Дело земли

«Господин Хагивара! — написал Сэймэй „женскими знаками“. — Пусть новый год принесет вам удачу. Зимние холода еще крепки, но слива уже выпустила бутоны. Пути земли и Неба для вас будут благоприятны, если вы от выхода из дома в 19-й день месяца воздержаться соизволите, и не будете никаких дел в 22-й предпринимать. Люди, зла вам желающие, под ваш дом сломанный гребень подбросили. Оттого и торговля ваша стала…»

Во всей столице не было, пожалуй, ни одного разносчика снеди, танцора саругаку, уличного мальчишки, вора, нищего, слуги или стражника, кто не продавал бы хоть раз Сэймэю те или иные сведения. Мелкое жульничество кормило его — ради таких дел, как сегодня. Или как двадцать лет назад, когда обойденный должностью воин вступил в преступный союз с обиженной наложницей…

— Стрекоза, пойди завтра до рассвета к хромому Акуто. Скажи, что я даю сорок моммэ за сведения о том, кто вышел из дома господина Минамото-но Такаакира на улице Оо-Мия, и куда пошел. И за сведения о том, кто приходил в этот дом. За такие же сведения о доме господина Левого Министра даю шестьдесят моммэ.

— А что господин Канэиэ? — спросил Стрекоза.

— А на дом господина Канэиэ, главного подозреваемого по делу о демонах-кровопийцах, господин начальник городской стражи завтра повесит колчан.[47]

Свиток 3

Господин тюнагон, услышав, что его берут под стражу, с лица побелел — а кончик носа сделался у него красным. Выглядело бы это смешно, когда бы Райко не знал, какой гнев может за этим скрываться.

— Выслушайте меня наедине как можно быстрее и как можно внимательнее, — сказал он, склонившись.

Господин Канэиэ махнул слугам рукой — все пропали.

— Положение вашей милости очень тяжело, — продолжал Райко, стараясь говорить настолько тихо, насколько это возможно, не переходя в шепот. — Против вас злоумышляет кто-то из Великого Совета — то есть, почти наверняка кто-то из ваших родичей. Одновременно в вашем доме находится его сообщник. Мы не можем позволить негодяю уйти. Вместе с тем, полезно будет, ежели ненавистник ваш решит, что вы от его заговора сильно пострадали, и что именно вас мы полагаем виновным. Считая, что козни его увенчались успехом и ожидая, что вас сошлют, он не предпримет против вас новых злоумышлений. Мы же тем временем докажем вашу невиновность. А покамест никто, даже если захочет, не сможет обвинить вас в новых преступлениях, буде они произойдут. Вы и все ваши домочадцы под стражей и хода в город не имеете.

Господин Канэиэ выслушал — и гнев его прошел. Краска вернулась на щеки, стянутые в щель губы разжались и обрели вновь приятную форму.

— Я понял вас, господин Минамото. Видимо, в прошлых рождениях мне было суждено нести этот позор, и ничего уже поделать нельзя. На вас я не гневаюсь, а что до моих братьев… Никому из них я не желаю зла, но знаю, что есть в этом мире закон превыше человеческого. Исполняйте свой долг без сомнений.

Райко поднялся, сотворил положенные поклоны и собрался было идти, как вдруг господин Канэиэ окликнул его:

— Стойте! Прошу вас, снизойдите к просьбе узника. Пусть среди людей, назначенных в охрану мне, будет тот забавный великан. Он мне понравился вчера.

И что отвечать ему? Что Кинтоки нужен для дела? Он и вправду нужен. Но и здесь может пригодиться, потому что замечает много больше, чем можно бы решить, глядя на него, а те, кто судит по виду, порой говорят при Кинтоки такое, чего бы и при кошке не сказали…

— Не смею перечить, — ответил Райко и, вторично раскланявшись, покинул дом.

Он не упомянул — и незачем было упоминать — том, что наверняка, узнав о том, что на дом господина Канэиэ повешен колчан, преступник всполошится и попробует — не сам, но через доверенных лиц, — отдать приказ о снятии охраны. И вот тут нужно будет очень внимательно следить за тем, кто выскочит из дома первым и куда побежит. И еще за тем, через кого придет приказ.

Райко сел в седло и позволил Цуне вести коня в поводу — как надлежит знатному человеку ездить по улицам столицы, раз уж он избрал такой малопочтенный способ передвижения. Словно бы и не этот знатный человек вчера носился в седле как демон и скакал на своем вороном через изгороди. Вряд ли ему эту поездку скоро забудут, но и ладно. Пусть привыкают.

