Мытарь

Фермер закончил трапезу, отодвинул от себя пустую посуду, подобрал со стола шляпу, с пола охотничье ружье и поднялся на ноги ровно тогда, когда мимо проходил Андрей. Бармен молниеносно сгреб со стойки деньги и проводил их испуганным взглядом бегающих глаз. В двери вагона Андрей и фермер вышли вместе.

На импровизированном крыльце фермер остановился, пропуская Андрея вперед, и неторопливо надел шляпу.

– Вы, должно быть, мил-человек, из города будете, – небрежно обронил он, вытягивая окончания слов.

Андрей остановился и обернулся. Отвечать на этот вопрос не было смысла. Фермер – высушенный ветром старик (а может, и не старик еще) с изрубленным морщинами лицом и темной, седеющей бородкой, поднял на плечо ружье.

– Осторожнее будьте, вот вам совет. – Он не поучал, нет. Его голос, приятный даже, глубокий и чуть хрипящий, просто излагал факты, а там уж думай сам. – Тута все по-другому, вот что. Не как в городе, поверьте. А на то, что вас тут как своего примут, вроде как этот толстожопый урод, даже и не рассчитывайте. Тута недоверие и опасливость превыше всего идут. Потом страх. Потом злоба. И так везде.

Он неспешно спустился с крыльца и мимо Андрея направился к грузовику.

– Тутошний мир людьми наполнен, о коих вы вообще не слыхивали никогда... по-другому все, мозги по-иначе мыслят. – Он задержался, обернулся. – Веры тута никому нет, эт точно, поверьте. И карточку вашу деньговую можете выкинуть совсем.

Более не оборачиваясь, фермер дошел до грузовика и исчез в кабине. Андрей поежился, оглядел стоянку с исчезнувшими мотоциклами и свернул к туалету.

Ну, чтобы он совсем ничего не знал, это, конечно, не совсем правда. Вот только где городские мифы, сочиненные о страшных лесах, а где правда, отличить было нелегко. Байкеры, лешие, лесники так называемые, егеря, вольница, чумные, приключенцы простые, что себе пропитание ногами, словно волки, находят; охотники за отходами и военные, в конце концов. Да еще вот такие, как этот, похожий на высушенный можжевеловый корень, старики – фермеры.

Андрей застегнул штаны и вышел из туалета в тот момент, когда фермерский грузовик разворачивался со стоянки. Остановился, пропуская идущую в сторону города машину, и приветливо поднял руку. Грузовик коротко посигналил в ответ и, набирая скорость, ушел на юг.

Небо медленно и тяжело дышало над головой, готовое с минуты на минуту выблевать очередные потоки дождя. Пьяный ветер тупо гонял по бетонной площадке обрывки старых газет и целлофановый пакет. Подвешенный на цепях щит неожиданно сильно раскачался и, вывернувшись немыслимым образом, умудрился с треском врезаться в столб опоры. Где-то далеко-далеко что-то бухнуло, завыла собака.

Серый, холодный день лениво тек мимо, куда-то в район сточной канавы. Добро пожаловать на край. Унылый лесной пейзаж в акварели. Чем-то вспугнутые, поднялись в воздух у далекого леса черной, словно карандашом по небу набросанной, неплотной тучей вороны.

Тишина. Ветер и поскрипывание успокоившейся вывески. Тут везде тишина. Это мир тишины. Вагон-кафе сейчас выглядел покинутым и мертвым, словно рассеялся морок и не было ни холодной пиццы, ни кофе, ни рыхлого нервного хозяина с бородавкой на подбородке... Сгинь, чтоб тебя.

Тишина. Небу сподручнее замешивать свое варево в тишине. Мир умер.

Уже давно.

Андрей подошел к джипу, с раздражением слушая неестественно громкие в опустившейся тишине собственные шаги, взялся за ручку и замер, скосив глаза на помятое крыло.

Тишина. Где каждый упавший на землю с умирающих деревьев лист опускается на уже мертвую землю с оглушительным шумом. Дверца джипа открылась, Гонзо, все понявший без слов, шустро взбежал на плечо по подставленной Андреем руке.

– Двое, сопоставленные мной, как обогнавшие тебя ранее мотоциклисты. Вероятно, пьяны. Осмотрели машину... ну, это вот сделали, – крыс и человек не спускали глаз с искорябанного ножом, чуть выше вмятины, крыла, – отлили под грузовик и уехали. На север.

