Право быть

Он приближается. Со спины, конечно. Вернее, с той стороны, откуда мы пришли. Значит, следовал за нами, может быть, еще от Травяных рядов. Грабитель? Фрэлла с два! Если бы он действовал с целью наживы, то сначала выстрелил бы в Рол-лену, потому что моя одежда о достатке молчит, в лучшем случае сойду за телохранителя или… Хха! Телохранитель с голой грудью годится лишь на то, чтобы отвести один-единственный удар. Впрочем, если девушка сама и наняла убийцу, то… Почему не могу выбросить эту версию из головы? Я настолько плохо думаю о сестре Королевского мага? Выходит, да. Жаль, что для того, чтобы принять истинное положение вещей, всегда приходится пережить рискованные события. Мне ведь и раньше все было известно об этой девушке, но хотелось верить, будто кое-что осталось тайной, и это кое-что перевешивает все прошлые грехи. Я ошибся? Что ж, и на старуху бывает проруха.

Осторожные шаги. Рядом. Совсем близко. Сейчас он нагнется, чтобы убедиться в моей смерти или, при необходимости, добить и, возможно, порыться в моих карманах, хотя на последнее времени может не хватить, потому что, не ровен час, в проулок свернет еще кто-нибудь. Ну же, давай, мне хватит и расстояния двух шагов, чтобы добраться до тебя!

Сквозь смеженные ресницы вижу сосредоточенное лицо, напряженный взгляд, кисть потянувшейся ко мне правой руки и…

Тусклой молнией блеснувший у открытого горла стилет. Тонкое, почти игольное острие упирается в бледную кожу, протыкает ее, выпуская несколько капель крови, а такой знакомый и такой неожиданно новый голос шепотом, почти нежно задает тот же вопрос, что вертится сейчас на моем языке:

— Кто приказал тебе убивать?

Стальное лезвие подрагивает, с каждым еле уловимым движением все глубже проникая в плоть, вот только убийца, как и я, прекрасно знает: пока нет ответов на вопросы, нет и подведения итогов. Он догадывается, что молчание способно подарить несколько лишних мгновений жизни, а потому не торопится, но и… Не медлит.

Приметное кольцо, похожее на то, которым старик-посыльный проткнул оболочку королевской печати, ощутимым усилием пальцев поворачивается внутрь орнаментом, а спустя вдох тот, кто покушался на мою жизнь, медленно оседает на мостовую, и Роллена едва успевает убрать стилет, чтобы не распороть горло уже мертвого убийцы.

Ресницы растерянно хлопают, а в уголках васильковых глаз, кажется, что-то подозрительно поблескивает. Нет, рыдать пока рано. А может, и вовсе ни к чему.

— Ты молодец.

Она отскакивает в сторону и смотрит на меня как на восставшего мертвеца. Впрочем, примерно так оно и есть, ведь мало кто выживает, получив стрелу в живот.

— Все хорошо, я не ранен.

— Но…

— Меня защитил амулет.

Роллена недоверчиво хмурится, но под задранной рубахой по коже расплывается пятно здоровенного будущего синяка, а значит, нет повода не верить. И главное, нет повода считать меня неуязвимым, то бишь принижать значение поступка девушки. Замечательного поступка!

— Я думала, что ты…

— Я мог умереть. И ты все сделала правильно, хотя, возвращаясь, все же рисковала.

— Я не могла уйти, оставив все как есть. Тогда мне нечего было бы ответить на вопросы Опоры.

Она не столько старалась спасти мою жизнь, сколько заботилась о своем будущем? Что ж, разумное решение, требующее отваги и хладнокровия, доступных не каждому мужчине.

— Я думала, что ты умер.

И все-таки чудесно изменившийся голос звучит так, словно она старается оправдаться. Хорошо это или плохо? Думаю, решать будет сама Роллена и те, кому она когда-нибудь захочет и, главное, сможет помочь.

— Ты действовала так, как и должно.

Вернее, так, как действовал бы человек, привычный к подобным убийственным случайностям, человек, не оценивающий высоко ни свою собственную смерть, ни чужую жизнь. В исполнении юной девицы поступок ветерана выглядит странным, почти нелепым, но он достиг намеченной цели, стало быть, уместен, как ничто другое. И все-таки не могу не полюбопытствовать:

— Скажи, было страшно?

— Немного. — Девушка запнулась, прежде чем ответить, но не удовольствовалась одним словом, а затараторила дальше, подтверждая мое предположение, что произошедшее было-таки для нее потрясением: — Наверное. Хотя… Помню, я не испугалась, а разозлилась, когда увидела, как ты падаешь, и увидела ту стрелу. Я бы убила его, если бы он попробовал улизнуть. Попыталась бы. Но не ушла бы, мне ведь некуда уходить.

