Страница 33 из 89
Вздохнув, он отложил бива, и огорченная госпожа сказала:
— Возможно, люди и стали суетнее, но ведь приемы, унаследованные от древних, остались прежними, так отчего…
Догадавшись, что ей хочется еще раз услышать новую для нее мелодию, принц ответил:
— Раз так, присоединяйтесь и вы ко мне, обидно в такой прекрасный вечер играть одному.
Кликнув дам, он велел им принести кото «со» и предложил Нака-но кими сыграть, но она решительно отказалась.
— Когда-то меня учили, — смущенно сказала она, — но, к сожалению, я почти ничему не научилась.
Ну, уж меня-то вам стыдиться нечего. Особа, которую я теперь посещаю, и та охотно играет в моем присутствии, хотя начала учиться совсем недавно и успехи ее незначительны. А ведь с вами мы куда более близки. Вот и Тюнагон говорит, что главное достоинство женщины — мягкий, открытый нрав. Его-то вы, наверное, не стесняетесь.
Видя, что новые упреки готовы сорваться с его уст, госпожа вздохнула и придвинула к себе кото. Струны его оказались натянутыми довольно слабо, и она настроила их в тональность «бансики». Кото звучало в ее руках прекрасно. Принц благородным, звучным голосом запел «Море Исэ», и дамы, подойдя поближе, слушали, умиленно улыбаясь.
— Разумеется, было бы лучше, если бы он ограничился нашей госпожой, — шептались они, — но ничего не поделаешь, при его положении в мире… И все же судьбу нашей госпожи можно считать счастливой.
— В прежние времена мы и мечтать не смели о таком великолепии.
— Неужели госпожа действительно хочет вернуться в Удзи? Как неразумно…
Они говорили довольно громко, и дамам помоложе пришлось призвать их к молчанию.
Три или четыре дня провел принц Хёбукё в доме на Второй линии, обучая госпожу игре на кото. Дочери министра он объяснил свое отсутствие тем, что ему будто бы предписано воздержание. Тем не менее она чувствовала себя обиженной, и однажды, возвращаясь из Дворца, Левый министр сам заехал на Вторую линию.
— К чему такие церемонии? — поморщился принц, но поспешил в свои покои, чтобы оказать тестю достойный прием.
— Как давно я не бывал здесь! — вздыхая, сказал министр. — Сколько воспоминаний связано с этим домом!
Некоторое время они говорили о прошлом, затем министр уехал, забрав с собой принца. Глядя на его великолепную свиту — а министра помимо многочисленных сыновей сопровождали самые знатные сановники и придворные, — дамы вздыхали, понимая, как трудно будет их госпоже соперничать с дочерью столь важной особы.
— Левый министр необыкновенно хорош собой! — восхищались одни, потихоньку разглядывая гостя. — Сыновья его тоже красивы, к тому же они в самом расцвете молодости, но, пожалуй, и им далеко до отца.
— Где это видано, чтобы человек столь высокого ранга сам приезжал за своим зятем? — возражали другие. — Госпоже и без того тяжело.
«Довольно вспомнить прошлое, — думала Нака-но кими, — чтобы понять тщетность моих попыток занять достойное положение в мире. Увы, я слишком ничтожна».
И ей снова стало казаться, что лишь в Удзи она сможет обрести желанный покой. Тем временем год незаметно подошел к концу.
На исходе Первой луны состояние Нака-но кими резко ухудшилось, и принц, не имевший достаточного жизненного опыта, был вне себя от тревоги.
Во многих храмах служили постоянные молебны, но принц беспрестанно заказывал новые. Однако Нака-но кими не становилось лучше, и скоро сама Государыня-супруга изволила прислать гонцов, дабы справиться о ее здоровье. Уже три года жила Нака-но кими в доме на Второй линии, и велика была любовь к ней принца, но мир не жаловал ее вниманием. Однако стоило распространиться слуху о столь исключительной милости Государыни, как все один за другим стали присылать своих гонцов.
Тюнагон был обеспокоен состоянием Нака-но кими не менее, чем сам принц. «Что станется с нею?» — вздыхал он, изнемогая от жалости, но принужден был ограничиться самыми общими знаками внимания. Часто навещать ее он не мог и лишь тайком заказывал молебны.
