Страница 84 из 96
И они снова отправились в путь со своими мешками, а жители селения в то время копали картофель; началась осень, дни стали короче. Август решил податься на юг, Эдеварт подозревал, что друг хочет вернуться в Фусенланнет, где жила та важная дама, в которую он был влюблён; ладно, его воля, лишь бы он не вздумал стрелять в её мужа. Эдеварт сказал: Я думаю, ты быстро всё распродашь, тогда купи новые товары в ближайшем городе. Август ответил: За меня не тревожься!
Они расстались. И увиделись друг с другом только летом на ярмарке в Стокмаркнесе.
Эдеварт на своей лодке отправился прямо на север, в Кве-фьорд, и начал торговать. Он надеялся, что в тех местах у людей ещё остались деньги после летнего лова сельди.
Между лавкой в Поллене и Габриэльсеном шла жестокая борьба, одному из них предстояло в конце концов свернуть торговлю. Габриэльсен рассчитывал выстоять благодаря поручительству, которое дали родственники его жены; Поулине было трудно соперничать с ним, но она действовала внимательно и осторожно, учитывала, что людям больше нужно в то или другое время года, и уже в зависимости от этого закупала товар. Это было разумно с её стороны, она не запасала керосин на лето, когда на небе сияет полуночное солнце, и табак — на зиму, когда мужчины уходят на Лофотены, она была очень осмотрительна.
Йоаким видел, что торговля идёт хорошо, а после того как он и сам приложил к ней руку, в нём проснулось тщеславие — они ни в коем случае не должны уступить Габриэльсену! Йоаким внимательно следил за тем, чтобы закупки товара не превышали имевшуюся у них наличность, вместе с сестрой они прикидывали, как выгоднее поступить; Поулине составляла списки, а Йоаким обеспечивал гарантию, купцам в Тронхейме оставалось соглашаться или не соглашаться с ценами и условиями закупщиков.
О, сестра Поулине была очень расторопна. Нельзя сказать, что она была так уж добра к покупателям, люди не очень-то могли рассчитывать на её сострадание, когда приходили к ней со своей нуждой, нет, она была далеко не такая добросердечная, как Эдеварт, когда он стоял за прилавком. Тот просто давал всё, что у него просили, Поулине же блюла свои интересы и никогда ничего не упускала; если ей слишком долго не возвращали денег, она без колебания напоминала должнику о его долге. Некоторых покупателей обижало такое обхождение, и они клялись, что ноги их больше не будет в её лавке. И в самом деле выдерживали какое-то время, но потом приходили опять, а что им ещё оставалось? Конечно, можно было пойти к Габриэльсену, но он был ещё хуже и поносил всех жителей Поллена за то, что они пользуются лавкой в своём селении. И ведь это только для того, говорил Габриэльсен, чтобы разорить его, он не желает иметь дело с такими людьми, к тому же у них никогда нет денег, пусть, ради Бога, держатся подальше от его лавки, они ещё увидят, как он в конце концов раздавит их лавчонку в Поллене...
Габриэльсена злило, что брат и сестра в Поллене никак не разорятся, но был ли смысл в том, что он бранил своих покупателей и таким образом указывал им на дверь? В результате торговля Габриэльсена начала хиреть. Это так тяжело подействовало на него, что он впал в уныние, перестал носить белый воротничок и брился теперь только по воскресеньям. Что же это за лавочник? Вы посмотрите на Поулине, как она выглядит! Хорошенькая девушка постепенно превращалась в настоящую даму. На платье у неё даже в будни красовался белоснежный воротничок, на пальце — кольцо с жемчугом, а в церковь она, кроме того, надевала золотой медальон, подаренный ей некогда старшим братом и стоивший больших денег. Да-да. Разве Поулине могла бы так наряжаться, если б у неё не было на это средств? Чёрт его знает, как получилось, что дети телеграфного смотрителя обрели такое богатство, люди знали и то, что по воскресеньям у них на обед всегда было мясо.
Словом, лавка в Поллене выстояла, хотя о Поулине нельзя было сказать, что она плакала от сочувствия, если какая-нибудь бедная женщина приходила в лавку и умоляла отпустить ей марку кофе, нет, Поулине не плакала, но она была справедливая и порядочная женщина, и никто не стал бы спорить против этого. Разве она не угощала изюмом соседских детишек, когда те забегали к ней в лавку, и, как бы то ни было, разве она отвернулась от родных Мартинуса, хотя ей и пришлось заплатить за их корову по расписке Эдеварта?
