Европе, а это, в свою очередь, служило наглядным свидетельством единства проводившейся им итальянской и восточной политики.
Оттон II в основном продолжил политическую линию отца. Однако Оттон III захотел большего. В своем визионерском преклонении перед римской античностью он хотел сделать Рим столицей цивилизованного мира, резиденцией папы и императора одновременно, средоточением христианства и всемирного господства. Замыслив «великое, почти невозможное», как удачно подметил современник, Оттон III потерпел неудачу. Генрих II радикально изменил политический курс своего предшественника, возвратив Германии роль политического центра Империи и тем самым в основном вернувшись в русло политики, проводившейся Оттоном I.
Сознательное следование немецкими королями каролингской традиции включало в себя два основных компонента: 1) связь с папством: немецкие короли считались защитниками римской церкви и ее светских владений; 2) обладание бывшим Лангобардским королевством: немецкий король одновременно считался и «королем лангобардов», то есть объединял личной унией Германию и Италию. Поскольку германский король мог в качестве правителя лангобардов претендовать и на лангобардские княжества южнее Рима, возникали конфликты с Византией.
Таким образом, каролингская имперская традиция служила хорошим оправданием для восстановления империи в Западной Европе, однако реализация этого замысла была вопросом власти. Необходимыми для этого властными полномочиями обладал Оттон I, но его королевство, несмотря на все свое могущество, лишь в политическом отношении занимало доминирующее положение. И только императорская корона обеспечила Оттону I более высокое, по сравнению с другими королями, достоинство. К притязаниям на политическое доминирование среди других правителей Европы добавились универсальность и большая сакральность. В свою очередь, универсальный характер императорской власти оправдывал господство над негерманскими территориями Империи. Играла свою роль и эсхатология. В политико-теологических представлениях Средневековья Римская империя была последним из великих всемирных царств, чередование которых и составляло историю человечества. Римская империя, включенная в Священную историю, обеспечивала непрерывность исторического процесса до пришествия Антихриста. Поэтому и возлагалось так много надежд на императора, стоявшего во главе христианского мира, призванного защищать его от врагов, отстаивать и распространять истинную веру посредством миссионерства и войны против язычников. Вот почему средневековая Римская империя — Священная Римская империя — была, начиная с Оттона 1, неразрывно связана с Римом и папством. Унаследованная от римской античности идея всемирного господства Империи слилась с универсалистскими притязаниями папства на влияние среди христианских народов. Поднявшись на вершину иерархии светских правителей, Оттон I, а за ним и все его преемники в качестве главы Римской империи ощущали себя законными наследниками Карла Великого и древних римских императоров. Сила Империи Оттонов в том и заключалась, что она всегда могла ссылаться на свою традицию, на связь с поздней Римской и Каролингской империями.
Предпосылки имперской политики и особенно важнейшего ее компонента — итальянской политики Оттона I и его преемников, равно как и ее последствия, чаще всего оценивались в национально-политическом аспекте, что не может быть признано удовлетворительным решением. Многократно задавались одни и те же вопросы: чем была императорская корона, которую более восьми веков носили немецкие короли, для немцев — проклятием или благом? Положил ли Оттон I начало той национальной трагедии, которая выразилась в «особом» историческом пути немцев, в победе князей над центральной королевской властью, в политической раздробленности Германии, что в совокупности привело к гипертрофированному национализму немцев в XIX и XX веках и к национал-социализму? А может, восстановленная Оттоном I Империя, претендовавшая на универсальный характер, соединявшая в себе светскую власть с авторитетом духовного вождя христианского мира, была весьма перспективной попыткой объединения Европы с помощью имевшихся в его распоряжении средств и возможностей?
Как эти вопросы, так и ответы на них, сводящиеся к выяснению пользы или вреда, принесенных итальянской политикой королей и императоров средневековой Германии, можно считать давно изжившим себя анахронизмом. Каждая эпоха живет по своим собственным законам, и имперская идея служила лейтмотивом политики Оттонов, равно как и следовавших за ними Салиев и Штауфенов. Их борьба за императорскую корону и господство над Римом и Италией хотя и были сопряжены с большими жертвами, однако всесторонние связи с древней культурной страной Италией оказывали весьма плодотворное влияние на политическую, хозяйственную, религиозную и культурную жизнь Германии. Итальянская политика, несмотря на все сопряженные с ней жертвы, в целом отвечала интересам страны. Для немецкого правителя тогда не могло быть вопроса, где его страна извлечет большую выгоду — в Италии или в Восточной Европе. Таким образом, итальянская политика явилась причиной не упадка, а подъема Германии во всех областях.
Главный недостаток критики средневековой Римской империи и проводившейся ею политики заключается в том, что критерием оценки деятельности императоров сплошь и рядом служили интересы отдельных европейских народов, тогда как Священная Римская империя выросла из древнеримского представления об универсальной всемирной империи и носила, таким образом, универсальный, а не национальный характер, поэтому понять ее можно лишь с позиций политического универсализма. Критики имперской политики германских королей выдвинули альтернативу: итальянская политика или восточная политика, подразумевая, что подлинным интересам Германии отвечала экспансия в Восточной Европе. Однако в такой аргументации заключается фактическая ошибка. Проводившаяся Оттоном I восточная политика (при его преемниках характер этой политики менялся, временами весьма существенно) была теснейшим образом связана с его итальянской политикой. Миссионерство казалось ему главной задачей. По христианскому представлению, это было обязанностью любого короля, а тем более императора. Миссионерство — задача, которую должны были решать церковь и Империя совместно.