Алмазный башмачок

Она усадила Корделию у туалетного столика, дав ей надушенный лавандой носовой платок.

Корделия подушила лавандой между грудями, под мышками и за ушами.

— Вот так-то лучше. Я так взмокла в карете.

— Да угомонись ты!

Матильда погрузила щетку в копну черных волос, чтобы расчесать их, прежде чем уложить в пышную прическу. Она выпустила несколько локонов, которые должны были обрамлять лицо Корделии по бокам, и закрепила все сооружение гребнем с жемчугом. Полюбовавшись на свою работу в зеркало, она нахмурилась. Потом молча кивнула и принялась надевать на Корделию алое платье.

Корделия знала, что этот цвет очень идет ей, да и сейчас как нельзя лучше соответствует ее настроению. Она сгорала от предвкушения чего-то прекрасного, кровь горячей волной бежала по жилам. Она сказала себе, что причиной этому является переполняющее ее чувство свободы от жестокого этикета, господствовавшего при австрийском дворе. Новая, вольная жизнь открывалась перед ней, где-то далеко маячило неясное золотое зарево Версаля.

Резкий стук заставил ее повернуться лицом к двери, и замирая сердцем она уже знала, что за ней пришел он. Это была любовь — неуправляемая, безрассудная, неодолимая.

На пороге стоял Лео. Перед ним замерла изящная девушка в блестящем платье из алого шелка, с черными как смоль локонами, с лучистыми глазами цвета сапфира, с полуоткрытым ртом, в котором влажно поблескивали белоснежные зубы, и с небольшой, гордо посаженной на длинной стройной шее головой. Высокая грудь царила над декольте.

Талия красавицы была столь тонка, что он спокойно мог бы обхватить ее руками. В последние дни он много раз виделся с ней, но теперь ему показалось, что увидел впервые. От Корделии словно бы исходили искушение и опасность. Воздух вокруг нее был насыщен страстью, он как будто слышал потрескивание электрических разрядов. Любой прикоснувшийся к, ней сейчас был бы сожжен этой энергией на месте, подумал он, и холодок предчувствия пробежал по его спине.

— Видите, я уже готова, милорд. — Корделия присела в реверансе, скрывая свои истинные чувства под слегка насмешливым тоном. — Матильда не одобряет мой наряд. Она считает, что алый цвет не следует носить в доме Бога. Но я напомнила ей, что кардиналы носят красные шапки. А вы что скажете по этому поводу, милорд?

Она медленно поднялась с кресла, кокетливо склонив голову набок.

— Не думаю, что ваше платье вызовет неодобрение, потому что все внимание будет обращено на супругу наследника престола и на принца, — обескураживающим тоном произнес он. — Если вы готовы, тогда пойдем.

Он отступил в сторону, пропуская ее из комнаты.

— Как это негалантно с вашей стороны, — заметила Корделия, проходя мимо него. — Я могла бы обидеться на такой выговор.

— Но вы ведь не обиделись, — сухо ответил он.

Она искоса взглянула на него:

— Ни в малейшей мере, милорд, потому что единственный взгляд, который мне важен, — ваш.

Меня бы вполне устроило, если б для всех остальных я стала невидимкой.

Лео произнес сквозь стиснутые зубы угрожающим шепотом:

— Прекратите нести чепуху, Корделия. Предупреждаю вас, что я начинаю терять терпение.

— Но я ведь выиграла пари, — улыбнулась ему Корделия, беря виконта под руку. — И не смотрите на меня столь яростно, а то люди будут теряться в догадках, что такое случилось с новобрачными.

У него не было времени сказать все, что он считал нужным, так как они уже входили в самый большой зал монастыря, где собрались сливки местного общества, чтобы разделить вечернюю трапезу с настоятелем монастыря и придворными.

Тойнет, немного бледная, но вполне владеющая собой, сидела во главе стола между своим братом и настоятелем.

Княгиня Саксонская вместе с сопровождающим были тут же усажены рядом с королевскими особами, и Лео оставалось только тупо улыбаться и чертыхаться про себя, чувствуя полное бессилие в борьбе с неискоренимым кокетством своей подопечной. Во время всего ужина лучезарная улыбка не сходила у нее с лица, застольные разговоры вокруг нее не смолкали, и Лео с нескрываемым удивлением наблюдал за тем, как она постепенно обворожила всех присутствующих своим обаянием. Даже настоятель монастыря поддался чарам Корделии и в конце ужина принялся добродушно похлопывать ее по руке, смеясь шуткам проказницы.