Ну а в Габриэльсена будто сам чёрт вселился, он жаждал одного — разом решить дело. Он поставил всё на одну карту и накупил множество товара, целую гору, чего там только не было — от изящных и легких вещиц до грубых и тяжёлых, вроде точильных камней и круглых кафельных печей американского образца. Закупить-то он закупил, хотя должен был бы сообразить, что продать всё это он не сможет, что поступок его продиктован отчаянием и желанием показать своё могущество. Ладно. От покупателей в его лавке не было отбоя, он вытянул из округи всё до последнего шиллинга, и лавка в Поллене несколько недель пустовала. И что же, Поулине и Йоаким закрыли её, устав от борьбы? Нисколько. Однако Габриэльсен процветал, у него были товары, которые раскупали местные богачи и богачи из соседних селений, нарасхват шли шёлк и бархат на платья, дамские шляпки и цепочки для часов, фабричная обувь и скатерти с бахромой, а также собрания проповедей с золотым тиснением на переплёте — зачем выписывать такие товары с юга, если их можно купить и у Габриэльсена? Мало того, Габриэльсен опять закупил невиданные деликатесы и сладости — сыры, мёд, фрукты, — мимо которых не мог пройти ни один состоятельный человек. Нет, этот Габриэльсен был настоящий торговец!
Началась зима. Поулине было не по себе. Она по-прежнему пришивала к платью белый воротничок и носила кольцо с жемчугом, но смотреть на них было некому, теперь вся её работа ограничивалась заботой о доме, покупатели в лавку не приходили. Йоаким сначала занимался уборкой картофеля и жита, потом он молотил зерно, а когда пришло время, ушёл на Лофотены с артелью Каролуса. Поулине осталась одна, и сердиться ей теперь было не на кого. Она ничего не продавала и потому не могла закупить новый товар, её торговля остановилась сама собой.
Вот тут-то Эдеварт и прислал ей в письме деньги, которые заработал торговлей вразнос, немного, всего две бумажки по десять далеров, но Поулине воспряла духом. Ох уж этот старший брат! Прежде всего он хочет погасить свой долг, вернуть лавке то, что было выплачено по его расписке, а оставшимися деньгами Поулине может распорядиться по своему усмотрению. Да, старший брат умел заработать, если хотел, такой уж он человек! Не было никаких сомнений, что ему и самому пригодились бы эти деньги, и Поулине понимала, что Йоаким рассердился бы на Эдеварта и отказался бы принять их, но тем не менее закупила на них товар. Вскоре прошёл слух, что лавка в Поллене снова торгует, выбор там, конечно, не такой, как у Габриэльсена, но всё необходимое есть: несколько кулей муки, крупа, кофе, американский окорок. Поулине написала Эдеварту, поблагодарила его за деньги и заверила, что они не пропадут. Времена тяжёлые, писала она, и в селении всякое болтают о том, что некий лавочник в последнее время с трудом сводит концы с концами. Он побывал недавно в Поллене, разговаривал со мной, но об этом я умолчу. Приезжай домой и сам занимайся своей лавкой, а то тебя нету, и Йоакима тоже нету, мне не с кем посоветоваться, и я должна действовать на свой страх и риск...
И вдруг, в середине февраля, когда валил снег и стояли морозы, люди, вернувшиеся из церкви в Нижнем Поллене, рассказали, что лавка Габриэльсена снова закрылась, уже во второй раз. Да-да, Габриэльсен потратил все деньги, какие ему одолжили родственники жены, на этом их помощь закончилась, а тут истёк срок последних, самых крупных векселей. Это был конец.
Следует сказать, что Габриэльсен сделал всё, чтобы спасти свою лавку; он побывал у пастора, доктора и ленсмана, пытаясь в трудную минуту обеспечить себе их поручительство, он не обошёл стороной даже звонаря Юнсена, которому хоть и польстила такая просьба лавочника, но, как и остальные, звонарь был вынужден отказать ему. В конце концов Габриэльсен пришёл к Поулине и хотел продать ей свой товар за наличные по бросовой цене. Какой, интересно, товар, подумала Поулине, точильные камни и круглые кафельные печи? Но она внимательно выслушала Габриэльсена и вообще говорила с ним очень мягко. Габриэльсен перечислил разные дорогие вещи, которые был готов уступить ей за ту цену, которую она сама назначит. У меня нет таких денег, ответила Поулине. Он предложил товары первой необходимости, продукты. Всё это я только что закупила сама, сказала Поулине.