Страница 73 из 76
Неожиданно по глазам ударил свет фар проезжавшей не так далеко от меня машины. Моя рука слабо упала в бесплодной попытке остановить автомобиль.
К моему изумлению, машина начала тормозить.
Противно заскрипели тормоза, автомобиль подал назад, к тому месту, где стоял я. «Лендровер». Как он мог здесь оказаться?
Дверцы раскрылись. Все знакомые мне лица.
Мэкки.
Она бросилась ко мне, не переставая кричать:
— Джон! Джон!
Приблизившись, она, пораженная, замерла.
— Боже милостивый!
За ней поспешал Перкин: челюсть у него отвисла в безмолвном изумлении. Гарет пробормотал:
— В чем дело?
Увидев меня, он в ужасе опустился передо мной на колени.
— Куда вы пропали? Мы обыскались вас. Да вас подстрелили! — голос его упал.
Я промолчал — не было сил ответить.
— Беги навстречу отцу! — приказала ему Мэкки, и он тут же рванул в темноту.
— Прежде всего нужно вытащить стрелу, — сказал Перкин, пытаясь вытащить ее. Стрела в груди едва шевельнулась, однако тело мое содрогнулось, как от раскаленного железа.
Я возопил... Однако с уст моих не сорвалось ни звука — это был стон души.
— Не надо...
Я попытался отстраниться от него, но стало только хуже. Вытянув руку, я ухватился за брюки Мэкки с такой силой, которой сам не ожидал в себе. Отчаяние придало мне силы.
Надо мной склонилось ее испуганное и полное участия лицо.
— Не трогайте... стрелу... — выговорил я через силу. — Не давайте ему...
— Боже мой! — Она замерла от испуга. — Не прикасайся к ней, Перкин. Ты причиняешь ему жуткую боль.
— Лучше ее вытащить, — упрямо заявил он. Дрожь его руки передавалась через древко стрелы моему телу и наводила на меня ужас.
— Нет! Ни в коем случае! — Мэкки в панике отдернула его руку. — Оставь! Это убьет его. Дорогой, ты должен оставить его в покое.
Не будь ее рядом, Перкин уже давно бы выдернул стрелу. Он наверняка знал, что это убьет меня. Ему не потребовалось бы много усилий, чтобы сделать это. Но вряд ли он подозревал о той ненависти, которая, таясь во мне, все же вывела меня на эту дорогу. Эта ненависть клокотала у меня в груди, и только силой воли я заставлял себя не клацать зубами. Пот по-прежнему крупными каплями струился по моему лицу.
— Тремьен вот-вот подъедет с врачами. — Лицо Мэкки вновь наклонилось надо мной.
Происшедшее до неузнаваемости изменило ее голос.
На ответ у меня не хватило сил.
Позади «лендровера» остановился автомобиль, из которого выскочил Гарет и с трудом выбрался Тремьен. Сминая все на своем пути, подобно танку, он двинулся ко мне, но не дойдя метра, замер как вкопанный.
— Господи Иисусе! — вырвалось у него. — А я еще не поверил Гарету.
Не теряя присутствия духа и со своей природной властностью, он взял командование на себя, но было видно, что это удавалось ему с трудом:
— Не беспокойтесь, по радиотелефону я уже вызвал «скорую». Скоро за вами приедут.
Я вновь промолчал. Тремьен торопливо вернулся к машине, и я услышал, как он повторяет вызов. Он тут же вернулся со словами ободрения.
Тем не менее я заметил, что мой вид заставил содрогнуться и его.
— Мы разыскиваем вас уже несколько часов, — проговорил он взволнованным голосом, давая мне понять, что моя персона не была забыта. — Мы даже звонили в полицию и в больницы, но там нам не дали никаких сведений относительно автокатастроф или чего-то подобного, поэтому-то мы и приехали сюда...
— Благодаря вашей записке на пробковой доске, — добавила Мэкки. Ну конечно. На руке Перкина висела камера Гарета.
— Мы нашли ваш след, — объявила Мэкки, заметив мой взгляд, брошенный на фотоаппарат. Подошел Гарет.
— На дороге краска уже была смазана, — сообщил он. — Но мы не прекращали наших поисков. Я хорошо запомнил, где мы вчера были, где мы входили в лес. И Перкин нашел это место.
