Страница 18 из 104
— Так часто бывает, я сам видел. Делаешь то, делаешь се, из кожи вон лезешь, добиваешься победы дорогущей ценой, а тебя хорошо еще если попросят уйти, а то и пинком выгонят. А ты никому дорогу не перешел? Уж слишком похоже, что твое место кому-то понадобилось.
Ох, сомневаюсь, чтобы Маллет, даже находясь не в самом здравом уме, обратился к богам с подобным желанием. Или же…
Он осознал дарованное могущество, это можно было заметить, не особо щуря глаза. Он испытал восторг и упоение. Не пришедшей в руки властью, разумеется, парень пока не в состоянии понять, обладателем чего стал, но он был счастлив, я чувствовал. Что выросло из той радости позже, ночь спустя? Нет желания узнавать. Если Маллет справился с демоном внезапно обретенной свободы, хорошо. Если уступил в борьбе, на все воля богов. Если подружился… О, тогда он сможет многого достичь! Но какую бы из нитей Гобелена ни тронули руки странного саэннского мага, до меня дойдет лишь слабое колыхание пространства, если, конечно, мир вообще соизволит сделать меня свидетелем происходящего, ведь теперь у Эны появилась новая игрушка, не менее забавная, чем предыдущая.
— Меня это не волнует.
— Не переживай, мир большой, в нем есть место для всех.
— Пожалуй. Только сейчас я даже не хочу начинать поиски.
Борг грустно усмехнулся:
— Еще бы! Но это пройдет, поверь, и, надеюсь, довольно скоро. Хотя… бывают и такие, кто не выкарабкивается. Но ты-то ведь не наделаешь глупостей?
Карие глаза подрагивают, ожидая ответа, может показаться, что любого, но на самом деле моего собеседника устроит только утвердительный. Да, у камня Опоры было куда больше возможностей наблюдать судьбы, разбитые отлучением от службы, и я очень хорошо понимаю, почему мой старый приятель усиливает натиск, стараясь вытащить меня из болота тоски на твердую землю, если увещевания не помогут.
Глупостей, говоришь? «Алмазную росу» считать принадлежащей к таковым или нет?
— Поживем — увидим.
— Та-а-к. — Рыжий разочарованно хлопнул ладонями по столу. — Вот сейчас ты мне не нравишься. Совсем.
— Я исправлюсь, дяденька, лишь бы вам было спокойнее!
— Ну вот, снова здорово… Неужели ты не замечаешь, когда кто-то волнуется за тебя?
Волнение — это прекрасно и восхитительно. Только есть ли достойная причина для сего трогательного чувства? Я же не ребенок, живущий сиюминутными увлечениями, и умирать не собираюсь хотя бы потому, что никому не смогу ни помочь, ни насолить таким поступком. Фрэлл подери, пока мою душу не посетит то, что чувствуют люди, жертвующие собой ради других, сиречь скорбная необходимость и тихая гордость, мне и с места-то двигаться не хочется! Но если рыжий уверен в обратном, его срочно нужно разубедить.
— Я не слепой. Извини, больше не буду.
— А больше и не надо! — На лицо Борга вернулось прежнее
тревожно-загнанное выражение. — Столько уже наделал, что вовек не расхлебать.
О, что-то новенькое. Но разве мои зимние безрассудства не были полностью закончены?
— Меня полгода не было в столице, а когда я уходил…
— Вспомни-ка, что было зимой!
Мне чудится или в голосе рыжего разгораются угольки азарта? К чему бы это?
— Да ничего особенного. Но я закончил все дела, которые требовали моего участия.
— Ага, закончил! И как думаешь, во что эти дела вылились? Я подумал. Потом еще немного подумал, но каких-либо путных предположений в голове не возникло, посему не оставалось иного выхода, как отставить кружку в сторону, опереться локтями о стол, придвигаясь поближе к собеседнику, и покорно кивнуть:
— Давай, рассказывай.
К чести своей, Борг не воспользовался заслуженным триумфом и не промурыжил меня в ожидании несколько лишних минут. Видимо, события при дворе и впрямь происходили неладные.
— Помнишь девицу по имени Роллена?
— Белокурая сестра Королевского мага? Припоминаю.
— Ей самое место в тюрьме или на виселице.
— Вполне возможно. А в чем дело?
