Бирон

Хотя после смерти Августа III претензии принца Карла на курляндский престол стали беспочвенными, Бирон терял сторонников. Многие воздержались от присяги; другие (ландгофмейстер Ховен, обер-гауптманы Гейкинг и Мирбах, ряд гауптманов) перешли в открытую оппозицию. Побывавший в Курляндии князь М. Дашков в марте 1764 года полагал даже, что Бирону «без русских солдат отнюдь здесь не княжествовать: столько от курляндских дворян непочтен». В 1766 году Екатерина уже открыто пригрозила противникам герцога, что прикажет «корпусу войск своих в Курляндию вступить и расположить в маетностях противомышленников и ослушников на собственное содержание их». Но сама она уже смотрела на «собственного герцога» как на вздорного старика, не выучившегося к 70 годам «ласково и учтиво обходиться с людьми». Ему же она терпеливо указывала, что «предпочтительнее достигать намерения своею умеренностью, нежели силою».

Посла Симолина беспокоило, что герцог не отмечал «ласками» и наградами преданных дворян и в то же время не проявлял твердости в обращении с противниками, хотя порой и грозил их «разорить». Но ради чего было стараться? Некогда энергичный и властный, Бирон теперь все меньше занимался делами, передавая их старшему сыну Петру. Что же осталось от былого величия? Пожалуй, только любимые резиденции и дворцы, напоминавшие о лучших днях, силе и славе. Уже в 1763 году замершее на двадцать с лишним лет строительство было возобновлено. Многое приходилось создавать заново: паркет, деревянные панели, печи, живописные плафоны в свое время были отправлены в Петербург и теперь украшали залы Летнего, Зимнего и Аничкова дворцов. Бирон без особого труда уговорил великого Растрелли переехать в Митаву и назначил его «обер-интендантом герцогских построек». Но для самого зодчего — «обер-архитектора, генерал-майора и кавалера графа де Растрелли» — это был уже закат карьеры. Его время также закончилось, и императорский двор более не нуждался в его причудливой барочной роскоши.

Министр Симолин поручил зодчему отстроить заново обветшавшую православную церковь Симеона Богоприимца. Под руководством старого мастера восстанавливались и переделывались интерьеры дворцов в Рундале. Но даже в обустройстве своих владений герцог был уже не волен. Из Петербурга в Елгаву приехал и стал придворным архитектором Иоганн Зейдель; в 1766 году Зейделя сменил датчанин Северин Енсен, прибывший по выбору Петра Бирона. По приказу Екатерины II проект православной церкви был передан для выполнения петербургскому мастеру Антонио Ринальди; Растрелли, чтобы обеспечить будущее своей семьи, вынужден был конкурировать с ним, доказывая превосходство своего замысла. Он победил — но строительство безнадежно затянулось, и открытие храма состоялось только в 1780 году.[330]

В мае 1765 года Эрнст Иоганн со своим двором прибыл в еще не отделанный до конца Рундальский дворец и, несмотря на неудобства, строительный шум и мусор, провел там все лето — это место до самых последних дней осталось для него любимой летней резиденцией. Начались работы в Митаве и других загородных домах Бирона — Светхофе и Грюнхофе, куда герцог, как сообщала газета «Mitauische Nachrichten», приезжал с сыном на охоту и где задумал новое строительство. Впрочем, его вел уже сын, а Растрелли вынужден был на старости лет переквалифицироваться в «челнока»-коробейника и зарабатывать на жизнь оптовой закупкой картин итальянских художников для их розничной продажи в Петербурге.

Годы брали свое. А тут еще газеты оповестили, что любимец Бирона, младший сын Карл ухитрился за подделку векселей попасть в Париже в Бастилию. В декабре 1768 года Бирон серьезно заболел, и Броун доложил Екатерине II, что курляндский владетель находится «при последнем уже конце». На сей раз старому герцогу опять посчастливилось — он выздоровел, но понял, что его земной круг подходит к концу. Он написал завещание, и 3 января 1769 года его удостоверили свидетели: ландгофмейстер и оберрат О. Г. фон дер Ховен, обер-бургграф и оберрат О. Ф. фон Засс, канцлер и оберрат И. Э. фон Клопман, ландмаршал и оберрат Д. Г. фон Мед ем. 13 февраля 1769 года завещание утвердил король Польши Станислав Август.

