Страница 66 из 73
Ну, и уж тем более на местах не нуждались в специальном центральном НИИ. Тем более, что научных учреждений и вовсе не просматривалось на горизонте. Был в Москве только один Научно-исследовательский центр (НИЦ) со штатом меньше 20 человек (который как обходился раньше без генерала Андреева, так и дальше мог бы жить без него), да две конторы совсем не научного, а прикладного характера: Центр новых технологий (ЦНТ) и Центр нормативно-исследовательских работ (ЦНИР). Они тоже десятилетиями существовали без генерала Андреева и его Управления.
Но генералам всегда хочется что-нибудь возглавить, и ничего нет удивительного, что они приняли генеральное решение: создать собственный НИИ. Конечно, денег нету даже на содержание подопечных тюрем и колоний, но уж больно момент был удачный: Дума пугала президента импичментом, президент «опускал» Думу, министры и премьеры менялись с пулеметной скоростью. Авось, проскочит затея! И проскочила.
А надо сказать, в далёкие времена, ещё в Ленинграде, упомянутый Н. Андреев руководил какой-то школой МВД (кажется, пожарной), и часто бывал на всяких диссертациях – то оппонентом, а то, было, и сам защищался. И вот на диссертантской почве завёл он дружбу с человеком по фамилии Степашин. И какое совпадение: как раз Степашин оказался премьер-министром великой России, когда новые Ломоносовы сочиняли свой новый НИИ тюремных дел!
Так что замминистру юстиции, генералу Ю. Калинину осталось только визу на приказе поставить, а уж как он обосновывал необходимость создания НИИ перед тогдашним министром П. Крашенинниковым, мы даже догадаться не можем. Впрочем, Крашенинникову было уже всё равно, что подписывать. Он, кажется, так и не понял, что же такое произошло с его маленьким уютным министерством, когда в него «влилась» крупная силовая структура, увеличившая численность только аппаратных работников сразу вдвое, и полностью передоверился своему боевому тюремному заму.
В общем, дело пошло. 30 апреля 1999 года на базе ЦНТ и ЦНИР создали Научно-исследовательский институт. Через два месяца, 21 июня 1999 года утвердили, наконец, штатное расписание НИИ, да заодно ввели в его состав тот самый НИЦ, – но в нём вдруг оказалось уже не 20 человек, а 102. Отчего же раздули штаты скромного НИЦа именно до 102-х, а не, скажем, 99 человек? А оттого, что при численности более сотни сотрудников начальник НИЦ автоматически становился ещё и заместителем директора института, со всеми из этого вытекающими сладкими последствиями.
Итак, НИИ создан. Чем же он занялся? А ничем. Точнее, так: ЦНТ и ЦНИР продолжали ту же деятельность, которую вели несколько последних десятилетий: организовывали производственный и трудовой процесс непосредственно в колониях. А руководство НИИ (пять начальников, четыре заместителя, и ещё «аппарат Ученого секретаря») стал командовать распухшим НИЦем (102 человека, среди которых 22 полковника, 22 подполковника, 10 майоров и один капитан), который и дальше продолжал распухать. К концу 2003 года тут вело научную деятельность уже 162 человека; пропорционально выросла и численность начсостава.
Заниматься наукой никто из них довольно долго не мог, потому что отсутствовал Устав НИИ, основополагающий документ, регулирующий научную деятельность. Пришлось им всей толпой составлять этот Устав. Тут-то и проявилась научная состоятельность учёных: родной Минюст, который, как всем известно, и утверждает всякие уставы, пятнадцать раз заворачивал их «работу» на доделку! Устав был утверждён лишь 30 декабря 1999 года. Разумеется, не имея Устава, они не имели и никакой сметы на своё содержание. Но что интересно, зарплату получали все.
Экстраполируя выявленную тенденцию в будущее, легко понять, что аппарат ГУИН достигнет наибольшей многолюдности и финансового могущества в тот день, когда сдохнет от туберкулёза и дистрофии последний зэк, а зоны закроют. После этого, без сомнений, НИИ УИС переименуют в Академию, и всех учёных, от майора и выше, произведут в академики тюремных наук.
