Страница 6 из 10
— У знаменитого мистера Уэя? О, расскажите, какой он?
Вопрос профессора вызвал у Ричарда, как всегда, досаду и раздражение — уж слишком часто ему его задавали.
— Он и лучше, и хуже того, каким его подают в нашей прессе. Впрочем, лично мне он нравится. Как всякий одержимый, он иногда утомляет. Но мы знаем друг друга еще с тех дней, когда наши имена ничего никому не говорили. Он отличный парень, но лучше не давать ему свой номер телефона.
— Это почему же? Что это значит?
— А то, что он относится к числу чудаков, которым лучше думается, если они говорят, не закрывая рта. Если у него появляется идея, он готов обсуждать ее с любым, кто попадется на глаза. Его устраивает даже автоответчик. Он охотно говорит и с ним. Уэй держит специальную секретаршу, которая только тем и занимается, что собирает у всех, кому он звонил, пленки с записями разговоров, перепечатывает их, сортирует, редактирует и передает ему каждое утро в голубой папочке.
— В голубой?
— Вы вправе спросить, почему он сам не прослушивает записи, — пожав плечами, сказал Ричард.
Профессор призадумался.
— Возможно, потому, что ему неинтересно разговаривать с самим собой, — наконец догадался он. — В этом есть логика. Известная логика.
Профессор попробовал поданную свинину под пикантным соусом. Задумчиво пожевав кусочек, он положил нож и вилку рядом с тарелкой.
— А какова во всем этом роль молодого Мак-Даффа? — спросил он.
— Дело в том, что Гордон Уэй попросил меня создать программное обеспечение для компьютера «Эппл Макинтош» по обработке финансово-отчетной документации — мощное, удобное, много картинок. Я уточнил, что конкретно ему нужно. Он, подумав, ответил: «В ней должно быть все. Я должен получить для этой модели компьютеров программу высшего класса с использованием также музыки, танцев и пения». Поскольку воображения мне не занимать, я воспринял все буквально и приступил к работе.
Представляете, профессор, с помощью цифрового шаблона можно представить все что угодно — нарисовать любую поверхность или промодулировать динамический процесс и так далее. А финансовые отчеты компаний — это всего лишь цифры. Я сел и написал программу, которая позволяет сделать отцифровку всего, чего хотите. Столбцовую диаграмму — пожалуйста, смешанную, круглую, как пирог, или обычную, общепринятую. Захочется отвлечься — к вашим услугам любой фон для вашей отчетности, вплоть до танцующих нимф! Можно превратить цифры в летающих чаек, и каждый взмах их крыльев будет определяться показателями работы различных отделений вашей фирмы, или создать такие анимационные фирменные знаки, которые будут говорить сами за себя.
Но для меня самым увлекательным и, пожалуй, самым забавным было превратить банковскую отчетность в музыкальную пьесу. Я полагал, что это так, шутка, нелепость, но корпорациям именно эта идея пришлась по душе. На нее-то они и клюнули.
Профессор не сводил внимательного взгляда со своего ученика.
— Понимаете, любое музыкальное сочинение можно перевести в сочетание цифр, — увлеченно продолжал Ричард. — А цифры способны передать ноту любой высоты…
— Вы хотите сказать, любой мотив, — уточнил профессор. Он держал перед собой поднятую кверху вилку с поддетой на нее морковкой.
Ричард улыбнулся:
— Мотив? Это вы удачно подсказали мне. Я возьму на заметку.
— Это позволит вам проще и точнее выразить вашу мысль. — Профессор, не попробовав морковку, снова вернул ее на тарелку. — А ваша программа пользуется успехом? — спросил он.
— Не здесь. Годовые отчеты большинства британских компаний будут звучать, как «Марш смерти» из оратории Генделя «Саул», а вот в Японии она с успехом осуществилась. Появилось немало веселых гимнов, но, если судить по всей строгости, они слишком бравурны и режут слух. Отлично пошли дела в Соединенных Штатах, что с коммерческой точки зрения самое главное. Хотя меня теперь интересует совсем другое: что получится, если из музыки убрать все, что касается финансовых дел, и, подменив цифры, получить, например, звук птичьего крыла? Что уловит тогда слух? Совершенно очевидно, что это будет не звон кассовых аппаратов, как того хотелось бы Гордону Уэю.