Во дворе он заметил даже не одну, а две повозки, поставленные оглоблями на подставки — верный признак того, что гости не на минутку заглянули, а намерены засидеться. Откуда-то доносился струнный звон — человек играл на бива. По этим звукам Райко понял, что в гости изволил зайти сам господин Хиромаса, а повозку Сэймэя он просто узнал.

Появление гостей его почему-то не обрадовало. Вчера он сам потребовал у Сэймэя отчета, а сегодня ему очень не хотелось этот отчет слушать…

— Господин Минамото! — раздался громкий, резкий голос Сэймэя из глубины сада, где был павильон для гостей, называемый Померанцевым. — Мы вас ждем уже давно!

Райко передал коня слугам и пошел к мостику через искусственный пруд — по кратчайшей дороге к павильону.

— А вы как будто нам и не рады, — упрекнул его господин Хиромаса, сидящий вместе с Сэймэем на открытой веранде. Между ними стоял кувшин в оплетке и коробочка с самой скромной закуской: сушеными иваси. У каждого в руках имелись чарки, третья была надета на горлышко кувшина — видимо, дожидалась Райко.

— Я только что огорчил господина тюнагона Канэиэ, а это не способствует хорошему настроению.

— Неужели он изволил разгневаться?

— Нет, но зато изволил отобрать у меня Кинтоки, а он из моих подчиненных — самый сильный.

— Господин Минамото, — Сэймэй поднял брови, и Райко в который раз вспомнил, что мать гадателя по слухам была лисой-оборотнем. Слухам хотелось верить. — А вы не задумывались над тем, что будет дальше? После того, как мы обнаружим негодяя над негодяями? Неужто вы полагаете, что ваш силач сможет вот так же просто скрутить члена Великого Совета, как он скрутил на днях того несчастного?

— А почему нет? — улыбнулся в ответ Райко. — Разве у членов Великого Совета нет врагов? Кем бы ни был наш негодяй, разве далеко придется искать тех, кто будет хлопать в ладоши, увидев, что ему скрутила руки городская стража? Я давеча горевал, что среди кугэ нет единства, но теперь я думаю, что мне нужно радоваться.

— Уверяю вас, господин Минамото, — качнул головой другой господин Минамото — едва дойдет до того, что самурай наложит руку на знатного человека, как единство появится немедленно. Словно по волшебству: вот его нет, а вот оно раз — и появилось.

— Мне казалось, что я достаточно ничтожен, чтобы на меня смотрели как на орудие… однако что же предлагаете вы?

— Да ничего мы не предлагаем, — Сэймэй отмахнулся веером.

Райко вынул из-за пояса свой. Обмахиваться им никакого смысла не было — утренний воздух первого месяца слегка пощипывал морозцем. Но ему хотелось, чтобы Господин Осени видел: по меньшей мере одному его совету вняли.

Слуга принес подушки, Райко сел. Сэймэй поднес ему наполненную чашку на веере. Едва Райко протянул руку, Сэймэй убрал веер так резко, что Райко показалось на миг: чашка зависла прямо в воздухе и из воздуха он взял ее.

— Я здесь, потому что вы пожелали узнать мою историю, — сказал гадатель. — До сих пор ее слышал только один человек, и он перед вами. Я хочу, чтобы эта история не покидала этой веранды.

— Вы можете быть в этом уверены, — так и знал.

— Как вам известно, Абэ — северный клан, — начал Сэймэй. — Мои предки издавна служили правителям Муцу. Приводя северных варваров к подчинению государевой воле, они действовали разнообразными способами, то военными, то мирными, смотря по обстоятельствам. Одни племена покорялись Сыну Неба и вступали с нами в союз, другие сопротивлялись. Дочери вождей союзных племен нередко становились женами воинов государя. Так было и с моим отцом: он взял в жены девицу по имени Стрелолист[48] из союзного племени Белых Лис. Так что, как видите, я и в самом деле наполовину происхожу от лисы. Не все, что говорят столичные сплетники — ложь. Но их не всегда следует понимать буквально.

47

Знак запрета покидать дом и кого-либо приглашать.

48

На самом деле имя матери Сэймэя — Кудзуноха — означает «лист стрелолиста», но в виду явной тавтологичности пришлось русский вариант слегка изменить