Все-то он знает, этот Гонзо. Аж жуть, какой умный.

– Да знаю я... – устало сказал Андрей, задумчиво разглядывая в спешке начерченный символ. Свежими шрамами белели на багровом бедре машины вплетенный в квадрат треугольник и надпись под ним – значки какие-то, иероглифы, слово из пяти букв. Андрей поднялся с корточек и внимательно, словно рассчитывал разглядеть притаившихся за мусорными баками хулиганов, осмотрел стоянку. Ветер усмехнулся, швырнув в лицо облако пыли и легкий мусор.

Гонзо, цепляющийся за левое плечо, задумчиво почесал нос.

– Символ не сопоставлен ни с одним из имеющихся в моей базе данных, – словно извиняясь, пропищал он, – местный фольклор, видно...

Андрей бросил последний взгляд на вагон, вывеску над головой, пустую дорогу и сел за руль. Настроение резко упало. И дело было далеко не в поцарапанном крыле машины, это так, тьфу, все одно – казенная. Было что-то еще, тяжелое, липкое, словно принесенное пахнущим гарью ветром.

Поездочка...

– Сие гугенот! – тоном судьи, объявляющим приговор, сказал Андрей, заводя машину, но шутка утонула в мерном рокоте мотора. Через полминуты «Не проскачи!» осталось далеко за спиной.

Мозги, значит, по-другому работают... Странная выходка мотоциклистов, которым уже, извините, лет эдак под сраку, а не по девять, чтоб тачки отверткой полосовать, внезапно стала какой-то пугающей, холодной. Как окружающие леса.

Нет, Андрей тоже мальчиком не был. И на войне даже побывать пришлось, и в людей стрелял. И раненых друзей на руках в «скорую» таскал. Да и оружие есть... Но... пустынные, выжженные дотла напалмом и химией холмы и горы Дагестана – это какое-то... другое. Да и война вообще – это другое. Там все ясно, там все просто. Там тебе говорят, что делать. Там война. Там в этих стреляй, а эти свои. Там тебе не здесь, как шутили офицеры. Мудро сказано. Андрей притормозил, объезжая перевернутый лет двадцать назад грузовичок—разобранный и обгорелый. Они тут что, специально все поджигали?

Нет, конечно, при желании можно все вспомнить, вновь ощутить себя солдатом, попробовать выжить, спокойно разобраться в ситуации, принять решение. Так будет проще. Но поможет ли? Станет ли он от этого легче понимать окружающую его реальность?

Андрей внезапно, со смесью нахлынувшего стыда и облегчения, осознал, что боится. Боится этих лесов, черт бы их побрал, призрачных деревень, свихнувшихся людей и пустынных дорог. Боится просто и самозабвенно. Какого даже на войне не было.

Все тут по-другому. Тут нет мотоколонн, снайперов, минных полей и окопов. Тут есть лишь бесконечный лабиринт прижавшихся друг к другу деревень, где только свой способен выжить. Чужака же ждет нечто иное. Дорога, прямая и заманчиво далекая, уводила его все глубже и глубже в этот чуждый мир. А тот словно заглатывал. И назад не вернуться. Сюр какой-то, ночной кошмар.

Андрей резко затормозил, едва не врезавшись в торчащий из-за обочины поваленный столб, и замотал головой, отгоняя наваждение. Гонзо беспокойно засуетился на панели за рулем, но ничего не сказал.

Как же прав был Воротов, сука, роя себе нору не в городе. Хоть и рисковал, наверное, но знал, что не достать его тут так просто. В городе-то его хоть из-под земли достали бы, все перевернули бы, хоть забегайся. Осознавал. Не город. Вне город. Ведь не отправят же за ним роту солдат, налог взимать? До такого, к неудовольствию некоторых особо рьяных коллег Костина, еще не дошло. Пока.

А вот Андрей все это осознал только сейчас. И смысл миссии осознал. И прелесть повышения. Ну прям по стопам Жданова.

– Маленький я еще... – пробормотал он, рассеянно глядя поверх руля, – только пьяных должников государства по кабакам ловить годный.

Агент отдела индивидуальных расследований. Bladeru

Мелькнула, к счастью быстро улизнув от внимания, поганенькая мыслишка повернуть в Новосибирск. Потом второй заход сделаешь, не готов еще... Андрей машинально расстегнул куртку и выбросил сотовую трубку в бардачок.