Следственные изоляторы
Во времена совсем далёкие тюрьма для проходящих узников, где ожидали суда, называлась острогом. Отсюда осуждённые уходили в тюрьму карательную или долговую, где сидели долго, по сроку своему. Концентрационных лагерей не было: жуликов не хватало, а использовать их в интересах народного хозяйства ещё не догадались.
Но гибок русский язык! Нет сейчас острога даже в устной речи, а в документах его заменила аббревиатура СИЗО. Что это такое? Следственный изолятор! Здесь держат лиц, чья вина ещё не признана судом, и до решения суда все здешние сидельцы – невиновные. Статья 7 Федерального закона «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений» гласит:
«Местами содержания под стражей подозреваемых и обвиняемых являются следственные изоляторы уголовно исполнительной системы МВД Российской Федерации»
Ежегодно в СИЗО поступает 500—600 тысяч человек, постоянно содержится 350—370 тысяч. Освобождается до суда или оправдывается 130—140 тысяч.
Это самые тяжёлые по условиям своим места заключения. Бывалые зэки говорят: скорее бы из СИЗО в колонию, «на волю». Да, по сравнению с СИЗО колония – это «воля»! Тяжело здесь потому, что ограничения жёстче, нежели в колонии, и потому, что мест не хватает, тесно, да ещё и по той причине, что до суда судьба твоя неясна. А если и в самом деле – не виновен?
По СИЗО либеральные реформы и последовавший от их проведения всеобщий социально-экономический бардак ударили крепче всего. Так, Законом о Госбюджете на 1997 год предусматривалось финансирование Федеральной программы строительства и реконструкции СИЗО (принятой ещё в ноябре 1994 года) в размере 200 млрд. (старых) рублей, но выделено было реально 64,8 млрд., при реальной потребности… 5,2 трлн. рублей. Хоть плачь, хоть смейся. А в 1998 году эта программа профинансирована на 1 процент от потребности.
И остаются остроги наши настолько страшными, что даже мы не сразу решились писать о них. Оставили напоследок.
Хорошо сидим!
Эта тема требует какого-нибудь предварительного запева. Чтобы тебе, читатель, стало яснее, по какому лезвию какого ножа все мы ходим, процитируем для начала буклет Общественного центра содействия реформе уголовного правосудия (1998). После сакраментального вопроса: «Россия – страна злодеев?», – читаем:
«Ни одна страна в мире не отправила в ХХ веке в тюрьму столько граждан, как Россия. Каждый четвёртый взрослый мужчина в России – бывший заключённый.
Ежегодно:
в нашей стране выносится 65 миллионов административных наказаний (экономически активное население – 74 миллиона) и более 1 миллиона обвинительных приговоров по уголовным делам;
4 миллиона задержанных и арестованных проходит через ИВС (КПЗ); не менее 20 миллионов (по оценкам экспертов) – через «обезьянники» отделений милиции и спецприёмники;
1100000 заключённых содержится в пенитенциарных учреждениях всех типов.
Непрерывная война нашего государства против своего народа привела к тому, что разрыв в средней продолжительности жизни мужчин и женщин в 70-х годах достиг 10 лет. Сегодня среднестатистический мужчина не доживает до пенсии, он умирает в 57 лет, на 14 лет раньше, чем женщина.
Если мы не остановим бессмысленного уничтожения людей в наших тюрьмах и колониях, Россия превратится в страну вдов, сирот и бывших заключённых»…
У народа понятие «тюрьма» всегда ассоциировалось с каменным зданием за высоким забором и с толстыми решётками на окнах. Каменные здания с решётками – это и есть СИЗО, где срок мотают не по приговору, как в колонии, а в порядке, так сказать, предварительной подготовки к отбыванию срока, который ещё неизвестно, присудят тебе или нет.
Человек, просидевший в СИЗО дольше, чем положено по закону, то есть без оснований для продления сроков содержания или без предъявления обвинения, наверное, чувствует себя обиженным государством, особенно если он действительно не виноват. А другой сиделец, пусть даже и виноватый, считает, что мог бы и дома пожить в ожидании суда. Почему, спрашивает он, меня здесь держат? Ведь не сбегу я из Москвы (Рязани, Казани), а тем паче из России. Не олигарх какой, небось.