И это очень грустно, девочка. Родная семья стала тягостным бременем, круга друзей не выросло, друзья ведь не ведь-мины грибы, оставалась одна только надежда обрести цель в служении, а кто-то очень постарался лишить тебя и этой цели. Но теперь ты знала врага в лицо и не собиралась отступать, ведь даже мучительная и бессмысленная смерть в таком случае предпочтительнее бегства. Именно по той наивной, но веской причине, что, сбежав, вернуться уже не сможешь.

— Все хорошо.

Я поднялся, бросил стрелу на труп убийцы и заправил рубашку под ремень.

— Все хорошо.

Роллена печально посмотрела на алеющее кровью острие.

— Я бессердечная, да?

— Ты лучшая девушка на свете. Васильковые глаза мигнули.

— Правда?

— Чистейшая.

Она спрятала стилет в ножны на бедре, беззастенчиво, а может быть, всего лишь доверчиво поднимая широкую юбку.

— Я могу тебе верить?

— Ты вольна делать, что пожелаешь.

Расплывчатое предложение оказалось недостаточным, и девушка настойчиво переспросила:

— Я могу верить? Пришлось ответить прямо:

— Можешь..

— Почему?

— Потому что напарники не лгут друг другу.

Роллена прижалась ко мне, но не стала прятать лицо в воротник моей рубашки, а наоборот, подняла голову.

— Ой, убили! Человека убили!

Заглянувшая в проулок горожанка увидела лежащее посередине него тело и, истошно завопив, снова исчезла из вида.

Сестра Королевского мага поморщилась, коснувшись оглушенного громкими звуками уха.

— Что будем делать?

— Думаю, ждать. На крик всегда приходит патруль городской стражи.

— А потом?

— Сдадим мертвеца дознавателям Опоры, потому что я тоже очень хочу узнать, кто желал моей смерти.

— Он сможет рассказать?

— Кто знает… Но спросить надо. Обязательно.

По камням мостовой зацокали подкованные каблуки стражников.

— У нас еще много дел.

— Да, очень много. И это так приятно сознавать, — мечтательно улыбнулась девушка.

— Ну что, любовники, может, оторветесь друг от друга и объясните, что здесь стряслось? — спросил командир патруля, отряхивая капельки эля с окладистой бороды.

— Мы не любовники, — скучным тоном ответила Роллена и, сделав задумчивую паузу, повторила: — Мы не любовники.

Она отстранилась, посмотрев на меня взглядом, который правильнее всего было бы назвать сияющим, если бы васильки могли светиться, как пламя свечи.

— Мы напарники.

— Ну неужели, неужели нельзя было подождать с покойниками хотя бы до утра? А еще лучше, до завтрашнего полудня, когда моя вахта благополучно закончится? — причитал дежурный смотритель приемного покоя Опоры, роясь в кипе бумаг и ежеминутно приглаживая ладонью волосы, которые и без подобного вмешательства казались приклеенными к черепу.

Мы с Ролленой переглянулись, бесстрастно пожимая пледами: мол, так получилось. Отвечать на устный вопрос телодвижением всегда считалось признаком пренебрежительного отношения к собеседнику, но особенно дуве Йериса раздражало то, что ни в выражении моих глаз, ни в васильковом взгляде сестры Королевского мага вина за содеянное даже не ночевала.

Патруль стражи, с нескрываемым интересом выслушав клекот орла, взлетевшего над запястьем Роллены, согласился препроводить неопознанный труп сразу во владения Опоры, минуя все возможные объяснения с городскими властями. Пока один из солдат отлавливал пару дюжих горожан, чтобы использовать их в качестве носильщиков, я и командир еще раз осмотрели место несостоявшегося душегубства, но кроме двух стрел, одна из которых долетела почти до конца переулка, других следов, оставленных убийцей, не обнаружили. Стрелы сами по себе не дали нам ничего, поскольку даже не были увиты чарами, повышающими шанс удачного попадания, а прочими качествами не отличались от своих многочисленных сестричек, на развес продающихся в любой Оружейной лавке. Арбалет, из которого они были выпущены и который оставался при убийце, также не обладал никакими особыми приметами. Осматривать тело стражник отказался, сославшись на то, что может ненароком уничтожить какую-нибудь важную улику. Я не стал настаивать на продолже-иии оказания взаимопомощи, поскольку изо всех вещей, находящихся на мертвом теле, меня больше всего занимало кольцо, ставшее орудием самоубийства, а командир патруля всего лишь равнодушно скользнул по нему взглядом, стало быть, не мог рассказать мне ничего интересного о сем предмете. А спустя четверть часа, когда «добровольные» носильщики все же появились, нас проводили до самых дверей приемного покоя.