В то время в столице только и говорили что о предстоящей церемонии Надевания мо на Вторую принцессу. Все приготовления взял на себя Государь, и отсутствие влиятельных родственников с материнской стороны не помешало ему блестяще справиться с этой задачей. Кое-что припасла нёго, остальное было изготовлено в дворцовых мастерских или прислано наместниками разных провинций. Было решено, что сразу же после церемонии принцессу начнет посещать Тюнагон, поэтому и он принимал деятельное участие в приготовлениях, хотя мысли его были по-прежнему далеки от принцессы.
В Первый день Второй луны состоялось так называемое Дополнительное назначение. Тюнагон, став гон-дайнагоном, одновременно был произведен в чин правого дайсё, поскольку Правый министр, до сих пор имевший чин левого дайсё, недавно вышел в отставку. Обходя знатнейшие дома столицы с изъявлениями благодарности, новый дайсё зашел и на Вторую линию. Узнав, что принц изволит находиться в покоях госпожи, которой состояние оставалось весьма тяжелым, он прошел во флигель.
— О нет, здесь полно монахов, это не к добру! — всполошился принц и, накинув парадное платье, спустился к подножию лестницы, чтобы ответно поклониться гостю. Трудно было сказать, кто из них прекраснее.
Вскоре Дайсё прислал принцу приглашение пожаловать на пиршество, устраиваемое им для чиновников соответствующих ведомств. Но принц не дал определенного ответа, ибо боялся оставлять госпожу. Пиршество состоялось в доме на Шестой линии, как и в тот раз, когда праздновали назначение Левого министра. Принцев крови и высших сановников собралось ничуть не меньше, чем тогда. Принц Хёбукё тоже изволил почтить собрание своим присутствием, однако на душе у него было неспокойно, и он ушел задолго до окончания празднества, весьма огорчив этим дочь Левого министра. Эта особа была довольно своенравна, возможно потому, что принадлежала к одному из влиятельнейших в мире семейств, хотя, если говорить о происхождении, преимущество явно было на стороне Нака-но кими.
На рассвете следующего дня госпожа из Флигеля наконец разрешилась от бремени младенцем мужского пола. Принц был безмерно счастлив, почувствовав себя сполна вознагражденным за волнения и тревоги последних дней. У Дайсё же появилась еще одна причина для радости. Немедля отправившись к принцу, он, не присаживаясь, выразил ему свою благодарность[38] за присутствие на вчерашнем пиршестве и поздравил со столь значительным событием. Поскольку принц не покидал дома на Второй линии, не было никого, кто не пришел бы его поздравить.
Приготовления к Третьему дню принц взял на себя, а на Пятый день вечером Дайсё прислал пятьдесят рисовых колобков, дары для победителей в «го», большие блюда с рисом — словом, все, что полагается в таких случаях. Кроме того, лично госпоже он преподнес тридцать подносов с разнообразными яствами, пять платьев и пелены для младенца. Казалось бы, самые скромные дары, но, когда их рассмотрели, оказалось, что все до последней мелочи подобрано с отменным вкусом. Принцу Дайсё прислал двенадцать подносов из аквилярии с различными яствами и много высоких столиков с пятицветными пампушками[39]. Для дам тоже принесли изысканное угощение на подносах из криптомерии и в тридцати коробках из дерева хиноки. Все это Дайсё постарался передать незаметно, без особых церемоний.
На Седьмую ночь в доме на Второй линии было особенно многолюдно, ибо пришли гонцы с поздравлениями от Государыни-супруги. По этому случаю съехались все придворные и высшие сановники, начиная с дайбу из Службы Срединных покоев. Слух о том дошел до Государя, и, изволив заметить: «Как не радоваться, что принц стал наконец взрослым…» — он прислал младенцу охранительный меч.
На Девятый день пришли с поздравлениями от Левого министра. Не питая особой приязни к Нака-но кими, он тем не менее не захотел обижать принца и прислал своих сыновей, так что и в тот день ничто не омрачило праздничного веселья, а госпожа почувствовала себя наконец вознагражденной за все испытания, выпавшие на ее долю. Да и кого бы не утешили столь многочисленные знаки внимания?
38
...не присаживаясь, выразил ему свою благодарность... — Дом, где только что были роды, считался оскверненным. Не садились, чтобы избежать соприкосновения со скверной.
39
...много высоких столиков с пятицветными пампушками.— Имеются в виду особые праздничные пампушки из пяти сортов муки.