Страница 35 из 40
Из ветвей глядит лукаво,
Сыплет светом цветоносным
И налево и направо.
Дуб нахмурился сердито,
Липа юная ликует:
У нее в ветвях сегодня
Тайно горлинка ночует.
И в восторге липа шепчет
Сквозь весеннюю истому:
“Посмотри, как ходят тучи
По эфиру голубому,
Точно лебеди по морю…
Видишь, май идет лесами,
Раздвигая мокрый ельник
Лучезарными перстами.
Как свежо зеленым веткам,
Как тепло пригреты корни,
Мотылек сегодня утром
Перепархивал на дерне.
Я за ним следила долго,
Он весь белый был, как иней.
Наряжается фиалка
Для него в кокошник синий!”
Но печально дуб косматый
Слышит юной липы шелест:
Не влечет его, как прежде,
Мая девственная прелесть!
И нежнее шепчет липа:
“Посмотри, жак ярки почки,
Сколько тайны молчаливой
В ароматах этой ночки…
Как стекло, прозрачно нeбo!
Будит эхо в боре дальнем
Сиротливая кукушка
Кукованием печальным…
От избытка чар и страсти
Я сама запеть готова!”
Но на лепет нежной липы
Дуб нахмурился сурово…
Он дрожащею вершиной
Все глядит к востоку жадно
И, вдыхая душный воздух,
Что-то шепчет безотрадно.
Там, вдали, как темным флером,
Омрачилось небо тучей,
И порой в нем пробегала
Искра молнии летучей.
Зашатался лес косматый -
Испугался тучи черной,-
И поплыл в его вершинах
Ропот гневный и проворный…
В небе звучно и протяжно
Рокотанье пронеслося,
И вдали дрожащей сеткой
Дождь упал, волнуясь косо.
Ближе, ближе влажный рокот!
Шумно рвется в лес прохлада,
И раскапались по листьям,
Барабаня, капли града…
В туче молния сверкнула,
Небо гром потряс сердито,
Точно рухнули там скалы
Из тяжелого гранита.
Пошатнулся дуб маститый,
Наклонился головою
И упал, грозой спаленный,
Перед липой молодою.
Туча медленно промчалась,
И, смотря на жатву бури,
Мирно радуга сияла
На безоблачной лазури.
И, смотря на остов дуба,
Липа сумрачно вздыхала:
Поняла oнa, что старца
Так тревожно волновало!..
4 ноября 1887
ВОЛКИ
Рождественский рассказ
Посвящается
А.В. Жиркевичу
В праздник вечером, с женою,
Возвращался поп Степан,
И везли они с собою
Подаянье христиан.
Нынче милостиво небо,
Велика Степана треба:
Из-под полости саней
Видны головы гусей,
Зайцев трубчатые уши,
Перья пестрых петухов
И меж них свиные туши -
Дар богатых мужиков,
Тих и легок бег савраски.
Дремлют сонные поля,
Лес белеет, точно в сказке,
Из сквозного хрусталя.
Полумесяц, в мгле морозной,
Тихо бродит степью звездной
И сквозь мглу мороза льет
Мертвый свет на мертвый лед.
Поп Степан, любуясь высью,
Едет, страх в душе тая;
Завернувшись в шубу лисью,
Тараторит попадья.
“Ну, уж кум Иван скупенек, -
Дал нам зайца одного,
А ведь, молвят, куры денег
Не клевали у него!
Да и тетушка Маруся
Подарила только гуся,
А могла бы, ей-же-ей,
Раздобриться пощедрей!
Скуп и старый Агафоныч,
Не введет скребя в изъян…”
– “Что ты брехаешь за полночь!”-
Гневно басит поп Степан.
Едут дальше. Злее стужа;
В белом инее шлея
На савраске… Возле мужа
Тихо дремлет попадья.
Вдруг савраска захрапела
И попятилась несмело,
И, ушами шевеля,
В страхе смотрит на поля.
Сам отец Степан в испуге
Озирается кругом…
“Волки!” – шепчет он супруге,
Осеняяся крестом.
В самом деле, на опушке
Низкорослого леска
Пять волков сидят, друг дружке
Грея тощие бока.