Секретов в нем не было. Первый «настоящий» фаворит ушел также «по-европейски»: несколько месяцев спустя, 14 (25) ноября 1769 года, Эрнст Иоганн официально и окончательно передал управление Курляндией сыну Петру. Формально это было просто, потому что в 1765 году Петр получил инвеституру одновременно с отцом. Фактически он и так во второй половине 60-х годов управлял делами: подпись принца встречается почти на всех документах герцогской канцелярии и казенной палаты. В декабре 1770 года в Варшаве герцог Петр и его брат принц Карл (второй сын Бирона еще при жизни отца отрекся от своих герцогских прав) договорились о предстоящем разделе отцовского наследства.

8 декабря 1772 года под звон колоколов семейство герцога переехало в новый столичный дворец. Эрнст Иоганн еще Успел напоследок полюбоваться отделкой кабинета своей главной резиденции и 17 (28) декабря 1772 года скончался от инфаркта на 83-м году жизни. Гроб его в склепе Митавского замка впоследствии был открыт, и забальзамированное тело оказалось удивительно сохранившимся. Герцог лежал в кафтане из коричневого бархата с нашитой на груди российской Андреевской звездой. Бенигна пережила мужа на 11 лет; она одиноко жила в Рундале и в другом принадлежащем ей имении Светгоф и издала свои духовные стихи, написанные за время ссылки.

Фортуна улыбнулась герцогу в последний раз: он умер владетельным принцем, пережив многих врагов, а главное — вовремя. Вместе с ним завершили свой жизненный путь другие герои времен Анны Иоанновны и Елизаветы. В 1764 году скончался старый дипломат Г. К. Кейзерлинг, в 1766-м — бывший канцлер А. П. Бестужев-Рюмин и бывший президент Академии наук И. А. Корф; в 1767-м — фельдмаршал Б. X. Миних; бывший генерал-прокурор, фельдмаршал и подполковник гвардии Н. Ю. Трубецкой; канцлер М. И. Воронцов, бывший лейб-медик Арман Лесток; годом раньше Бирона из жизни ушел его добродушный преемник на «посту» императорского фаворита — Алексей Разумовский.

Вместе с ними сходили со сцены представители младшего поколения петровских «птенцов» и те, чья карьера протекала уже после смерти великого преобразователя. Они творили «эпоху дворцовых переворотов», становились ее героями и жертвами, создали «дух» своего времени, его «партии» и его мораль. Но теперь они уходили вместе со своей эпохой и, кажется, осознавали эту свою «особость», отличие от нового поколения. На просьбу Екатерины II рекомендовать кого-либо на свое место старик Иван Иванович Неплюев ответил: «Нет, государыня, мы, Петра Великого ученики, проведены им сквозь огонь и воду, инако воспитывались, инако мыслили и вели себя, а ныне инако воспитываются, инако ведут себя и инако мыслят; итак я не могу ни за кого, ниже за сына моего ручаться».

На смену им шли «екатерининские орлы» — ровесники, и младшие современники императрицы: ее полководцы (П. А. Румянцев, А. В. Суворов, Н. В. Репнин, М. В. Каховский), администраторы (А. А. Вяземский, А. И. Бибиков, Г. А. Потемкин, А. Р. Воронцов, Я. Е. Сивере, П. Д. Еропкин, Г. Р. Державин), дипломаты (А. А. Безбородко, Д. А. Голицын, С. Р. Воронцов) во главе целого поколения «инако воспитанных» дворян, которые тоже умели ценить лошадей и охоту, но уже могли выражать свои патриотические чувства, не напиваясь до бесчувствия во дворце и не заверяя в своей неспособности к чтению книг. Для них привычными становились чувство собственного достоинства, чести, а то и независимости, в том числе даже от высочайших милостей.

В эту плеяду Бирон не смог бы вписаться. Не сумел сделать этого и его сын, унаследовавший отцовский темперамент, но не его хватку в обращении со «счастливым случаем». Петр пытался идти в ногу со временем и иногда выказывал модную любовь к просвещению: основал в 1774 году академическую гимназию в Митаве и учредил ежегодную премию в тысячу червонцев при Боннском институте наук (Institutes Bononicus). Но он так и не смог восстановить испорченные отношения с дворянством, чьи представители постоянно жаловались на герцога и в Варшаву, и в Петербург. К тому же принц отличался буйным нравом и порой во хмелю поколачивал своих жен. Бурная личная жизнь Петра Бирона вызвала неудовольствие императрицы, чего его отец никогда не допускал.

330

Вилите В. Е. Последнее творение Растрелли // Памятники культуры. Новые открытия. 1985. С. 488–498.