Страница 35 из 56
Наверно, депрессия – это болезнь, такая же физиологическая, как и желтуха. Придет день, и детям будут делать от нее обязательную прививку, как от дифтерита. И вообще, мне надо считать себя счастливчиком, ведь у меня болезнь не протекает остро, когда из каждого угла вылезают серо-черные спруты и тянут щупальца, и тошнота подступает к каждой клетке мозга, и жизнь становится такой невыносимой, что самоубийство предстает единственно возможным и логичным выходом.
Я не дойду до такого, если смогу... Не дойду.
Мотель «Отпускник» стоял на самом берегу океана, и плеск серо-голубых волн сливался с бормотанием транзисторов, гудением кондиционеров, светской болтовней, криками детей и ревом машин. Номеров с видом на океан не осталось. Уолту и мне отвели рядом две комнаты, выходившие на стоянку машин.
Приехав, я не застал Юнис и Линни – они отправились на прогулку. Когда приехал Уолт – как и договаривались, в шесть, – они еще не вернулись. Но они уже сидели в баре, когда мы с Уолтом спустились, чтобы выпить перед обедом. Я оставил для Юнис записку у клерка, выдававшего ключи, но не сказал Уолту, что она тоже живет в этом мотеле. Увидев Юнис, сидевшую рядом с Линни, Уолт остановился и замер на месте, потом посмотрел на меня, и я прочел в его взгляде смешанное чувство неприязни и возмущения. Если бы я сказал Уолту, что она будет с нами, он бы не приехал. И он понимал, что я знаю об этом, поэтому имел полное право сердиться на меня.
Но Юнис была женой очень хорошего клиента его фирмы. Уолт проглотил недовольство, как горькую пилюлю, и молча запил его двойной порцией виски. Юнис и Линни наслаждались покрытым изморозью дайкири, фирменным коктейлем Западного побережья. Обе выглядели великолепно – золотисто-коричневая кожа и томные от солнца движения. Юнис надела флюоресцирующее зеленое платье; золотые украшения сверкали у нее в ушах, на запястьях и на лодыжках. Линни выбрала розово-оранжевую тунику, и ремешки на ее босоножках казались сделанными из полированных полудрагоценных камней. Даже Уолт через несколько минут не мог оторвать от них глаз.
Мы пообедали на открытой террасе с решетчатой крышей, увитой виноградом и сотнями маленьких многоцветных лампочек. Ступени террасы вели прямо на песочный пляж. Речь Юнис стала нежной, как морской ветерок, и вечер, если рассматривать его как светское мероприятие, прошел относительно успешно.
За кофе с самым небрежным видом, на какой был способен, я спросил у Юнис:
– Вы не слышали случайно о заводчике чистокровных скакунов по имени Кэлхем Джеймс Оффен?
– Конечно, слышала. Все о нем слышали.
– Я не слышал, – монотонно проговорил Уолт. Нельзя же ожидать от человека полной капитуляции. Он и так победил себя.
– Я имел в виду – все в мире коневодства, – объяснила Юнис, отнюдь не проявляя ангельского терпения. – У него есть поразительно удачливый жеребец, Мувимейкер, и Дэйв говорит, что надо бы подумать и послать кобыл к другому его жеребцу, Сентигрейду... Первое потомство жеребят от Сентигрейда выиграло в этом сезоне все соревнования двухлеток. Но независимо от этого, – она заулыбалась, – по-моему, скоро мы будем очень часто видеть его.
– Почему?
– Наш новый дом рядом с его фермой.
Уолт открыл рот, а я перестал помешивать кофе.
– Что вы сказали? – спросил я, чувствуя, что по спине побежали мурашки.
– Наш новый дом, куда мы переезжаем, через дорогу от дома Оффена. Его паддок виден из окон нашей спальни.
Я зачарованно глядел на Юнис, пока она беспечно объясняла мне причину покушения на своего мужа. Теллер сам говорил мне, что душеприказчики покойного Дэвиса Л. Дэвиса совсем недавно приняли его предложение купить ферму, за неделю до нашего памятного путешествия по реке. Так вот в чем заключалась «проклятая глупость», которая разрушила все планы Йолы и Матта Клайвов! Они узнали, что из всех людей на земле именно Дэйв Теллер станет новым соседом Оффена. Они открыли это после того, как украли лошадь, иначе не стали бы проводить в жизнь свой план.
