Охота на лошадей

– Она улетела в Калифорнию.

– На новую ферму?

Я кивнул.

– Безумная идея Дэйва переехать на Западное побережье. Центр разведения чистокровных лошадей здесь, в Лексингтоне, и здесь он должен оставаться.

Я промычал нечто соответствующее обстоятельствам, не критическое и не одобрительное, и Джефф Рутс протянул мне толстую руку.

– У меня в Майами собрание акционеров, – извиняющимся тоном проговорил он.

Мы прошли через дом, туда, где секретарь ждала его в «Кадиллаке», стоящем рядом с «Торнадо Олдс-мобилом» Юнис.

В редакции газеты я обнаружил, что все, о чем просил Джефф Рутс, выполнено очень добросовестно и в двойном размере. Моими временными помощниками были пожилой мужчина, который почти весь рабочий день проводил за составлением ежегодных регистров достижений жеребцов, и незамужняя леди лет пятидесяти с феноменальной памятью, чье лошадиное лицо и хриплый голос моментально забывались, стоило ей ласково улыбнуться.

Когда я объяснил, что хотел бы найти, они оба потрясенно уставились на меня, не находя слов.

– Это невозможно? – спросил я.

Мистер Харрис и мисс Бритт пришли в себя и сказали, что, по их мнению, это возможно.

– И пока мы будем заниматься этим, попытаемся еще составить список лиц, чье уменьшительное имя может быть Бак. Или Бат. Но думаю, все-таки Бак, – предложил я.

Мисс Бритт тут же выдала шесть имен, одних Бакли, живших в окрестностях Лексингтона.

– Наверно, это не совсем удачная идея, – вздохнул я.

– Но совсем не вредная, – хриплым голосом возразила мисс Бритт. – Мы сделаем все нужные списки одновременно.

Они ушли в помещение архива и там погрузились в папки и книги, а меня оставили в приемной, посоветовав курить и ждать, что я весь день и делал.

В пять вечера они появились с результатами.

– Это максимум того, что мы могли сделать, – с сомнением проговорила мисс Бритт. – Понимаете, в Штатах на племенных заводах и фермах более трех тысяч жеребцов. Вы просили выбрать тех, чьи гонорары за покрытие на протяжении последних восьми-девяти лет постоянно росли. Таких двести девять.

Она положила передо мной список, напечатанный на машинке через один интервал.

– Затем вы просили клички жеребцов, которые, попав на племзавод, оказались как производители гораздо удачливее, чем ожидали по их родословной. Таких двести восемьдесят два.

Она протянула второй лист.

– Вы также хотели знать, кто из двухлеток на скачках проявил себя лучше, чем от них можно было ожидать, судя по их породистости. Таких двадцать девять. – Она добавила к прежним двум третий лист. – И наконец, люди, которых можно называть Бак. Их тридцать два – от Бара К. Ранча до Барри Кайла.

– Вы провели потрясающую работу! – искренне восхитился я. – Наверно, не стоит надеяться, что хотя бы одна из ферм повторяется во всех четырех списках?

– Большинство жеребцов из первого списка входят и во второй. Это понятно. Но что касается двухлеток, исключительно хорошо проявивших себя на скачках, то их производителей нет в первых двух списках. И ни один из удачливых двухлетних жеребят не был выращен на племзаводах, принадлежащих кому-то из Баков.

Они оба казались огорченными такими невдохновляющими результатами.

– Ничего, – сказал я. – Завтра мы попытаемся зайти с другого конца.

Мисс Бритт фыркнула, что я воспринял как согласие.

– Рим не сразу строился, – проговорила она.

Мистер Харрис выразил некоторое сомнение, что этот Рим вообще может быть построен из имеющихся у них материалов, но, не жалуясь, утром следующего дня ровно в девять сидел за своим столом. Оба вновь погрузились в сопоставление и перетасовку списков.

К полудню первые два списка были сокращены до двадцати жеребцов. Мы втроем подкрепились сандвичами. И поиски начались снова. В десять минут четвертого мисс Бритт тяжело задышала и широко раскрыла глаза. Она быстро нацарапала что-то на чистом листе бумаги и, склонив набок голову, рассматривала написанное.

– Ну... – Она смотрела на меня, не находя слов. – Ну...

– Вы их нашли, – сказал я.

Она кивнула, сама не веря полученному результату.

