Скитальцы

Мне страшно оставаться с ней одной, сказала Рагна, помоги мне положить её, пока она не застыла.

Эдеварт никогда не видел покойников, и ему хотелось убежать подальше, но он боялся показать себя трусом, а кроме того, ему оказали доверие, позвав к покойнице, и он должен был вести себя как взрослый мужчина. Вот Август и не подумал бы о бегстве, тем более что за окном было светлое утро. Эдеварт поднял покойницу и как ребёнка перенёс на кровать, он был сильный, а бабушка маленькая и худая, словно кукла, она даже похорошела, черты лица у неё разгладились.

Рагна ловко захлопотала над покойницей, закрыла ей глаза, подвязала подбородок, чтобы рот не открылся, и, наконец, прикрыла ей лицо фартуком. Когда они вышли из дома, она перевернула перед порогом корытце, как того требовал обычай.

Теперь Рагна осталась без крова, и ей пришлось пойти домой к Эдеварту.

В те дни, что они жили под одной крышей, пока тело бабушки не предали земле и Эдеварт не ушёл на Лофотены, он несколько раз беседовал с Рагной. Иногда ему казалось, что он ей нравится, но сам больше не испытывал к ней никаких чувств, это раздражало его и отталкивало от неё. Так было до того дня, когда Рагна сказала ему, что Теодор хочет на ней жениться.

Что? — испугался Эдеварт.

Да, он много раз делал ей предложение, и теперь, на Рождество, она пообещала, что выйдет за него замуж.

Почувствовал ли Эдеварт укол ревности? А может, в нём ещё теплилась детская влюблённость? У Теодора грыжа! — сказал он.

Я слышала об этом, сказала Рагна. Но не знаю, что это такое.

Он тоже не знал точно, но ведь и так ясно — с Теодором что-то не в порядке.

Ничего не поделаешь, покорно вздохнула Рагна. Мне больше не на кого положиться.

Скатертью дорога, сказал бы Август и приготовился бы к следующей любви. Эдеварт же сказал: В жизни не слышал такой глупости!

Почему? — удивилась Рагна.

Эдеварт вскочил, словно хотел уйти: Да нет, это не моё дело! Поступай, как знаешь!

Я не могу жить одна в том доме, грустно сказала она.

И потому хочешь наплевать на себя?

Рагна не знала, что ответить. Разве плохо, что у них будет бабушкин дом, а на кусок хлеба Теодор сможет заработать не хуже любого другого. Он не безобразен, этого про него не скажешь.

Замолчи! — со злостью сказал Эдеварт. Если ты влюблена в Теодора, так и бери его вместе с его грыжей! Меня это не касается! Конечно, он ревновал, и у него не хватило сил скрыть свою ревность. Поняв это, он хотел презрительно засмеяться, но ему это не удалось, губы у него искривились, в душе бушевала буря. Подумать только, Теодор! Значит, для неё хорош Теодор! Ему вдруг захотелось обидеть её, помучить, спросить о ребёнке — о том ребёнке, которого она зачала в кустах, неужели она уже забыла его? Так быстро? Но ведь твоя бабушка его задушила?

Рагна побледнела, как смерть. Что ты такое говоришь! — заикаясь, произнесла она.

Что твоя бабушка задушила ребёнка.

Нет-нет, неправда... я ничего не знаю...

Тогда только ты об этом и не знаешь!

Она слушала его, склонив голову, а он с горечью говорил всё те же глупости, он всегда был вспыльчив и скор и на добро, и на зло. Перед уходом он презрительно бросил Рагне: Выходит, ты не знала? Небось лежала и смотрела, как она это делала. Не удивлюсь, коли так.

Потом он, конечно, раскаялся в своих словах. Зачем он с ней так? А ведь всё вышло потому, что ей всегда было наплевать на него, он ошибся, думая, будто нравится ей, он вообще никогда ей не нравился, она просто не замечала его, это у неё осталось ещё со школы, ещё тогда она поняла ему цену, учился он плохо, его никто и в грош не ставил.

Несколько дней спустя, уже перед самым выходом на Лофотены, он снова увиделся с Рагной. Вся его команда, Йоаким, Теодор, Ездра и старик Мартинус, собрались возле лодочных сараев; они принесли туда свои сундучки с провиантом и были заняты каким-то делом, пришла туда и Рагна.

