Страница 80 из 110
Оперативности задач должен соответствовать тип предприятия. На наш взгляд, было разумно наделить его правовым статусом кооператива. Работая на началах самофинансирования и самоокупаемости, такое предприятие отличалось бы от артели старателей: во-первых, фиксированными платежами в бюджет; во-вторых, отказом от налоговых и кредитных льгот, предоставляемых старателям.
Эти предложения мы обдумывали, готовя письмо М. С. Горбачеву.
Собираясь на Колыму, я прихватил с собой вышедший в те дни свежий номер «Московских новостей». Газета напечатала о «Печоре»: «Хозрасчетная кооперативная организация… может служить моделью для будущих производственных формирований в различных отраслях народного хозяйства».
Вот что предшествовало моменту, когда ночью в магаданской гостинице я услышал взволнованный голос Володи Шехтмана:
– Вадим, на наших базах в Инте, Ухте, Березовском идут по вальные обыски! Полно работников милиции и прокуратуры. Раз гром страшный. Все работы остановлены!
– Ты одурел, что ли! – Я ничего не понимал. – Что у нас мо гут искать?!
– Золото, наркотики, валюту, оружие, антисоветскую литературу. Сами не понимаем! Все переворачивают вверх дном. Когда прилетишь?
У меня голова шла кругом.
– Завтра буду в Москве… Если здесь не арестуют!
– Ты что, Вадим! Ах, Володя, Володя… Ты умный парень, но тебя ни разу не забирали на улице. Мои слова, хорошо понятные любому бывшему лагернику, тебе кажутся неуместной шуткой. Счастливый ты человек, Володя!
Остаток ночи я не мог сомкнуть глаз.
До начала конференции я разыскал Николая Викторовича Новака.
– Может, мне лучше не выступать? Предупредить Рудакова?
Валерий Владимирович Рудаков, заместитель министра, начальник «Союззолота». За его плечами годы работы в Якутии. Он в министерстве один из немногих, кто постоянно относился к нашей артели с симпатией. Новак отсоветовал:
– Твоим докладом сегодня открывается заседание. Давай не ломать повестку дня.
В президиуме называют мое имя, я иду к трибуне, но мне долго не удаётся раскрыть рот.
Во рту сухо. Я беру стоящий на трибуне стакан, отпиваю глоток, ставлю стакан на место. Стало еще суше. Я делаю еще глоток. Теперь чувствую сухость всех своих внутренностей. Когда в третий раз припадаю к стакану, по залу прокатывается легкий смешок. Наконец зал утихает, и я начинаю говорить. «Опыт артели «Печора» – об этом меня просили рассказать. Стараюсь сосредоточиться, вспоминаю, чего добились, и вот я уже в своей тарелке: за что-то критикую министерство и лично Рудакова. Он сидит за столом президиума и хлопает вместе со всеми. Несмотря на все мои замечания в адрес Валерия Владимировича, я твердо знаю: из всех руководителей, возглавлявших в разные годы «Союззолото», только Рудакова можно поставить в один ряд с Воробьевым и Березиным.
Во время перерыва меня окружают журналисты.
Я извиняюсь на ходу: нет ни минуты времени. У подъезда ждет машина, спешу в аэропорт, поговорим в другой раз.
В Хабаровске меня встречают старые товарищи, тоже золотодобытчики, уже наслышанные о происходящем в «Печоре». Допытываются что и как, строят догадки.
В Москве из аэропорта Домодедово еду с Володей Шехтманом к нему домой. Из квартиры звоню на нашу базу в Ухте, говорю с Мишей Алексеевым, с Сережей Зиминым. Там все бурлит! Следователи согнали рабочих в столовую: «Всем оставаться на местах!» В бухгалтерии изымают финансовые документы. Чувствуется, это хорошо подготовленный и санкционированный сверху налет. Ребята в растерянности, ждут моего приезда. Только опускаю трубку, снова звонок. Володя берет трубку и слышит:
– Рядом с вами Туманов. Передайте трубку ему!
– С вами говорит следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре Союза Нагоргйок. Вы никуда не полетите. Завтра вам нужно быть в прокуратуре!
– Нет, – ответил я.
– А я вам говорю…
– Мало ли, что вы говорите…
– Мы вас снимем с самолета!