— Перкин прошел весь ваш вчерашний путь с фонариком в руках, — сказала Мэкки, беря мужа под руку, — и он вернулся назад с камерой в руках бог знает через сколько времени и сказал, что вас он там не нашел. И мы не знали, что нам предпринять.
— Но я не позволил им отправиться домой, — неожиданно вмешался Гарет, в голосе его звучали гордость и упрямство. Да возблагодарит его Господь за это, подумал я.
— Что конкретно с вами случилось? — прямо спросил Тремьен. — Что все это значит?
— Расскажу... потом, — пробормотал я едва ли не шепотом.
— Не беспокойте его, — попросила Мэкки. — Ему трудно говорить.
Они всячески подбадривали меня до того момента, как из Ридинга подошла «скорая». Тремьен и Мэкки сразу же пошли навстречу человеку в белом халате, видимо для того, чтобы вкратце объяснить ему случившееся. Гарет направился было за ними, но я прохрипел ему вслед:
— Гарет. Он тут же остановился, подошел и наклонился ко мне.
— Да? Что? Чем я могу помочь?
— Побудь со мной.
— Конечно, хорошо, — в его голосе прозвучало некоторое удивление. С встревоженным видом он сделал шаг в сторону.
— Эй, Гарет, иди за нами, — в раздражении обратился к нему Перкин.
— Нет, — прохрипел я. — Останься.
После некоторого молчания Перкин повернулся к Гарету спиной, наклонился ко мне и с жутким спокойствием спросил:
— Вы знаете, кто в вас стрелял?
Казалось бы, естественный в данной ситуации вопрос. Но нет.
Я промолчал. Впервые я прямо посмотрел в его залитые лунным светом глаза: вот он стоял передо мной, Перкин — сын, муж, мастер по дереву. Но как бы я ни вглядывался, душу в его глазах я увидеть не смог.
Вот он, человек, который думал, что убил меня... лучник.
— Так знаете или нет? — вновь спросил он.
На лице его не отразилось никаких чувств, но я отдавал себе отчет в том, что от моего ответа зависит его судьба.
После длительной паузы, в течение которой он сумел прочитать в моих глазах ответ на свой вопрос, я сказал:
— Да.
Я заметил, как внутри у него как бы что-то оборвалось. Однако он не рассыпался на части, не впал в ярость, даже не попытался вырвать у меня из груди стрелу или прикончить меня каким-нибудь иным способом. Он ничего не объяснял и не пытался оправдываться. Он выпрямился и уставился на приближающихся к нам Тремьена, Мэкки и врача. Сидевший в шаге от меня Гарет слышал весь наш разговор.
— Я очень люблю Мэкки, — вдруг сказал Перкин. Этим он фактически сказал все.
Я провел ночь в счастливом неведении относительно того, какую кропотливую работу проделали над моей грудью хирурги. Придя в сознание поздним утром, я с изумлением увидел вокруг себя массу трубок и приборов, о существовании которых даже не подозревал. Кажется, выживу: на лицах врачей я не увидел озабоченности.
— У него лошадиное здоровье, — произнес кто-то из них. — Мы быстро поставим вас на ноги.
Сестра сказала, что меня хотел видеть полицейский, но все посещения запрещены до завтрашнего дня.
Назавтра, то есть в среду, я уже обходился без искусственного легкого, хотя дыхание и было прерывистым. Я сидел в постели с разведенными в стороны плечами и ел суп. По-прежнему увитый дренажными трубками, я что-то говорил, испытывая легкое недомогание. Врачи говорили, что дело идет на поправку.
Против моего ожидания, первым пришел меня навестить не Дун, а Тремьен. Он пришел после полудня, бледный, усталый, постаревший.
Он не интересовался моим самочувствием. Подойдя к окну послеоперационной палаты, в которой, кроме меня, никого не было, он какое-то время смотрел наружу, а потом повернулся и сказал:
— Вчера случилось нечто ужасное. Я заметил, что его бьет какая-то внутренняя дрожь.
— Что? — участливо поинтересовался я.
— Перкин... — голос его сорвался. Он был в полном отчаянии.
— Присядьте.
Он сел в кресло для посетителей и поднес руку к лицу, так, чтобы я не мог видеть, насколько он близок к тому, чтобы заплакать.
— Перкин, — после некоторой паузы сказал он. — Кто бы мог подумать, что после стольких лет своего увлечения он допустит такую оплошность.