Гневно ляскают зубами
И пушистыми хвостами,
В ожидании гостей,
Разметают снег полей.
Их глаза горят, как свечи,
В очарованной глуши.
До села еще далече,
На дороге – ни души!
И, внезапной встречи труся,
Умоляет попадья:
“Степа, Степа, брось им гуся,
А уж зайца брошу я!”
– “Ах ты господи Исусе,
Не спасут от смерти гуси,
Если праведный господь
Позабудет нашу плоть!”-
Говорит Степан, вздыхая.
Всё ж берет он двух гусей,
И летят они, мелькая,
На холодный снег полей.
Угостившись данью жалкой,
Волки дружною рысцой
Вновь бегут дорогой яркой
За поповскою четой.
Пять теней на снеге белом,
Войском, хищным и несмелым,
Подвигаясь мирно вряд,
Души путников мрачат.
Кнут поповский по савраске
Ходит, в воздухе свистит,
Но она и без острастки
Торопливо к дому мчит.
Поп Степан вопит в тревоге:
“Это бог нас за грехи!”
И летят волкам под ноги
Зайцы, куры, петухи…
Волки жадно дань сбирают,
Жадно кости разгрызают,
Три отстали и жуют.
Только два не отстают,
Забегают так и эдак…
И, спасаясь от зверей,
Поп бросает напоследок
Туши мерзлые свиней.
Легче путники вздыхают,
И ровней савраски бег.
Огоньки вдали мигают,
Теплый близится ночлег.
Далеко отстали волки…
Кабака мелькают елки,
И гармоника порой
Плачет в улице глухой.
Быстро мчит савраска к дому
И дрожит от сладких грез:
Там найдет она солому
И живительный овес.
А в санях ведутся толки
Между грустною четой:
“Эх, уж, волки, эти волки!”
Муж качает головой.
А супруга чуть не плачет:
“Что ж такое это значит?
Ведь была у нас гора
В санках всякого добра!
Привезли ж – одни рогожи,
Что же делать нам теперь?”
– “Что ж, за нас, на праздник божий,
Разговелся нынче зверь!..”
15 декабря 1887
ДУМА В ЦАРСКОМ СЕЛЕ
С природою искусство сочетав,
Прекрасны вы, задумчивые парки:
Мне мил ковер густых, хранимых трав
И зыбкие аллей прохладных арки,
Где слаще мир мечтательных забав,
Где тень мягка н где лучи не ярки,
Где веет всё давно забытым сном
И шепчутся деревья о былом.
Сад, как вино, – чем старше, тем милей,
Тем больше в нем игры и аромата.
Особенно он дорог для очей,
Когда искусство несколько помято
Завистливым соперником людей -
Природою, которая богата
Неряшеством и чудесной красотой,
И гордостью, доступной ей одной!
Таких садов близ царственной Невы
Довольно есть. Сады увеселений -
Кумирни мелкой прессы и молвы -
Затмили их… Так фокусника гений
Свет разума и мудрость головы
Тмит мудростью лукавою движений.
Но славу тех резвящихся садов
Переживут сады больших дворцов.
Меланхоличен Царскосельский сад,
И тем милей мечтателям угрюмым.
Он вас чарует прелестью баллад,
Приветствует спокойно-важным шумом,
В нем вечером люблю встречать закат,
Предавшися своим певучим думам.
Войдемте же в него мы. Много в нем
И выходов и входов есть кругом.
Ведущие в ласкающую даль,
Как хороши тенистые аллеи!
Там, что ни шаг, то будят в вас печаль
Угасших лет невинные затеи.
То пруд блеснет, прозрачный как хрусталь,
То статуя Амура иль Психеи
На вас глядит, кокетливо грустя,-
Столетнее бездушное дитя!
А там, в тени благоуханных лип,
Стена и вал искусственной руины,
Где бледный мох и толстогубый гриб
Уже взросли для полноты картины.
Мы нечто там еще встречать могли б,
Когда бы страж таинственной долины,
Ютящийся в развалине с семьей,
Не наблюдал за скромной чистотой.
А дальше ряд душистых цветников,