– Я сопоставила все скачки, в которых они участвовали, годы, когда были куплены, масть и приблизительный возраст, как вы и просили... Таким путем мы получили двенадцать возможных кандидатов из первых двух списков. И один из производителей удачливых жеребят, которым сейчас не больше двух лет, отвечающий всем вашим требованиям, находится на той же племенной ферме, что и первый кандидат из двенадцати. Вы успеваете за мной?

– Наступаю на пятки, – улыбнулся я.

Мистер Харрис и я стояли у нее за спиной и читали написанное мисс Бритт на листе бумаги.

Мувимейкер, возраст – четырнадцать лет, в настоящее время гонорар за покрытие – десять тысяч долларов.

Сентигрейд, возраст – двенадцать лет, в этом году гонорар за покрытие – пятнадцать тысяч долларов.

Оба находятся на ферме Орфей, Лос-Кайлос.

Собственность Кэлхема Джеймса Оффена.

Мувимейкер и Сентигрейд – Шоумен и Оликс. Ясно, как небо в морозный день.

Обычно жеребцы покрывают тридцать-сорок кобыл за сезон. Сорок кобыл, по десять тысяч долларов с каждой, ежегодно дают четыреста тысяч долларов независимо от того, получился один жеребенок или два и остались ли они в живых. На открытом аукционе десять лет назад Мувимейкер стоил сто пятьдесят тысяч долларов, как показали поиски мисс Бритт. Подменив его Шоуменом, Оффен с тех пор получил примерно два с половиной миллиона в качестве гонорара коннозаводчику.

Сентигрейд был куплен на торгах в Кинленде за сто тысяч долларов. При гонораре пятнадцать тысяч Оликс, живущий теперь под именем Сентигрейда, перекроет эту сумму за один год. И очень похоже, что его гонорар будет расти из года в год.

– Кэлхем Джеймс Оффен. У него такая хорошая репутация, – задумчиво проговорила мисс Бритт. – Просто не могу поверить. Он считается заводчиком высшего ранга.

– Есть, правда, одно «но», – вмешался мистер Харрис. – Нет никакой связи с именем Бак.

Мисс Бритт посмотрела на меня, и ее улыбка засияла нежно и победно.

– Но связь есть, не видите? Мистер Харрис, вы не музыкант, но разве вы никогда не слышали оперу «Орфей в аду» Оффенбаха?

Глава 12

Уолт четыре раза повторил «ради бога» и признал, что «Жизненная поддержка» охотно отправит его с одного побережья на другое, если на конце радуги будет горшок золота в виде Оликса.

– Лос-Кайлос недалеко от Лос-Анджелеса, – пояснил я, – к северо-западу. А я хотел бы остановиться еще севернее, на берегу океана.

– Ради бога.

– Тогда приезжайте в Санта-Барбару, мотель «Отпускник». Жду вас там завтра.

Он повторил адрес и спросил:

– Кто платит?

– Пусть «Жизненная поддержка» и Дэйв Теллер решают это между собой. Расходы на мотель я вставлю в счет Теллеру. А вы сможете получить деньги на дорогу в вашем офисе?

– Наверно, смогу. – До меня по проводам долетел его вздох. – Жене и детям это очень не понравится. Мы договорились в воскресенье поехать на пикник.

– Отложите на неделю, – посоветовал я.

– Мы уже дважды откладывали его из-за вас.

– Простите великодушно.

– Завтра, часов в шесть местного времени, пойдет?

– Очень хорошо.

Он коротко попрощался и с треском хлопнул трубкой. С аппаратом Теллера я обошелся нежнее и мягко положил трубку на рычажок. Потом оглядел зелено-оранжевую комнату.

Чем бы заняться?

В точных пропорциях смешал виски со льдом. Выпил. Хотел поплавать на закате в бассейне, но оказалось лень раздеваться. Вернулся в дом, съел обед, приготовленный и поданный Эвой, которая долго болтала, воспользовавшись возможностью поговорить на родном языке, и я пожалел, что, приехав в первый раз, заговорил на нем. В отчаянии я мечтал, чтобы она поскорее замолчала и ушла, но, когда она наконец это сделала, лучше не стало.

Попытался читать и, пробежав страниц шесть, не запомнил ни единого слова. Не находя себе места, снова вышел в бархатную глубину сада, сел на кресло возле бассейна и стал смотреть в темноту. Глупо, мелькнула мрачная мысль, что я никак не могу выздороветь после потери Кэролайн, что не ценю свободу, которой завидуют другие мужчины, что не радуюсь всему, что имею. Депрессия так жестоко придавила меня, что не спасают ни достижения, ни удачи. Она так глубоко сидит во мне, что даже успех мирового класса не поможет избавиться от нее.