– Почему вы смеетесь? – насупилась Юнис. – Что я сказала смешного?
– Это не смешно. – Я постарался придать своему лицу строгое выражение. – Совсем не смешно. Вы знакомы с Кэлхемом Джеймсом?
– Нет еще. Это имеет значение? – Она непонимающе глядела на меня.
– Может быть, разумнее было бы не спешить заводить с ним дружбу?
– Почему?
– Цветок может оказаться колючим.
Я представил Дэйва Теллера, изо дня в день наблюдающего из окна своей спальни за паддоком соседа, где разгуливают Оликс и Шоумен. Конечно, он мог и не узнать их. А если бы узнал? Кэлхем Джеймс просто не мог позволить себе такой риск. Йола и Матт сразу вылетели в Англию, чтобы убрать Дэйва вдалеке от места, где может разразиться скандал.
Пока Оликс находится на ферме Орфей, а Дэйв строит планы переезда, взрывоопасная ситуация сохраняется. Хотя Матт Клайв, кажется, временно отложил расправу. Я с тревогой надеялся, что телохранители из агентства Рэднора – Холли не позволят своему подопечному и шагу ступить одному. Звонок Киблу необходим... даже при астрономической цене минуты разговора между Калифорнией и Лондоном.
– Хочу погулять по берегу, – сказала Линни, снимая сверкающие босоножки. – Кто пойдет?
Я побил Уолта в быстроте реакции, получил в награду укоризненный взгляд и оставил его наедине с Юнис. Линни заметила его взгляд и, когда мы молча брели по сыпучему песку, улыбнулась.
– Его подавляют ее бесконечные проклятия, – объяснил я, – вот и все.
– Здесь она прибегает к ним не так часто, – заметила Линни. – И пьет гораздо меньше, один-два бокала перед ленчем и до самого вечера ни капли. Почему, как вы думаете?
– Она убежала из клетки в Лексингтоне.
– Такой волшебный дом... клетка?
– Думаю, да.
– Новый дом совсем не такой красивый, – возразила Линни.
– Станет красивым, когда Юнис закончит его обустройство. И стены опять сомкнутся.
– Вы хотите сказать, она опять почувствует себя в клетке? – с сомнением спросила Линни.
– В новой клетке, – подтвердил я.
– Жизнь не может быть перебеганием из одной клетки в другую! – страстно воскликнула Линни, возмущенная такой мрачной перспективой.
– Каждый живет в клетке, – сказал я. – Весь фокус в том, чтобы не хотеть выбраться на свободу.
– Прекратите, – огорченно попросила она. – Не хочу этого слышать.
– Люди любили держать коноплянок, – продолжал я. – Но теперь их не держат. Вместо них волнистые попугайчики. Так что с вами будет все в порядке, маленькая конопляночка.
– Никогда не понимаю, шутите вы или говорите серьезно.
– Всегда говорю серьезно.
– Но половина того, что вы говорите, это... нелепо до безумия.
– Жизнь серьезна, жизнь нелепа. Все безумное серьезно, все серьезное нелепо... Давайте побежим до той раздевалки, я обгоню вас.
Она бежала босиком и опередила меня, прислонилась к неотесанным доскам стены и хохотала до слез, пока я вытряхивал из ботинок песок. Мы прошли еще немного, потом сели на горячий песок и смотрели в темноту на спокойный океан. Между нами и Японией никакой земли, полмира воды.
– Вы приехали сюда, чтобы найти Оликса или... быть с нами? – спросила она.
– И то и другое.
– Вы привезли с собой Уолта, – покачала она головой, – значит, ради Оликса.
– Уолт предпочел бы остановиться где-нибудь в другом месте, – улыбнулся я. – Калифорния – ради Оликса, Санта-Барбара – ради вас. Вы довольны?
Линни пробормотала что-то. Мы сидели молча, и она босыми ногами собирала песок в холмики.
– Думаете, что найдете его? – наконец спросила Линни.
– Оликса? Наверно, найдем.
– Когда примерно?
– Не знаю. Может, завтра...
– И тогда... вы уедете домой?
– Думаю, да.
– Опять в офис... – Она взмахнула рукой, будто обнимая широкое небо.
«Опять в офис, – холодно подумал я, – опять копаться в частной жизни людей, опять ставить западни, опять вечный дождь, пустота квартиры в Путни. Короче, опять к моей нормальной жизни». Фокус в том, чтобы не хотеть выбраться на свободу.