Страница 13 из 45
В доме у Ефимыча вовсю готовились к встрече мужчин. Раскрасневшаяся Настена, как раз вынимала чугунок с кипятком из печи, мало ли раненные будут, так инструмент в кипятке ошпарить. Жена Ефимыча колдовала над тестом, а пришедший в себя Петрович сразу спросил насчет раненных, и узнав, что осколком бомбы несерьезно зацепило только Егорку Огородника, сразу отправился к нему на хату, недовольно ворча под нос, что он сам знает кого серьезно, а кого нет.
– А я, примостившись в углу, молча любовался Настей, ее живым гибким телом, точными, без суеты движениями рук.
Заметив мое внимание, она остановилась посреди комнаты, поправила светлую прядь волос и, открыто взглянув на меня, слегка покраснела.
– Мы баню натопили, – сказала она, – а то вы все уже грязью заросли в делах и заботах, – продолжила она, несмело улыбаясь.
– Я тебе рубашку и исподнее приготовила, а пока мыться будете, я и штаны постираю… Милая девочка, всегда о такой заботливой мечтал.
– Ну, Настена, охмурила, мужичка, – деланно улыбаясь, произнес вошедший в горницу Ефимыч, – сейчас в баню, а потом за стол…
Парились вчетвером – Ефимыч, я, Митька, и ближайший сосед Петро. Сначала я веничком помахал над Ефимычем, потом он меня разложил на полоке и показал такой класс владения веником, что я еле слез оттуда, и, шатаясь, побрел в предбанник. Митька выскочил за мной и присел рядом с Петром.
– Эх, счас бы в холодный, чистый пруд окунуться, – мечтательно произнес Митяй.
– Так в чем же дело? Вон, за баней, – деланно недоуменно сказал Петр. Митька нагишом выскочил на улицу и через минуту вернулся смущенно красный.
– Ты чего? – спросил я.
Петр откровенно ржал.
– Да там болото с отстойником, чуть не нырнул…
– Ребята пошли париться по второму разу, а в предбанник вышел Ефимыч.
– Вот так, Степа, серьезные люди приходили по мою душу, помнишь труп на плоту, который прибило к нашему берегу? Это люди из самой сильной группировки Полиса, когда мертвяка обыскивали, я татуировку на плече видел орел и знак СБ выколот был, рулит этой группировкой старикашка лет за семьдесят, он еще до катастрофы в службе безопасности работал, видимо как-то узнали про наше хранилище. Возможно, даже твоего отца именно они порешили. Ну, ладно, что печалится, будем живы – не помрем! Сейчас пойдем за стол, попразднуем, а завтра и свадьбу сыграем, не то в этих заботах дочь в старых девках останется.
Сон, мой сон, темная вода реки и плот, плывущий по ней. На плоту стоит крест, к которому привязан мой отец. Седая голова безвольно свесилась на грудь, на другом берегу реки стоит моя мать с маленькой девочкой на руках и машет рукой, зовет нас к себе, а я не могу войти в воду. Внезапно отец поднял голову и что-то произнес, потом еще что-то сказал, но я его не слышу, ни один звук не пропускает серый воздух, я отчаянно закричал и проснулся. Рядом со мной на кровати сидела Настя и ласково гладила меня по голове, улыбалась и ничего не говорила. Да набрались мы вчера с тестюшкой, он все лез целоваться и кричал: «Сынок, да мы с тобой горы свернем! Да кто такие СБ-шники – плюнуть и растереть, эй, бабы, что есть в печи, на стол мечи, водки мне, водки!» Ну и так долее, а я молчал, и пьяно улыбаясь, смотрел на суетившуюся Настену.
Приподнявшись с постели, я приобнял свою невесту, и впился в пухлые губы долгим поцелуем, ничего спокойно вытерпела даже утренний перегар, рывком повалил на кровать, под сорочкой у нее ничего не было, в смысле одето, ух ты, моя милая!