Маленькая Рагна больше не грустила, напротив, была весьма оживлённа, ей было весело, так весело, что она даже посмеялась над командой Эдеварта. Одни мальчишки, сказала она, лишь один, можно сказать, взрослый на всю артель! Этот взрослый был не кто иной, как Теодор, её жених, потому что старый Мартинус совсем одряхлел за последнее время.

Все посмеялись её шутке, никто на неё не обиделся, но Рагна не унялась и сердито напомнила Эдеварту, как прошлым летом, когда он был шкипером, она приготовила ему обед. Он тогда так важничал, что пожелал пить воду только из стакана...

Эдеварт мог бы кое-что ответить на это, но сдержался. Где же её благодарность, кто, как не он, помог ей тем летом получить деньги у её шкипера? Но Рагна и сама как будто вспомнила об этом, она закрыла лицо руками, быстро повернулась и ушла. По её согнутой спине было видно, что она плачет.

Случись какое добро, это относят на счёт Провидения, но случись что-нибудь плохое, это тут же назовут судьбой.

На сей раз судьбе было угодно, чтобы на Лофотенах Эдеварт опустился до главы артели на карбасе, тогда как в прошлом году он был шкипером на шхуне «Хермине» и мог угощать у себя земляков самогоном и крендельками. Что немало значило и в его собственных глазах, и в глазах людей. В том году он вызывал удивление и пользовался хорошей репутацией, в нынешнем же от этого не осталось и следа, команда относилась к его словам не более уважительно, чем к словам друг друга. Самый старый в артели, шкотовый матрос Мартинус, имел большой опыт и мог порассказать много полезного о рыбе, о ценах на неё, о погоде — когда выходить в море, а когда лучше переждать на берегу, а вот Теодору впору было бы помолчать, но говорил больше всех именно он. Хотя ничего собой не представлял.

В праздничные дни или пережидая на берегу ненастье они сидели в рыбачьем домишке и болтали о всякой чепухе, и тогда глава артели говорил не больше, чем любой другой из команды. Старик Мартинус, спокойный и мудрый, невежественный, как животное, но не без смекалки, был человек набожный. Йоаким, известный книгочей, часто уходил в посёлок и возвращался с новой песней или газетой, которыми развлекал товарищей. Эдеварт мог бы рассказать им о Бергене или о Тронхейме, но там вместе с ним побывал и Теодор и, похоже, повидал больше, чем Эдеварт.

Вот вы всё плаваете, плаваете, видите разных людей и величие нашего мира, сказал однажды старый Мартинус, а я ничего не знаю, я человек неученый, убогий...

Что он этим хочет сказать?

Да нет, ничего. Просто мне странно, как вы обращаетесь со своей жизнью, зачем ищете разнообразия? Бог создал каждого из нас на его месте, там мы и живём, а вы всё стремитесь неведомо куда. Вот я прожил в Поллене всю жизнь, там жил и мой отец, и мой дед, и отец деда тоже жил там. Мы там и состарились, вот уже три сотни лет мы видим одно и то же небо, одну и ту же землю. Один дом ветшал у нас за другим, но мы строили новые, чтобы было, где жить. Провидение всегда было с нами. Мы не плавали по всему свету, мы жили в Поллене, только зимой уходили на лов, жили, как могли, год за годом. И были довольны. У нас нет причин жаловаться на Бога, Он поддерживал в нас жизнь и не оставлял нас.

Всё так, но для молодых это были пустые слова, и Теодор начал насвистывать.

Слыхал, сказал Йоаким брату, ты не должен уезжать из Поллена!

Он говорил не только об Эдеварте, но и обо мне, напомнил о себе Теодор.

Взять, к примеру, хоть нашего Эдеварта, продолжал старик, нимало не смутившись, он много поплавал, повидал разные города и разные края. В прошлый год его шхуна стояла в Поллене, он был на ней шкипер и хозяин. И уж так он был известен, что Каролус, которого мы выбрали старостой нашей местной управы, был ничто по сравнению с ним. Однако же бывает, что человек взлетает выше, чем ему позволяют крылья, и тогда он падает на землю.

Эдеварт: Выходит, опять пойти на лов ты называешь упасть на землю?

Старик: Нет-нет, насчёт лова ты прав. Но как ты тогда объяснишь всё, что с тобой произошло? Ты уехал, стал большим человеком, а потом вернулся и опять стал таким же, как мы. Провидение не позаботилось о тебе.