Страница 23 из 36
5. ПЕСНЬ РАЗЛУКИ
Слыхал ли ты, как плачет ветер Юга
О рощах пальм, забытых вдалеке,
Когда от мук смертельного недуга
И злится он, и мечется в тоске?
Видал ли ты, как вянут в полдень розы,
Едва успев раскрыться и расцвесть,
Под зноем дня, когда замедлят грозы
Нести дождя живительную весть?
Знавал ли ты бесплодное страданье
От жгучих грез, рождаемых в бреду?
Поймешь ли ты, что значит ожиданье,
Поймешь ли ты, что значит слово: «Жду!»
6. ОСЕННЯЯ ПЕСНЬ
Осенний дождь утих -
И слышно листьев тленье.
Я жажду ласк твоих,
Я жажду их -
Мое томленье!
Приди! – В мертвящий день
Внеси дыханье бури,
Любовь мою одень
В лучи и тень
И блеск лазури.
С тобой и под дождем,
И в сумраке ненастья,
Горя одним огнем,
Найдем вдвоем
Тепло и счастье!
7 «Я обниму тебя так крепко, что тоска…»
Я обниму тебя так крепко, что тоска,
Сжимавшая мне грудь в отчаянье разлуки,
Утихнет и замрет, и будет далека,
И будут мниться сном пережитые муки.
Я обниму тебя так жарко, что сильней
Не станет жечь огонь негаснущий Эреба,
Который ждет меня за счастье этих дней,
За то, что для тебя я отреклась от неба.
Я обниму тебя так нежно, что в раю
Святые ангелы, из выси недоступной
Взирая на любовь безмерную мою,
Не назовут ее нечистой и преступной!
1896–1898
«В моем незнанье – так много веры…»
В моем незнанье – так много веры
В расцвет весенний грядущих дней;
Мои надежды, мои химеры,
Тем ярче светят, чем мрак темней.
В моем молчанье – так много муки,
Страданий гордых, незримых слез,
Ночей бессонных, веков разлуки,
Неразделенных, сожженных грез.
В моем безумье – так много счастья,
Восторгов жадных, могучих сил,
Что сердцу страшен покой бесстрастья,
Как мертвый холод немых могил.
Но щит мой крепкий – в моем незнанье
От страха смерти и бытия.
В моем молчанье – мое призванье,
Мое безумье – любовь моя.
1898–1900
МОЙ ЗАМОК
Мой светлый замок так велик,
Так недоступен и высок,
Что скоро листья повилик
Ковром заткут его порог.
И своды гулкие паук
Затянет в дым своих тенет,
Где чуждых дней залетный звук
Ответной рифмы не найдет.
Там шум фонтанов мне поет,
Как хорошо в полдневный зной,
Взметая холод вольных вод,
Дробиться радугой цветной.
Мой замок высится в такой
Недостижимой вышине,
Что крики воронов тоской
Не отравили песен мне.
Моя свобода широка,
Мой сон медлителен и тих,
И золотые облака,
Скользя, плывут у ног моих.
1898–1900
В САРКОФАГЕ
Мне снилось – мы с тобой дремали в саркофаге,
Внимая, как прибой о камни бьет волну.
И наши имена горели в чудной саге
Двумя звездами, слитыми в одну.
Над нами шли века, сменялись поколенья,
Нас вихри замели в горячие пески;
Но наши имена, свободные от тленья,
Звучали в гимнах страсти и тоски.
И мимо смерть прошла. Лишь блеск ее
воскрылий
Мы видели сквозь сон, смежив глаза свои.
И наши имена, струя дыханье лилий,
Цвели в преданьях сказочной любви.
1898–1900
СЕРАФИМЫ
1
Резнею кровавой на время насытясь,
Устали и слуги, и доблестный витязь
И входят под своды обители Божьей,
Где теплятся свечи Господних подножий.
И с кроткой улыбкой со стен базилики
Глядят серафимов блаженные лики.
2
Палач утомленный уснул на мгновенье.
Подвешенной жертвы растет исступленье.
На дыбе трепещет избитое тело,
Медлительным пыткам не видно предела.
А там, над землею, над тьмою кромешной,
Парят серафимы с улыбкой безгрешной.
3
В глубоком «in pace»,[5] без воли и силы,
Монахиня бьется о камни могилы.
В холодную яму, где крысы и плесень,
Доносится отзвук божественных песен.
То – с гулом органа, в куреньях незримы,
«Осанна! Осанна!» поют серафимы.
1898–1900
ВОСТОЧНЫЕ ОБЛАКА
Идут, идут небесные верблюды,
По синеве вздымая дымный прах.
Жемчужин-слез сверкающие груды
Несут они на белых раменах.
В вечерний час, по розовой пустыне,
Бесследный путь оставив за собой,
К надзвездной Мекке, к призрачной Медине
Спешат они, гонимые судьбой.
О, плачьте, плачьте! Счет ведется строго.
Истают дни, как утренний туман,-
Но жемчуг слез в сокровищницу Бога
Перенесет воздушный караван.
1898–1900
ПРОБУЖДЕННЫЙ ЛЕБЕДЬ
И дрогнет лебедь пробужденный -
Моя бессмертная душа.
Страдала я – и не был ты со мной.
Я плакала – ты был далеко.
Уныл и сер лежал мой путь земной,-
Я изнывала одиноко.
Те дни прошли. Не все мы рождены
Для подвига самозабвенья.
В моей душе такие дышат сны,
Такие блещут откровенья,
Что самый мир, что самый круг земли,
Замкнутый небом, кажется мне тесен;
И нет границ для грез и песен,
Для звуков, тающих вдали.
Страдала я, когда ты был далеко.
Я плакала, что нет тебя со мной.
И в жизни я избрала путь иной,
Чтоб не томиться одиноко.
В иную жизнь, к иному торжеству
Расправил крылья лебедь пробужденный.
Я чувствую! Я мыслю! Я живу!
Я властвую душой непобежденной!
То с бурями, то с лунной тишиной
Безбрежный путь раскинулся широко…
Я не ропщу, что нет тебя со мной,
Не плачу я, что ты далеко.
1898–1900
УТРО НА МОРЕ
Утро спит. Молчит волна.
В водном небе тишина.
Средь опаловых полей
Очертанья кораблей
Тонким облаком видны
Из туманной белизны.
И, как сон, неясный сон,
Обнял море небосклон,
Сферы влажные стеснил,
Влагой воздух напоил.
Все прозрачней, все белей
Очертанья кораблей.
Вот один, как тень, встает,
С легкой зыбью к небу льнет.
Сонм пловцов так странно тих,
Лики бледные у них.
Кто они? Куда плывут?
Где воздушный их приют?
День порвал туман завес -
Дня не любит мир чудес.
Вширь раздался небосвод,
Заалела пена вод -
И виденья-корабли
Смутно канули вдали.
1898
Крым
5
В мире (ит.)