Свадьбу гуляли всем хутором три дня, сначала собрали большой стол в общинной избе, за которым тесно, но уместилось все взрослое население хутора, бабы со всех дворов снесли свою домашнюю снедь, чего тут только ни было, пироги с различной начинкой, картофельные шанежки, дымящиеся ломти тушеной сохатины, копченые окорока и рыба соленая, прикопченая и запеченная в сметане, ну и естественно спиртное, прозрачная как слеза самогонка для мужчин и домашнее вино из дикого винограда, яблок и сливы для женщин. Отдельно тесть принес, и торжественно разливал сам в кружки, несколько бутылок коньяка и виски почти шестидесятилетней выдержки (склад распотрошили рейдеры не иначе). Сначала все сидели чинно, даже скованно, но после двух, трех тостов расслабились, и разговор пошел в разнобой, потом пели частушки, в основном похабные:
Потом мужичек, сидящий напротив Митьки, двинул его в ухо, тот в ответ опрокинул на него горшок с какой-то горячей кашей и понеслось… Тесть придерживал меня, потом дерущихся вынесло на улицу, причем число участников возросло до дюжины. В это время Ефимыч, успокаивая оставшихся за столом, приговаривал:
– Спокойно, давайте выпьем за молодых и удачную свадьбу, так как свадьба без драки, как пиво без раков.
На улице уже, кажется, помирились и слышались голоса:
– А ты меня уважаешь?
Потом кто-то достал старую гармошку, и вся свадьба под проливным дождем месила грязь на улице, изображая танцы. К этому времени мы с женой удалились в дом, подаренный нам тестем. Дом был старым, с посеревшим от времени срубом, но это был наш дом, и внутри было неожиданно чисто и уютно, хорошо протопленная печь и пуховая перина, что еще нужно для первой (то есть уже второй) брачной ночи? Мы, как бы выразился мой друг Юра, – были самодостаточны, нам никто не был нужен, мы интересовались только друг другом, познавая тайны тела любимого человека…
Я проснулся от ее взгляда, в окно вливался серый свет дня, и даже полумрак комнаты не мог притушить свет ее зеленых глаз, обрамленных густыми черными ресницами. Настена мягко улыбалась, и я, недолго думая, опять повалил ее в постель.
В дверь громко и настойчиво стучались.
– Сейчас открою, – проговорил я, и вышел в сени.
– А вот и мы, – выдохнул на меня перегаром Ефимыч.
– Как там жена? Мы вам поесть принесли, – и достал из кармана бутылку коньяка.
– Со вчерашнего заныкал, – пояснил тесть.
– А поесть, поесть, он поискал глазами и увидел входящую тещу с тарелкой каких-то объедков:
– Во и закусь, не взыщи, зятек, все вчера подъели, – сказал он с извиняющей улыбкой. Черте что, какие-то кости, обкусанные пироги, а жрать после такой ночи действительно хочется. Настена, уже одевшаяся, выглядывала из-за моего плеча, с затаенной улыбкой смотрела на мать. С улицы появился Настин младший брат Игорь, несший свежезажаренного поросенка (ай да теща!), и еще чего по мелочи, тесть прошел в комнату, сел за стол, налил в кружку коньяка, крякнул, закусил куском соленого огурца и неожиданно трезвым голосом спросил почти жалобно:
– Ну, у вас все хорошо дети? Мы с Настеной переглянулись и засмеялись счастливо…
– Ну, тогда мы пойдем, вам еды на день хватит, а уж потом выползайте, – сказал Ефимыч, вставая, переглянулся с явно довольной тещей.
Вышли мы на улицу только на третий день, дождь утих, только моросил немного, народ уже шарился по огородам, подправляя вскопанные с осени грядки, Митька, прихрамывая, бодро шел по своим делам, сияя подбитым глазом.
– А, молодожены, привет, Степ, у меня к тебе дело – мужики завтра поедут на тракт, товар сопровождать, так может и мне гм… поехать?
Вообще-то я понял, разгрузится молодцу захотелось, поедет к своей Дульсинее (Юрино выражение).
– Мы всего троих собирались отправлять, в общем-то, все по хозяйству заняты, а ты вроде свободный, бери Гераську – молодого, и еще кто не очень занят, как нога выдержит? – спросил я, как ни в чем не бывало.
Он довольно помахал рукой и похромал дальше… Мы еще три дня ходили по гостям (в основном к тестю), жена с матерью решали свои женские вопросы, мы с тестем намечали маршрут поездки к кочевникам за лошадьми, а ночью мы с женой любили друг друга с неистовостью последнего дня совместной жизни, любили так, как будто завтра умрем…