Корделия изо всех сил старалась за двоих, зная, что Тойнет сейчас не в состоянии поддерживать застольную беседу.

Бледность и молчание супруги наследника престола не были замечены присутствующими под прикрытием веселого смеха ее подруги.

— А теперь насладимся музыкой, — очень вовремя провозгласил настоятель, когда слуги убрали вторую смену блюд. — Я нахожу, что это весьма способствует пищеварению.

Из дальнего конца зала донеслась мелодия псалма, и общество застыло в подобающем молчании, слушая, как звук растет, заполняя все пространство и взмывая под купол. Под эти звуки настоятель пригласил всех присутствующих в часовню для благословения.

— Мне казалось, вы не принадлежите к нашей вере, милорд, — вполголоса заметила Корделия, преклонив колена на каменном полу и расправив вокруг себя юбки.

— Ничего не поделаешь, — холодно ответил он, тоже становясь на колени.

— Я люблю вас, — прошептала она.

Эти слова вырвались совершенно непроизвольно. Корделия не собиралась признаваться в любви, но он находился так близко к ней, что она ощущала даже слабый запах сухой лаванды и розмарина, которыми явно было переложено его белье. Воздух вокруг нее был так насыщен его присутствием, что она на мгновение забыла про все вокруг.

Лео молил Бога даровать ему выход из этого положения.

Как он мог сопротивляться ее страсти? Это чувство выдавали синие искры в ее глазах, смотревших на него из-за ладони, которой она закрывала лицо от остальных молящихся. Об этом говорили ему и плавный изгиб ее шеи, маленькое ушко, проглядывающее между черными локонами, ее вздымающаяся и опускающаяся грудь. Он не уставал твердить себе, что она жена другого мужчины, его родственника, но это казалось почти нереальным в окружающей их обстановке.

Служба закончилась, и усталые путешественники получили возможность отправиться на покой. Тойнет попросила Корделию проводить ее.

— Я знаю, что ты устала, Корделия, но мне так хочется, чтобы ты побыла со мной, пока я отойду ко сну. Мне очень одиноко.

Это был королевский приказ, замаскированный под мольбу подруги о помощи. К таким вещам Корделия уже давно привыкла.

Лео удалился в собственные апартаменты. Слуга ждал своего господина там, чтобы помочь виконту раздеться, но Лео попросил налить ему графин коньяку, снять башмаки и камзол, после чего отправил его спать. В камине весело трещал огонь. Апрельский вечер был довольно прохладен, а массивные каменные стены монастыря хранили зимний холод едва ли не до середины лета.

Лео, оставшись в тонкой рубашке и в чулках, сел к огню и подтянул поближе к себе небольшой столик с инкрустированной столешницей в виде шахматной доски. Нахмурясь, он принялся расставлять фигуры одного этюда, который не мог решить уже неделю. Это могло на какое-то время занять его мысли и остудить разгоряченную кровь. Вряд ли он внесет спокойствие в свою душу, но мудрая простота шахматных фигур и ясная логика шахматного этюда могли хотя бы отчасти помочь ему.

Корделия сидела у Тойнет, пока ее подруга не заснула, потом, зевнув во весь рот, направилась в свою комнату. Матильда дремала у огня и при появлении Корделии сонно поднялась из кресла.

— Ты только расстегни мне платье и расшнуруй корсет, Матильда, а со всем остальным я управлюсь сама, — сказала Корделия, снова зевая. — Тебе тоже нужно выспаться.

Она потерла глаза, потом принялась вынимать шпильки из прически, а Матильда стала расстегивать крючки ее платья.

— Я завтра собираюсь ехать верхом. Ты достала мою амазонку?

— Достану завтра утром. — Матильда стянула с нее алое платье и повесила его в шкаф. — Мы встаем завтра очень рано и сразу отправляемся, как я понимаю. Утром я разбужу тебя заранее, чтобы ты успела собраться.