Испытай себя

— Что случилось? — спросил я, когда он замолчал.

— Он вырезывал какую-то деталь для своего очередного сундучка... и неосторожным движением ножа перерезал на ноге артерию. Он истекал кровью... пытался доползти до двери... вся мастерская была залита его кровью... пинты крови. Ему и раньше случалось порезаться, но сейчас... Его нашла Мэкки.

— Нет, не может быть, — поразился я.

— Она в жутком состоянии, но отказывается принимать транквилизаторы, чтобы не нанести вред своему ребенку. Глаза его наполнились слезами, как он ни пытался их сдержать. Чуть успокоившись, он вытащил носовой платок и трубно высморкался.

— Сейчас с ней Фиона. Она нам очень помогает. — Он сглотнул. — Я не хотел говорить вам об этом, но вы бы сами спросили меня, почему не пришла Мэкки.

— Наоборот, хорошо, что сказали.

— Мне уже пора. Я сам должен был сообщить вам эту неприятную новость.

— Да, вы правы. Спасибо.

— Предстоит еще столько горестных забот. — Его голос снова сорвался. — Скорее выздоравливайте. Лошади ждут вас. И мне нужна ваша помощь.

Я был бы рад оказаться полезным, но он и сам видел, что в данный момент от меня не стоило ждать особой пользы.

— Это вопрос нескольких дней, — уверил я его. Тремьен кивнул.

— Не миновать следствия, — сокрушенно заметил он.

Он еще посидел некоторое время в изнеможении от свалившейся на него ноши, как бы откладывая тот момент, когда нужно будет встать и идти, чтобы вновь погрузиться в заботы. Наконец он глубоко вздохнул, с трудом заставил себя встать с кресла и с вымученной улыбкой вышел.

Замечательный он человек, Тремьен.

Сразу после его ухода появился Дун и тут же приступил прямо к делу.

— Кто в вас стрелял?

— Какой-то мальчишка, игравший в Робина Гуда.

— Мне не до шуток. Я говорю вполне серьезно.

— В меня стреляли сзади. Дун уселся в кресло и изучающе посмотрел на меня.

— Я видел Тремьена Викерса на автомобильной стоянке. Полагаю, он сообщил вам о своем горе?

— Да, это удар для него.

— А вам не кажется, — добавил Дун, — что этот случай — очередное убийство?

— Я не думал об этом. В глазах моих он заметил удивление.

— Выглядит как несчастный случай, — сказал он с некоторым сочувствием в голосе. — Однако молодой мистер Викерс мастерски владел ножом и всяческими резцами... А после Анжелы Брикел, после мистера Гудхэвена, после этой неприятной истории с вами...

Дальнейшая его мысль так и зависла в воздухе, я же не сделал ни малейшей попытки опустить ее на землю. После некоторой паузы он вздохнул и спросил о моем самочувствии.

— Прекрасно.

— Гм... Он наклонился к своему портфелю.

— Думаю, вам будет интересно взглянуть на это, — сказал он, доставая прозрачный пластиковый пакет и поднося его к свету так, чтобы я мог видеть содержимое.

Стрела, разрезанная на две части.

Одна половинка была чистой и светлой, другая — потемневшей, в бурых пятнах.

— Мы отсылали стрелу на исследование в лабораторию, — своим певучим голосом продолжал Дун. — Ив их заключении сказано, что нет никаких видимых свидетельств того, каким инструментом она была изготовлена. Ее могли заточить любым острым предметом, находящимся на территории нашего королевства.

— Да, — согласился я.

— Однако обугливать острие — это явно одна из ваших рекомендаций.

— Не только в моих книгах вы найдете подобные советы.

Дун кивнул.

— Вчера утром в Шеллертонхаусе мистер Тремьен Викерс и молодые мистер и миссис Перкин Викерс сообщили мне, что в понедельник ночью искали вас в течение трех или четырех часов. Юный Гарет не позволял им прекращать поиски, на что мистер Викерс-старший заметил — даже если вы и заблудились, то с вами ничего страшного не случится. А мотивировал он это тем, что вы, дескать, всегда сумеете найти выход из любого положения. Они уже собрались возвращаться домой, когда наткнулись на вас.

— Мне повезло. Дун кивнул.

— Мне известно, что стрела прошла в дюйме от сердца. И здесь вам тоже повезло. Иначе бы про вас давно уже говорили в прошедшем времени. Я просил их не беспокоиться, уверяя, что, как только вы придете в сознание, я вновь начну работать с вами, и в конце концов мы раскопаем все это дело.

