Страница 46 из 98
Впрочем, Оттон I и не отказался бы от Апулии и Калабрии и в качестве приданого за невестой. Что касается Капуи и Беневента, то они, по мнению Оттона I, вообще не могли быть предметом торга. Хотя Византия и претендовала на них, однако он рассматривал эти лангобардские княжества как часть древнего Лангобардского королевства, короной которого он теперь обладал. Вместе с тем, рассказывая об этих событиях тысячелетней давности, мы не будем даже предполагать наличие у Оттона I намерения объединить политически раздробленную Италию. Это, разумеется, не означает, что людям X века были совершенно чужды представления о королевстве как стране, населенной людьми, говорящими на одном языке. В отчете Лиутпранда Кремонского о его посольской миссии в Константинополь по этому поводу высказываются интересные соображения: в споре с Никифором Фокой по территориальной проблеме, доказывая, что Капуа и Беневент должны входить в состав империи Оттона I, он приводит в качестве аргумента тот факт, что жители этих княжеств говорят на языке Итальянского (то есть Лангобардского) королевства. Апулия и Калабрия при этом не упоминаются. Очевидно, речь их обитателей весьма сильно отличалась от лангобардского диалекта, что не позволяло говорить о принадлежности их к Итальянскому королевству, политически в состав которого они и не входили — лангобарды в свое время не дошли до тех мест. Впрочем, согласно каролингским представлениям, разделявшимся Оттоном I и его советниками, Итальянское королевство должно было включать в себя весь полуостров, во всяком случае, и Апулию, которую германский император собирался отобрать у греков и возвратить в состав своего Итальянского королевства. Проблема заключалась в том, что со времени упадка Каролингской империи вся Италия опять стала сферой интересов Византии. Возрастание здесь византийского влияния проявилось и в том, что итальянские правители стремились заключать династические браки с царевнами из Константинополя.
Уверенный в успехе, Оттон I вскоре покинул Капую и отправился в Беневент. 16 февраля он уже прибыл туда, о чем свидетельствует составленная там дарственная грамота аббату Герсфельдского монастыря за его верную службу. В марте император, полагая, что греки не отважатся выступить против него с оружием в руках, двинулся из Беневента в Апулию, чтобы завладеть этой областью и по крайней мере использовать ее в качестве залога в ходе дальнейших переговоров с Византией. С немногочисленным немецко-итальянским войском он приступил к осаде хорошо укрепленного города Бари, уже около ста лет являвшегося опорным пунктом греков в Южной Италии. Однако Оттон I вскоре убедился, что, не имея флота, он не сможет взять город, хотя и опустошил мечом и огнем все его окрестности. Ему не оставалось ничего иного, как снова стать на путь переговоров с Византией. Тем охотнее он послушался совета Лиутпранда Кремонского, рекомендовавшего в обмен на отказ от Апулии и Калабрии получить в жены Оттону II византийскую царевну.
Не теряя времени, поскольку Никифор не терпел проволочек, в Константинополь был направлен с надлежащими полномочиями и подарками Лиутпранд, владевший греческим языком и потому считавшийся пригодным для исполнения этой миссии. 4 июня 968 года он прибыл к месту назначения, а тем временем Оттон I с сыном и войском покинул Апулию и направился в Рим. Совет Лиутпранда Кремонского был разумным, полезным как для немцев, так и для Византии. Уступая области на юге Италии, Оттон I терял то, что и так не принадлежало ему, зато избегал трудной и опасной борьбы. Никифору примирение с новым западным императором давало возможность бросить все силы против общего врага христианского мира — сарацин.
Благодаря посольству Лиутпранда Оттон I получил короткую передышку в решении итальянских проблем, что позволило ему всецело посвятить себя германским делам. И территориально он теперь был ближе к родине — в гористой местности близ Пистои, где легче было переносить летнюю жару. Впрочем, и в те дни он не мог полностью отгородиться от забот своих итальянских подданных, о чем говорят дошедшие до нас дарственные грамоты, коими император пожаловал владения, права и привилегии и гарантировал защиту монастырям Сан-Винченцо и Монте-Кассино, расположенным в Южной Италии, на территории, из-за которой и шел спор с Византией — наглядное подтверждение того, что Оттон I вовсе не отказался от собственных намерений.
