Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 25



«Государь! – добавляет он. – Не всем верьте поклонам и речам, которыми вас встречают губернаторы, которые, может быть, говорят: „Все еще благополучно, все еще по-прежнему!“ Великая перемена произошла и происходит в умах. Множество причин на сие действует, и день он яко тать придет! Правительство само способствует тому всеусильно… Я назову только одно: рекрутский нынешний набор. Невероятно, сколько подвинул вперед общественное мнение набор сей, производимый без очевидной для народа нужды по его необыкновенному количеству и в такое время, когда треть России, можно сказать, уже приведена в уныние недородом нынешнего лета…»

Далее Каразин указывает на необходимость реформ, дабы предупредить казавшиеся ему неизбежными потрясения.

«Теперь же, – говорил Каразин, – народ, пробуждаясь от своего невежества, начинает сопрягать вместе понятие о правительстве с понятием о насилии, грабеже и т. п. Чего ожидать? Хотят успокоить его Библиями, но он их не читает, не умеет читать, долго не научится и редко имеет к тому досуг. Притом люди злонамеренные именно из них самих извлекут тексты противу монархической власти, если будет в том состоять нужда. Ничего нет сильнее и к сему способнее некоторых мест…» «Словом, благородное наше юношество и народ, который также выходит уже из детского возраста, стоят в настоящее время на самом опасном распутий. Одно мгновение – и они пойдут на тот или другой путь невозвратно!.. Не самовластные меры, не подслащенные слова, не тонкости французской полиции тут потребны – все это даст совсем противный оборот делу! – но честность, строгая честность (loyauté), систематический план, основанный от первой буквы до последней на началах христианского монархического правления!..»

Последствия всех этих указаний по адресу Александра I были именно те, которых ожидал Каразин. Именно в одной из последних тетрадей своих записок он говорит об ожидаемой им «ссылке за Байкал», «пока еще ссылать можно». Непосредственно после написания Каразиным 7-й тетради его записки он был арестован и отправлен в Шлиссельбургскую крепость. Здесь он пробыл в заключении шесть месяцев, после чего был отправлен с фельдъегерем в свое имение Кручик, где он должен был жить безвыездно, не переписываясь ни с кем иначе как через губернатора…

Шесть с лишним лет прожил Каразин в своем имении на указанном положении. Перемена царствования возбудила в Каразине надежду на возможность выйти из того невыносимо тяжкого состояния, в котором он находился. А положение это было особенно невыносимо для Каразина при его энергии, жажде деятельности и привычке к ней, при его обширных всегда знакомствах, при "переписке со множеством лиц, что теперь поневоле должно было прекратиться. Однако события, имевшие место в начале царствования Николая I, мало подавали надежды на то, чтобы его обращение с просьбой к новому императору имело успех. Сначала жена Каразина обратилась к государыне, прося ее заступничества. Однако на это письмо-просьбу последовал решительный отказ императора смягчить участь Каразина. Вскоре после этого ото всех потребовали подписку о непринадлежности к тайным обществам, и при этом Каразину было разрешено объяснить в письме на имя государя свою несчастную историю. Каразин изложил все обстоятельства дела и хотел отправить письмо по адресу государя. Намерение это привело в ужас семейство Каразина, ожидавшего от такого шага лишь ухудшения своего положения. Два письма Каразина к Николаю I были перехвачены и немедленно уничтожены его семейством. Тем не менее Каразину удалось послать третье письмо. В нем он старается объяснить, что пострадал в 1820 году совершенно безвинно, что ни в его письме 1820 года к Александру I, ни в вызванной этим письмом записке не было ничего преступного, в подтверждение чего прилагает копии с означенных документов.

«Я хотел всеусильно, – пишет Каразин, – и сколько от ничтожного, частного человека зависит, предупредить – не только казавшуюся мне близкою тогда, но и все возможные впоследствии революции, обратив внимание государя—не-деспота на противоречия между разливающимся чрез все сословия в народе просвещением и формами правления, которые могли быть приличны прошедшим лишь векам, – противоречия, которые необходимо производят и всегда будут производить одно действие».





После этого места следует горячая тирада о невозможности «остановить колесо или дать ему противное движение» – тирада, уже приведенная нами выше, при характеристике политических воззрений Каразина.

Само собою разумеется, что такая просьба, представлявшая собою апологию тех самых воззрений, за которые Каразин попал в Шлиссельбургскую крепость, мало могла рассчитывать на успех, особенно если принять во внимание тогдашние обстоятельства. Это понимал и сам Каразин, который говорит в своем письме: «Для того, может быть, пишу, чтобы увеличить еще вину мою, представить ее во всей наготе». Однако, вопреки этому опасению, император Николай, прочитав письмо Каразина и приложенные к нему документы (копии с письма к Александру I и записку, писанные в 1820 году, и некоторые другие), приказал разрешить Каразину выезжать из его имения, с тем, однако, чтобы он не имел права приезжать в Петербург. Последнее ограничение тяготело над ним до самой его смерти.

Глава VIII

После освобождения от стеснительного положения, в котором Каразин находился с 1821 по 1826 годы, он опять повел ту же жизнь, какую вел со времени выхода в отставку в 1804 году. Попечение о своих крестьянах, научные занятия, хозяйственные опыты, пропаганда научных знаний и гуманных понятий в печати и в личном общении, обширная переписка – вот что наполняло его жизнь. Отношения его с местным обществом всегда были наилучшими, и общество не раз выражало ему свое уважение весьма внушительными фактами. Еще тогда, когда он был молодым человеком, – в 1801 году, местное дворянство избирало его своим депутатом для ходатайства о подтверждении привилегий Слободско-Украинской губернии. В 1819 году он снова был избран депутатом для той же цели. Даже в 1824 году, когда Каразин не имел права выезда из своего селения, он был избран дворянством в совестные судьи, но не был утвержден в этом звании. Вскоре по получении права выезда из имения, в 1828 году, Каразин был выбран дворянством в председатели палаты уголовного суда, но снова не был утвержден. Были и другие, более существенные факты, выражавшие то уважение, каким пользовался Каразин в местном обществе. Укажем на следующий любопытный факт. Долги, сделанные Каразиным в 1802–1804 гг. при основании Харьковского университета и затем увеличенные вследствие многочисленных опытов и начинаний Каразина, на которые требовалось немало средств, служили постоянным бедствием, преследовавшим Каразина до самой могилы. В 1833 году дела Каразина дошли до такого печального положения, что его готовились объявить несостоятельным. Тогда к нему пришли на помощь местные университет и городское общество. Профессора и преподаватели университета, как сказано в официальном письме к председателю гражданской палаты суда, «не могли остаться в равнодушном бездействии при сем, столь близком для них, обстоятельстве (невозможности для Каразина внести в срок 2384 рубля в пользу одного из кредиторов, обратившегося со своим требованием в суд); но движимые сердечною благодарностью и уважением к г-ну Каразину как первому и единственному виновнику основания здесь университета, в котором большая часть из них получила образование свое, в котором вместе с сим открыто им завидное поприще передавать образование молодым людям и тем принести усердную дань благоговения согражданам своим, просят взнесть в помощь г-ну Каразину собранную ими сумму» —1280 рублей. Это едва ли не единственный в своем роде факт в жизни наших университетов. Городское общество, в свою очередь, внесло в гражданскую палату 1200 рублей за Каразина, «чувствуя труды и представительства В.Н. Каразина пред престолом об учреждении в Харькове университета, который распространил свои учебные отрасли, чрез что Харьков улучшил свое положение, а торговый класс возвысил свое состояние».