— Вы так думаете?

Увлекшись, Дун не замечал моего прерывистого дыхания.

— Мистер Тремьен Викерс сказал, что будет рад, если мы раскроем эту серию убийств и покушение. — Дун сделал паузу, затем продолжал: — Вы действительно шли к месту стоянки, как они утверждают, по светящимся пятнам? И удар в спину вы почувствовали на ходу?

— Да.

— Рано или поздно мы это проверим. Я оставил это его замечание без ответа, и на его лице отразилось разочарование.

— Вам следует желать, чтобы нападавший предстал перед лицом закона, — каким-то казенным языком заговорил Дун. — А вы, как мне кажется, абсолютно ко всему равнодушны.

— Я устал.

— Тогда вам будет неинтересно узнать и о клее?

— Какой клей? Ах да, клей.

— Клей, которым крепили мраморные плитки к доскам пола. Мы брали его на анализ. Обычный клей. Продается повсеместно. Эта ниточка нас никуда не вывела.

— А алиби?

— Мы продолжаем работать в этом направлении, однако, за исключением молодого мистера Викерса, который все время находился у себя в мастерской, все другие мужчины разъезжали где им только взбредет в голову.

Подобно рыболову, наживившему муху на крючок и ждущему поклевки, он молча наблюдал за моей реакцией.

Я слабо улыбнулся и никак не выказал своего интереса. Казалось, у него даже усы обвисли от постоянных неудач и отсутствия обнадеживающих результатов следствия.

Он поднялся и на прощание пожелал мне следить за своим здоровьем.

Хороший совет, только несколько Запоздалый.

Обернувшись, Дун сообщил мне, что следствие на этом не заканчивается.

Мне ничего не оставалось, как пожелать ему успеха.

— Уж слишком вы спокойны, — закрывая за собой дверь, бросил он.

Когда он вышел, я долго лежал, размышляя о несчастном Перкине, Викерсе и о том, что мне следовало рассказать Дуну и чего я не сказал.

Перкин, думал я, был одним из тех немногих, кто знал о забытом фотоаппарате и дороге к нашей стоянке. Я слышал, как Гарет в субботу вечером подробно рассказывал ему о наших опытах со светящейся краской.

Мэкки сообщила об этом Сэму Ягеру только в понедельник утром.

Теоретически она могла также поведать все это по телефону Фионе, а та, в свою очередь, рассказать Нолану или Льюису, но не такая уж это была сногсшибательная новость, чтобы передавать ее из уст в уста.

В понедельник утром в Шеллертонхаусе объявился Дун и продемонстрировал нам половую доску. Перкину было известно, что именно меня первого осенила мысль о том, что дерево легче воды. А в понедельник он увидел ту же доску на столе в столовой и заметил, как мы с Дуном уединились в отдельной комнате для длительной приватной беседы. В то время ни Фиона, ни Тремьен никак не сомневались в правильности моих действий: Джон Кендал выведет Дуна на затаившегося зверя. А этим зверем был Перкин. И ему не оставалось ничего иного, как выйти из своего логова. То есть предпринять упреждающие действия и броситься на своих преследователей первым.

Днем Перкин сказал, что отправляется в Ньюбери делать закупки, на самом же деле он, вероятнее всего, поехал в район Квиллерсэджских угодий.

Тремьен укатил к своему портному. Мэкки вместе с Ди-Ди ушла обедать. Гарет был в школе. Я тоже покинул опустевший дом и в приподнятом настроении отправился в лес, и, если бы не счастливая случайность, я бы так никогда и не узнал, что ударило меня в спину.

В моем воображении предстал Перкин, пробирающийся ночью сквозь заросли по светящимся меткам без всяких затруднений, ибо тот же путь он уже проделал днем. Он испытывал тайное удовлетворение от своей предусмотрительности: следы, которые он, возможно, оставил в первый раз, вполне естественно могут быть объяснены тем, что он отправился на поиски меня. Однако вся его самонадеянность улетучилась, когда он, выйдя к месту нашей стоянки, обнаружил, что меня там нет. На его месте я испытал бы шок. Если бы он нашел мой труп, он вернулся бы домой, изобразил бы на своем лице ужас и с трепетом в голосе сообщил бы о моей гибели. Однако ему на самом деле пришлось ужаснуться, хотя и внутренне, когда он увидел меня.