В Германии же ситуация к тому времени существенно изменилась. 2 февраля 968 года умер епископ Хальберштадтский Бернгард, занимавший епископскую кафедру на протяжении тридцати четырех лет и пользовавшийся большим авторитетом благодаря своему благочестию. Именно Бернгард был наиболее непримиримым противником учреждения Магдебургского архиепископства, и теперь не стало этого последнего препятствия. 2 марта скончался сын Оттона I, архиепископ Майнцский Вильгельм. Хотя он первоначально и противился планам Оттона I относительно создания Магдебургской метрополии для обеспечения христианской миссии среди язычников-славян, однако в конце концов, видимо, ослабил сопротивление: на Равеннском синоде 967 года сохранялось лишь противодействие со стороны епископа Хальберштадтского. В остальном Вильгельм был надежным помощником Оттона I. 14 марта последовала смерть вдовствующей королевы Матильды, матери Оттона Великого. Для избрания нового архиепископа Майнцского Оттон I послал из Италии аббата Герсфельдского монастыря, который всюду его сопровождал. Он должен был сделать все возможное, чтобы преемником Вильгельма стал человек, полностью разделяющий планы Оттона I относительно Магдебургского архиепископства. Выбор пал на аббата Фульдского монастыря Хатто, активно содействовавшего проведению императором итальянской политики. Новым епископом Хальберштадтским стал Хильдевард.
Обоих вновь избранных прелатов Оттон I вызвал к себе в Италию, чтобы обсудить с ними магдебургский вопрос еще до того, как они будут рукоположены в сан. Для этого в начале октября в Равенне был специально созван синод. Получив от Хильдеварда согласие на уступки, необходимые для учреждения Магдебургского архиепископства, Оттон I утвердил его в должности. При этом новый аббат продемонстрировал императору свою лояльность, заявив, что было бы недостойно из желания получать десятины препятствовать делу, свершаемому во благо церкви. В подтверждение искренности сказанного он тут же согласился передать Магдебургскому архиепископству часть своей епархии. Новый архиепископ Майнцский Хатто дал письменное согласие на создание Магдебургского архиепископства для славян Восточной Европы и уступил в его пользу епископства Бранденбургское и Хафельбергское. Присутствовавшие 34 епископа своими подписями скрепили эти соглашения. Первым архиепископом Магдебургской епархии был поставлен Адальберт, бывший монах монастыря Св. Максимина в Трире, некогда рукоположенный в качестве епископа для Руси, куда он и отправился с миссией, закончившейся, правда, безрезультатно. Это был уважаемый, хорошо образованный человек, благодаря знанию славянского языка, как никто другой пригодный для исполнения новой должности.
Завершив столь важное дело, служившее предметом его забот на протяжении последних пятнадцати лет, Оттон I вновь обратился к проблеме взаимоотношений с Византией. Со времени отъезда Лиутпранда Кремонского прошло уже более четырех месяцев, а от него не поступало никаких вестей. Как впоследствии выяснилось, на то были свои причины. Единственным источником, подробно сообщающим о посольстве Лиутпранда, является составленный им отчет императору. Не имея возможности проверить путем сопоставления его достоверность, мы вынуждены довольствоваться им, хотя некоторые его недостатки очевидны. Прежде всего бросается в глаза тщеславие Лиутпранда, его стремление показать себя, полное отсутствие дипломатического такта в общении с греками, ненависть к ним, лишавшая его способности непредвзято излагать факты. Даже если допустить, что у него не было причин с симпатией относиться к императору Никифору Фоке, его карикатурное, пасквильное описание способно вызвать лишь чувство недоумения и настороженности по отношению к тому, кто дал подобную характеристику. Столь разнузданные поношения византийского императора не имеют, по мнению историков, равных себе. Как дипломат Лиутпранд оказался не на высоте, и в целом неуспех миссии в какой-то мере на его совести.