Брачные игры

Честити подняла на него сияющий взгляд, улыбнувшись с такой искренней теплотой и пониманием, что его сердце воспарило.

Она вытащила руку из муфты и вложила ее в его ладонь.

– По-моему, вы делаете замечательное дело, Дуглас, просто великолепное.

Ей вдруг стало неловко при мысли, что она невзлюбила доктора вначале и презрительно отзывалась о нем в разговоре с сестрами. В сущности, она оклеветала хорошего человека. По-настоящему хорошего. И его резкость, высокомерие и даже грубость по отношению к ней ничуть ее не оправдывают. Человек, который так самоотверженно помогает тем, кто действительно нуждается в помощи, может позволить себе иронические замечания о богатых ипохондриках. И конечно же, ему нужна богатая жена, чтобы выполнить его миссию.

Что ж, она поможет ему найти такую.

Дуглас улыбнулся и крепче сжал ее руку:

– Теперь вы понимаете, почему я просил вас хранить молчание?

– Ну, это я всегда понимала, – кивнула Честити. – Чего я не могла понять, так что вы там делаете. Вы не произвели на меня впечатления альтруиста, посвятившего себя благородной миссии.

– Едва ли я могу претендовать на столь высокое звание, – усмехнулся Дуглас, взглянув на часы. – Нам придется нанять экипаж. В три часа придет богатый пациент, и я не хотел бы заставлять его ждать.

– Конечно. – Честити отняла у него свою руку. Внезапно ее пробрала дрожь, несмотря на теплое пальто, и она подняла воротник.

Дуглас снял свой теплый шарф и остановился, повернув ее лицом к себе. Он обмотал шарф вокруг ее шеи и заткнул концы за отвороты пальто, действуя быстро и деловито, с сосредоточенной морщинкой на лбу. Но, когда его руки переместились ей на плечи, расправляя мягкую шерстяную ткань, его движения замедлились. Внезапно он склонил голову и чмокнул ее в кончик носа. У Честити перехватило дыхание, но она постаралась сделать вид, будто ничего особенного не произошло. Дуглас поднял голову и рассмеялся.

– Ваш бедный носик покраснел от холода. Мне давно уже хотелось согреть его, – объяснил он свой поступок.

– Вот еще! Невинный повод для подобных выходок! – чопорно произнесла Честити, отстранившись от него и неосознанно потирая кончик носа затянутой в перчатку рукой. Шарф хранил тепло и запах его кожи, и ее щеки внезапно загорелись, несмотря на холод.

– Я хотел как лучше, – отозвался Дуглас с ухмылкой, в которой не содержалось даже и намека на раскаяние.

Он окинул взглядом улицу и, вложив в рот два пальца, громко свистнул, подзывая кеб. Когда тот подъехал, Дуглас открыл дверцу для Честити, которая проворно забралась внутрь, лишив его шанса подхватить ее за талию, затем влез сам и сел напротив.

– Все время забываю, что вы не любите, когда вам помогают, – заметил он. – Я не люблю фамильярности, – попыталась она принять высокомерный вид, но без особого успеха. Дуглас только улыбнулся в ответ, и Честити ощутила приступ раздражения, грозивший нарушить установившуюся между ними гармонию. – Есть еще один вопрос, на который хотелось бы получить ответ. – Она слегка прищурилась. – Почему вы так грубо обошлись со мной? Дело ведь не только в том, что я раскрыла ваш секрет, не так ли?

Дуглас взглянул на ее решительно сжатый рот и мог поклясться, что в ореховых глазах полыхает пламя. Она хочет получить ответ? Что ж, ему есть что сказать, только вряд ли его слова придутся по вкусу мисс Дункан.

– По привычке, – заявил он.

Она недоверчиво уставилась на него:

– По привычке? Вы хотите сказать, что привыкли хамить людям?

– Ну хорошо, – решительно сказал он, задетый ее язвительным тоном. – Если вам так уж хочется знать, у меня сложилось определенное мнение о дамочках из высшего общества, и поскольку оно бесит меня, боюсь, я дал выход накопившемуся раздражению.

– Какое мнение? – Честити подалась вперед, вглядываясь в его лицо.

Дуглас вздохнул:

– Я так часто сталкивался с предубеждениями представителей нашего круга, что пришел к выводу о самодовольстве, предвзятости и ограниченности этих людей, а женщин в особенности.

