Страница 19 из 113
Очевидно, что в такой идее было нечто утопическое. Конкуренция и так называемая рыночная экономика неизбежно ведут к неравенству и эксплуатации даже в том случае, если изначально все поставлены в равные условия. Эту систему невозможно совместить с самоуправлением рабочих иначе как на временной основе, как неизбежное зло, пока:
(1) среди рабочих не выработается психология «честного обмена» и, что важнее,
(2) общество в целом не перейдет от существования в условиях постоянной нехватки товаров к существованию в изобилии, когда конкуренция потеряет свой смысл.
Даже и в течение такого переходного периода, впрочем, представляется целесообразным ограничить конкуренцию сектором потребительских товаров (как это было сделано в сегодняшней Югославии[12] в котором, по крайней мере, она обладает тем преимуществом, что защищает интересы потребителя.
Коммунист-либертарианец осудил бы идею коллективной экономики Прудона из-за того, что она зиждется на принципе конфликта. Пусть вначале конкуренты и поставлены в одинаковое положение, но по мере того как все большее их количество втягивается в борьбу, неизбежно разделение на проигравших и победивших и, как следствие, обмен товаров на основе взаимодействия спроса и предложения, что означает «откат к конкуренции в понимании буржуазного мира». Некоторые критики югославского эксперимента из других коммунистических стран используют в своих обличениях практически те же слова. Как им кажется, самоуправление в любой форме заслуживает такого же враждебного отношения, как и конкурентная рыночная экономика, как будто эти два понятия фундаментально неразделимы.
При любых обстоятельствах Прудону было очевидно, что там, где управление осуществляется рабочими союзами, им приходится иметь дело с большими производственными единицами. Он особо отмечал «необходимость централизации и больших объединений» и задавался вопросом: «Разве те рабочие союзы, которые формируются с целью управления тяжелой индустрией, не есть большие объединения?» «На место политической централизации мы ставим централизацию экономическую». Однако страх перед авторитарным планированием все-таки заставлял его инстинктивно предпочитать конкуренцию, вдохновленную солидарностью. Уже позже мыслители-анархисты стали проводниками либертарианской и демократической формы планирования, целиком выработанной федерацией предприятий по самоуправлению.
Бакунин предвидел, что самоуправление открыло бы перспективы для планирования в мировых масштабах:
Союзы рабочих - новый исторический феномен; сегодня, поскольку мы еще только наблюдаем их рождение, их будущее для нас неясно, и мы можем лишь догадываться - какая значительная роль уготована им в будущем, какие новые политические и социальные условия они произведут на свет. Не только возможно, но и вероятно, что со временем они перерастут рамки сегодняшних провинций, графств, и даже штатов с тем, чтобы трансформировать всю структуру человеческого общества, которое будет делиться не на нации, а на промышленные единицы.
Эти единицы впоследствии сформировали бы «пространную экономическую федерацию», возглавляемую верховной ассамблеей. «На основе «всемирной статистики, данных, настолько же полных, насколько и обширных», такая ассамблея уравновешивала бы спрос и предложение, направляла бы мировое промышленное производство и так распределяла бы его между странами, что торговые кризисы, нехватка занятости, насильственная стагнация, утечка капитала и иные экономические неурядицы отошли бы в прошлое и перестали бы существовать.
Идея Прудона об управлении посредством рабочих союзов, впрочем, была довольно расплывчатой. Не всегда было ясно, следует ли самоуправляющимся группам продолжать участвовать в конкуренции с капиталистическими предприятиями — иными словами, следует ли социалистическому сектору сосуществовать с частным, как это происходит в сегодняшнем Алжире[13], — или же надо социализировать все производство и перестроить его на систему самоуправления.
В противоположность ему Бакунин был последовательным коллективистом и видел в параллельном существовании двух секторов определенную опасность. Даже объединенным в ассоциацию рабочим никогда не удастся собрать достаточное количество капитала, средств производства, чтобы успешно конкурировать с крупным капиталом, накопленным буржуазией. Существовала также и опасность того, что капиталистическая среда отравила бы рабочие ассоциации настолько, что внутри них возникла бы «новая прослойка эксплуататоров труда пролетариата». В теории самоуправления есть зерна полной экономической эмансипации трудящихся масс, но ростки из этих зерен смогут пробиться лишь тогда, когда «капитал, основы промышленности, сырье и оборудование... станут коллективной собственностью рабочих союзов, употребляемой как в промышленном, так и в сельскохозяйственном производстве, и это производство станет свободно организовываться и федерироваться внутри себя». «Кардинальные, окончательные перемены в обществе возможны только при условии, что подвергаться изменениям будет все общество целиком», то есть при условии социальной революции, переводящей собственность из статуса частной в статус коллективной. В такой социальной организации рабочие будут своими собственными капиталистами и нанимателями, и «в частной собственности останутся лишь те вещи, которые и в самом деле нужны лишь для личного использования».
Бакунин признавал, что кооперативы производителей успешно приучили рабочих к самоорганизации и эффективному управлению своими делами; что они, таким образом, стали первым шагом на пути к созданию системы коллективного управления рабочего класса, но, по его мнению, до тех пор, пока не произошла полновесная социальная революция, эффекта от таких одиноких островков посреди капиталистической системы будет немного, и он призывал рабочих «думать в первую очередь о забастовках, а не о кооперативах».
Бакунин был высокого мнения о той роли, которая была отведена профсоюзам, «естественным организациям масс» и «единственному эффективному оружию рабочих в борьбе с буржуазией». По его мнению, профсоюзное движение могло дать больше, чем просто идеологов, для организации сил пролетариата независимо от буржуазного радикализма; в будущем ему виделось объединение рабочих по профессиональным признакам вначале на национальном, а затем и международном уровне.
На первых конгрессах Интернационала профсоюзам не уделялось особого внимания. Но начиная с Базельского конгресса 1869 г., они из-за влияния анархистов стали доминировать на повестке дня — считалось, что после отмены почасовой оплаты труда, именно профсоюзы стали бы зародышем администрации будущего, а правительство как таковое было бы заменено советами рабочих организаций.
В 1876 г. Жам Гильом (James Guillaume), ученик Бакунина, написал книгу «Соображения о социальной организации», в которой включил тред-юнионизм в понятие самоуправления. Он выступал за создание корпоративных федераций рабочих в каждой конкретной области — «не для того, чтобы, как раньше, защищать свою оплату от притязаний со стороны жадного нанимателя, а... для обеспечения взаимных гарантий доступа к инструментам труда, которые в результате соответствующих общих договоренностей стали бы коллективной собственностью всей корпоративной федерации». Бакунин считал, что такие федерации могли бы функционировать как планировочные центры, заполняя, таким образом, одну из каверн в доктрине самоуправления Прудона. Ведь в его предложении не хватало одного — таких связей между различными объединениями производителей, которые исключили бы элемент личной наживы и не давали бы им зашориться и начать заниматься своими делами без оглядки на другие объединения. Движение за профсоюзы должно было исправить этот недочет и позволить самоуправлению полностью оформиться; для производителей оно представало в качестве источника планирования и единства.
12
Под этим понимается неудачный комплекс реформ, проведенных в Югославии в 1960-х годах после рецессии 1962 г., и направленных в том числе на расширение «самоуправления». - Прим. пер.
13
«Сегодняшний Алжир» здесь - это Алжир после обретения независимости (3 июля 1962 г). - Прим. пер.