— Поразительно! — воскликнул профессор и отведал наконец морковку. Затем, склонившись над столом, доверительно повернулся к своей новой подружке.
— Уоткин проиграл, — сказал он девочке. — Тушеная морковь приготовлена по всем правилам. Мне жаль вас, Уоткин, каким бы занудой вы ни были. Морковь приготовлена отлично.
Девочка хихикнула, на сей раз уже совсем непринужденно, и даже улыбнулась Уоткину, а тот попытался как можно добродушнее принять все за милую шутку. Но глаза-аквариумы, глядевшие на профессора, говорили о том, что желчный старикан не привык сам становиться объектом шуток.
— Пожалуйста, папа, позволь мне теперь… — вдруг просительно, но довольно громко сказала девочка, обращаясь к отцу. Обретя друзей и известную уверенность в себе, она обрела наконец и голос.
— Потом, еще не пришло время, — решительно возразил отец.
— Нет, пришло. Я смотрела на часы.
— Но… — Отец растерялся и тут же проиграл.
— Мы были в Греции, — робко и с благоговейным трепетом поведала девочка Уоткину.
— Вот как, — понимающе кивнул тот. — Очень хорошо. Где именно, Греция большая.
— Остров Патмос, — уже смелее произнесла девочка. — Там так красиво. Мне показалось, что это самое красивое место в мире. Только паромы плохо ходят. Всегда опаздывают. Я проверяла по часам. Из-за этого мы опоздали на самолет, но я даже была рада.
— А, Патмос. Понимаю, — проговорил Уоткин, в котором воспоминания девочки что-то, видимо, всколыхнули. — Тогда вам следует знать, юная леди, что грекам всегда было мало того, что они создали античную культуру. Они решили также осчастливить наш век не менее великим творением человеческого воображения. Я имею в виду, разумеется, их расписание паромов. Это поистине вдохновенный полет человеческой фантазии. С этим согласится каждый, кому доводилось пересекать Эгейское море. Гм, я не сомневаюсь в этом.
Девочка нахмурилась.
— Я нашла там вазу, — наконец сказала она самое главное.
— Это сущий пустяк, — торопливо вмешался отец. — Вы знаете, как это бывает. Каждый побывавший в. Греции утверждает, что нашел вазу, не правда ли? Ха-ха.
Все понимающе кивнули. Это действительно было так. Прискорбно, но факт.
— Я нашла ее в порту, — пояснила девочка. — В море, у самого берега. Пока мы ждали этого чертового парома.
— Сара, я просил тебя!..
— Ты же сам так сказал, даже еще хуже. Я не подозревала, что ты знаешь такие слова. Так как здесь много умных людей, я подумала, что они смогут сказать мне, настоящая она или нет. Мне кажется, она очень-очень древняя. Папа, позволь мне показать ее.
Отец девочки беспомощно пожал плечами и, нагнувшись, стал шарить под стулом.
— А знаете ли вы, юная леди, — обратился тем временем к девочке Уоткин, — что Откровение было написано на острове Патмос? Да, да, это так. Его написал сосланный туда Святой Иоанн. У меня нет никакого сомнения в том, что он начал писать эту книгу в ожидании парома. Я почти уверен в этом. Начало замедленное, почти задумчивое, как и настроение человека, приготовившегося ждать, хотя ожидание порядком уже наскучило ему, и он ищет как бы убить время. К концу книги напряжение нарастает и, достигнув кульминации, завершается пророческими видениями. Это кажется мне весьма интересным. Возможно, вам захочется написать об этом, а?
Девочка посмотрела на него так, будто усомнилась, не сошел ли он с ума.
— А вот и она, — воскликнул отец девочки, небрежно поставив вазу нафтол. — Обыкновенная ваза, как видите. Девочке всего шесть лет, — как бы извиняясь, произнес он с деланной улыбкой. — Не так ли, дорогая?
— Семь, — бессердечно поправила его дочь.
Это был небольшой сосуд, почти сферической формы, высотой не более пяти дюймов и четыре дюйма шириной в самой объемной его части. Невысокое узкое горло и верхняя часть вазы из грубо обожженной глины были в комьях засохшей, твердой как камень земли.