– Пожалуйста, снимайте.
С самолета меня никто не снял. В одиннадцать вечера я уже в Ухте. Собрались все, кто на базе, говорят наперебой. Постепенно проясняются детали.
Во время обысков следователь прокуратуры Олег Кремезной обещал старателям посадить руководство артели и ее председателя. И теперь просит всех рассказать, что знают о своем преступном начальстве.
– Это вы преступаете закон, – сказал им Марк Масарский. – Вам придется горько раскаиваться!
В морозные декабрьские дни по зимникам вездеходы теперь подвозили к поселкам одну за другой бригады следователей. Во всех помещениях проводились обыски, выемки документов. Сейфы открывали кувалдами. Все делали нетерпеливо и грубо, как взломщики, еще не набравшие опыта. Из контор и общежитий увозились груды конфискованных вещей – телевизоры, магнитофоны, пишущие машинки, личные письма и фотографии, записные книжки.
Среди моих бумаг хранится копия протокола обыска на базе в Березовском 11 декабря 1986 года.
«Осмотрена комната Туманова В. И., в ней ничего не обнаружено и не изъято.
С противоположной стороны жилого дома в комнате Леглера В. А. в письменном столе обнаружено и изъято: характеристика Леглера В. А.; фотография Леглера; диплом кандидата наук на имя Леглера; книга «Леглер В. А. Научная теория в организованном сообществе»; разрозненные листы с записями; книга «Пути русского богословия»; книга, начинающаяся со слов «Отец Арсений. 4.1 Лагерь, 1966–1974 гг.», на 285 листах; книга «Спутник искателя правды», издательство «Жизнь с Богом», 1963 г.»
– Вот мы и добрались до расхитителей золота! Теперь конец тумановской банде! – говорили следователи, сваливая в вездеходы мешки с «вещественными доказательствами».
Погром продолжался десять дней. Я не знаю, кто из артельщиков и куда писал письма о происходящем. Часть писем попала в печать, и я позволю себе привести отрывок из одного. «10–20 декабря 1986 года на всех участках и базах артели… были произведены повальные обыски производственных и жилых помещений, а также личных вещей работников артели. Последнее осуществлялось без предъявления ордеров на обыск и в отсутствие владельцев… Личные вещи сотен людей вынимались и разбрасывались… личные письма граждан изымались из конвертов и читались. Понятые и представители артели физически не могли присутствовать при обыске, так как он одновременно проходил в десятках помещений. Протесты владельцев пещей пресекались угрозами. Их согнали под конвоем в одно помещение и держали там без права передвижений в течение шести часов… Без пересчета и составления описи, «Загребом», как выразился следователь Прокуратуры СССР Кремезной, изъята не только вся документация артели за прошлые периоды ее деятельности, но и текущая. Изъята проектно-сметная документация, необходимая для работы в будущем году. Изъяты все трудовые книжки членов артели и карточки кадрового учета, партийные и профсоюзные документы. Практически прекращена деятельность артели… Сорвана зимняя заброска материалов и ГСМ, задержан капремонт техники. Под угрозой срыва производственная программа 1987 года. Артели нанесен значительный финансовый ущерб».
Что произошло, ни я, ни мои товарищи долго не могли понять.
Постепенно картина стала проясняться.
В те дни Генеральная прокуратура СССР расследовала дело о взятках Г. Д. Бровина, в прошлом помощника Л. И. Брежнева. Кто-то однажды видел этого человека в компании Сергея Буткевича, когда-то директора плавательного бассейна «Москва», потом перешедшего работать в «Печору». Он был у нас заместителем председателя по быту и секретарем парторганизации. Я хорошо знал этого большого, добродушного человека, опытного хозяйственника. Власти привлекала перспектива раздуть дело брежневского помощника до масштабов «преступного синдиката, связанного с золотом и проникшего за стены Кремля». И тут, как решили следователи, была ниточка от фигуранта по этому делу Бровина через нашего Буткевича к крупнейшей в стране золотодобывающей артели. В записной книжке Буткевича оказался номер телефона Бровина. Больше того, бывший директор плавательного бассейна был знаком с А. М. Рекунковым, Генеральным прокурором СССР. Такой рисовался детективный сюжет – дух захватывало!