– Что? – Честити продолжала ошарашенно взирать на него, пока не сообразила, что сидит с разинутым ртом, и поспешно закрыла его. – Женщины в особенности, – повторила она. – Никогда не слышала более высокомерного, несправедливого и нелепого утверждения. И вы еще беретесь рассуждать о самодовольстве и предвзятости... – Она шумно выдохнула, с отвращением покачивая головой. – Воистину, врач, исцели себя.

Едва заметная улыбка тронула уголки губ Дугласа, в черных глазах сверкнули веселые искорки.

– Виноват, каюсь. – Он поднял руки, признавая поражение. – Если бы я знал, что разбужу настоящую львицу, то следил бы за своими словами.

– Дело не в том, что вы говорите, а в том, что думаете, – запальчиво пояснила Честити.

–Я готов признать, что в каждом правиле есть исключения, – торжественно произнес Дуглас, но серьезность его тона не соответствовала улыбке, которая стала еще шире. – Да и как иначе, когда одно из исключений я вижу перед собой?

Честити попыталась изобразить праведное негодование, но в его улыбке заключалось нечто такое, что делало ее гнев совершенно невозможным. Какое-то неотразимое сочетание лукавства и раскаяния. Ее губы невольно изогнулись.

– В вашем правиле гораздо больше исключений, чем вам кажется, – погрозила она ему пальцем. – Насколько я помню, вы встречались с моими сестрами.

– О да, – кивнул он. – К сожалению, мне не удалось побеседовать с ними, но не сомневаюсь, что они очень умные, образованные и вдумчивые женщины.

Честити сложила на груди руки.

– Вы ведь читали «Леди Мейфэра»? Что вы скажете о женщинах, которые печатаются там? По-вашему, они тоже самодовольны, ограниченны и не желают думать?

– Пожалуй, нет, – снизошел он. – Но некоторые из статей рассчитаны как раз на таких женщин. Вы же не станете отрицать очевидное.

Честити решила проглотить шпильку. Они и сами часто высказывались в том же духе о светских дамах, представлявших львиную долю их читательниц.

– А суфражистки? – вызывающе спросила она. – Их вы тоже считаете самодовольными и недалекими?

– Нет, – признал он.

– А что вы думаете об их требованиях? Должны женщины иметь право голоса? – Честити говорила слишком напряженно, словно она устраивала ему проверку.

Дуглас не спешил с ответом, догадываясь, что затронутая тема очень близка сердцу мисс Дункан. Не приходилось сомневаться, на чьей она стороне.

– В принципе я не против, – осторожно сказал он.

– Но на практике – да. – Она откинулась назад со вздохом, видимо, означавшим: «Я так и знала».

– Нет, постойте, – он поднял палец, – вопрос очень сложный. Большинство женщин, которых я знаю, не хотят голосовать и не знали бы, что делать, будь у них такое право. Моя мать и сестры считают себя достаточно важными персонами в своей области, и не без оснований.

– В своей области, – повторила Честити. – Обычный аргумент. У женщин свой мир, у мужчин – свой, и они никогда не пересекаются... И все прекрасно знают, какой из миров могущественнее и важнее, – добавила она, сознавая, что начинает говорить нравоучительным тоном, совсем как Констанс. Обычно она старалась войти в положение противоборствующих сторон, но в присутствии Дугласа Фаррела ее почему-то поражала односторонняя слепота.

– Мне кажется, мы могли бы прийти к согласию. – В голосе Дугласа послышались примирительные нотки. – Я не против самой идеи, просто не стал бы претворять ее в жизнь, пока женщины не получат образование, которое позволит им найти себе применение в областях, являющихся в настоящее время прерогативой мужчин. – Он откинулся назад, довольный, что нашел дипломатичный способ изложить свои взгляды.

Но его собеседница, похоже, так не считала.

– Неудивительно, что вы до сих пор неженаты, – сделала она вывод. – Едва ли возможно при таких отсталых и консервативных взглядах найти женщину, отвечающую вашим строгим запросам. Ни одна женщина не сочтет привлекательным мужчину, который имеет такое невысокое мнение о женском поле. – Она снова сложила руки на груди и отвернулась к окну, давая понять, что разговор окончен.