— В том, что она по-прежнему на воле и, похоже, совсем потеряла стыд.
Хм, красавица с васильковыми глазами давно уже не слыла скромницей, что же должно было случиться, если Борг столь искренне возмущен?
— Не ходи вокруг да около, ладно?
Он шумно выдохнул и страдальчески сдвинул брови:
— Девица воспользовалась тем, что его высочество после прощания с тобой, прямо скажем, стал дуть даже на воду, и заявила, что желает служить престолу.
— Служить можно по-разному. Только не говори, что она…
— Она собирается стать камнем Опоры!
Ай да Роллена! Умница! Я советовал ей найти применение талантам, удивительно рано вызревшим в юном сознании, и девочка послушалась, поступив на зависть многим смело и решительно. В самом деле, если можно получить приглашение за королевский стол, зачем соглашаться на объедки?
— Можно поздравить Опору трона с пополнением? Борг с трудом, но подавил желание выругаться. Наверное, потому что новость больше вводила его в растерянность, нежели злила.
— Это конец, понимаешь? Если незыблемость трона станут охранять гулящ…
— Остановись, пока не совершил непоправимое.
— Разве я должен останавливаться?! То, что происходит, разрушает… Разрушает основы!
О, мое любимое словечко, родное и невыносимо хорошо знакомое. Разрушение. Как сладко от него веет тленом и как горчит ароматом молодых побегов зелени, проклюнувшихся на месте недавнего пепелища… Пресветлая Владычица, я и не думал, что в Борге до сих пор живет мальчишеское доверие к рыцарским романам! Гулящая девка или не гулящая, разве это важно? Не стану спорить, она запятнала свою честь, вольно или невольно, только эта честь принадлежала ей одной, ни государству, ни королю, ни семье, ни кому-то еще. Роллена имела и имеет право ночами согревать постель хоть последнему бродяге, а днем служить на благо государства. Безупречность во всем, конечно, хороша, но сия добродетель слишком редко сочетается с другими качествами, необходимыми, чтобы остаться в живых самому и сохранить жизнь другим.
— Некоторые основы заслуживают того, чтобы быть разрушенными.
— Ты… Надеюсь, шутишь?
Все, понял. Опора для рыжего — это святое. Трогать больше не буду, ну разве что кончиком пальца.
— Так что Роллена? Она подала прошение о зачислении?
— Хуже! — Борг состроил трагическую мину. — Прошение уже подписано.
— Ого! Кем, позволь узнать?
— Его высочеством, принцем Дэриеном.
Я не удержался от смешка и даже не попытался притвориться, что кашляю.
Меня наградили уничижительным взглядом:
— Ничего смешного не вижу.
— Не скажи, все это довольно занятно… Но в чем ты винишь меня?
— А кто прополоскал принцу мозги? Кто. пристыдил его за гибель брошенной игрушки? Кто вбил Дэриену в голову тягу к всепрощению?
Хочется встать и раскланяться, словно перед зрителями, благоговейно хлопающими в ладоши. Конечно, я. Это была очередная гениально выигранная мной партия. Эх, никогда не думал, что и стыдиться можно устать!
— Насколько понимаю из всего сказанного, после разговора со мной его высочество стал более, э-э-э, рассудительно относиться к решению задач. Что же в том плохого?
— Ага, одно только хорошее! Задачи ведь бывают разные, почему ты этого не объяснил принцу? Почему не научил разделять важное и…
— Борги-Борги-Борги, остынь, прошу тебя! Да, я дурак и подлец, ввел Дэриена в заблуждение и прочая, прочая, прочая, меня надо казнить, причем не один десяток раз, согласен. Но давай посмотрим с другой стороны, идет?
— Опять начинаешь свои поучения? — Рыжий постарался выразить все возможное недовольство, но его сил хватило только на бурчащий голос, а карие глаза, вместо того чтобы осуждать, уже завороженно ждали продолжения урока.
Э нет, дяденька, я больше не хочу строить из себя учителя. Нет никакого смысла. И если все еще не обрываю разговор, так только потому, что мне жаль напрасной траты расходного материала коим может стать Роллена. Или ты нарочно вынуждаешь меня вернуться в наезженную колею, заставляешь вспомнить, что прошлая жизнь была не так уж плоха, и вовсе не нужно…