На острие

Затем Джен ушла с работы и обвинила «Блумфилд-Вайс», и в частности Карр-Джонса, в сексуальном домогательстве. Перумалю Джен всегда была симпатична, и он даже восхищался ею, когда она работала в группе деривативов. Он была вовсе не глупа, и то, что Карр-Джонс ее третировал, Перумаль считал несправедливостью. Трейдер с отвращением наблюдал за тем, как босс оскорбляет девушку, как издевается над ней, и ему было стыдно, что он не смеет поднять голос в защиту Джен. Поэтому, когда она после увольнения предложила ему где-нибудь встретиться, чтобы немного выпить, он охотно согласился, при условии, что встреча состоится подальше от Сити.

Они встретились в небольшом баре в Южном Кенсингтоне. Джен в тот вечер была обворожительна, и они выпили довольно много, гораздо больше, чем привык Перумаль. Джен рассказала ему, что произошло, и он выразил свое сочувствие и негодование. Затем Джен упомянула об облигациях ИГЛОО. Оказалось, что она обнаружила в ксероксе документы, из которых следовало, что фонду «Тетон» грозят большие потери. Джен со смехом спросила его, что намерена делать группа деривативов: откроет ли она реальные потери или предпочтет сфальсифицировать переоценку? Джен рассказала о том, как ей приходилось фальсифицировать цифры ревальвации, когда она работала в группе Карр-Джонса. Перумаль в тот вечер хотел ее утешить, морально помочь, и поэтому он рассказал ей о том, что сделал.

Через пару дней Карр-Джонс, который казался очень испуганным, отвел Перумаля в сторону и сказал, что группе деривативов следует по максимуму увеличить число сделок с фоном «Тетон». При этом Карр-Джонс добавил, что кто-нибудь сможет пожелать проверить цены облигаций ИГЛОО, и это его очень тревожит. Он спросил у Перумаля, нет ли с ИГЛОО каких-либо проблем, на что тот ответил, что все в порядке. Но он тут же запаниковал, осознав, что когда пил в компании Джен, та искала вовсе не сочувствие, а компромат. Искала грязь, чтобы вылить ее на Карр-Джонса. Перумаль сомневался, что девушка нашла какие-то материалы. Скорее всего она просто ловила рыбу в мутной воде, и он тогда, как последний дурак, заглотнул наживку. Джен сказала Карр-Джонсу, что переоценка облигаций была сфальсифицирована и что ей это доподлинно известно. Перумаль решил, что она, пользуясь этими сведениями, хочет заставить Карр-Джонса отступить в судебном споре. Он по телефону умолял Джен не подставлять его, но та отказалась даже слушать. Девушка была полна решимости вынудить Карр-Джонса извиниться или заставить его мучиться. А лучше, если удастся сделать и то и другое, сказала она тогда.

Несколько дней спустя Джен нашли мертвой. Перумаль точно не знал, что с ней случилось, но у него не было никаких сомнений в том, что это не самоубийство. Он был убежден, что в смерти девушки виноваты либо Карр-Джонс, либо Викрам.

Италия вышла из зоны евро, фонд «Тетон» с огромной выгодой погасил облигации ИГЛОО, и дела после этого продолжали идти как обычно. Ни Карр-Джонс, ни Перумаль не вспоминали недавний разговор о сомнительной ревальвации. О Джен они тоже старались не упоминать. Перумаль изо всех сил старался выкинуть из памяти ее смерть.

Через год началась операция с облигациями «ДЖАСТИС», и кошмар повторился. Поначалу рынок работал в пользу фонда «Тетон», но затем банковская система Японии начала шататься, и положение стало крайне неустойчивым. Индекс «Никкей» колебался где-то на уровне заветного барьера в семь тысяч, а волатильность стала почти беспредельной. Оба эти фактора означали катастрофическое падение цен на облигации «ДЖАСТИС». В середине января Перумалю позвонил Викрам и попросил провести спасительную для фонда переоценку облигаций.

Перумаль отказался. Он искренне сожалел, что сделал год назад. Ему было ясно, что неправильная ревальвация ИГЛОО была чем-то гораздо более важным, чем простая административная ловкость рук, о которой скоро все забудут. Перумаль понимал, что его будут просить исполнить этот трюк снова и снова. Поэтому, собрав волю в кулак, он сказал «нет».

Затем он получил анонимный е-мейл: «Вспомни Дженнифер Тан». Послание не оставляло никаких сомнений: в нем говорилось об облигациях «ДЖАСТИС». Если он не откликнется на просьбу Викрама, его ждет участь Джен. Перумаль не знал, как поступить. Ему хотелось посоветоваться с Радой, но он на это не решился, так как опасался, что она ответит: «Скажи „нет“ и будь готов ко всему». Говорить на эту тему с Карр-Джонсом было нельзя, так как это означало возвращение к теме фальсификации облигаций ИГЛОО. Помимо всего прочего, Перумаль очень сильно подозревал, что босс замешан в смерти Джен. Он приехал в Норфолк, чтобы обсудить проблему с Кальдером. Затем, испугавшись, что Кальдер будет настаивать на том, чтобы он обо всем поставил в известность руководство «Блумфилд-Вайс», уехал из Норфолка, так толком ничего и не сказав. Им овладело отчаяние, казалось, что выхода уже нет. Но затем ему в голову пришла идея: сделать вид, что он согласен с предложением Викрама, а затем разыграть собственную гибель.

Поэтому, встретившись с Викрамом в офисе фонда «Тетон», Перумаль согласился сфальсифицировать ревальвацию. А три дня спустя он исчез. Удивительно, но исчезновение прошло без сучка и задоринки. Главной проблемой была семья. Рада несколько дней не знала, что с ним случилось. Гораздо хуже было то, что его мать тоже ничего не знала. Перумаль понимал, что для успеха его плана семья должна демонстрировать подлинное горе. Его сестре Зите пришлось лететь из Ванкувера в Лондон, чтобы лично все рассказать Раде. Из Лондона Зита полетела в Индию. Рада вначале страшно рассердилась, но затем простила: она радовалась, что муж отказался от мошенничества и остался жив. Но мать по-прежнему была вне себя от ярости и категорически отказывалась общаться с сыном. Более того, она не давала ему разрешения поговорить с отцом.

Кальдер вспомнил, как Рада уговаривала его прекратить расследование, когда он позвонил ей из Джексон-Холла. Теперь ему стало ясно, почему никто в Джексон-Холле не видел сестру Перумаля: она туда просто не приезжала.

– Тебе повезло, что ты остался в живых, – сказал Кальдер. – В Джексон-Холле за тобой велась слежка. Он, возможно, убил бы тебя, как убил Джен. Но уехал из города – скорее всего потому, что его отозвали после того, как ты заверил Викрама, что выполнишь его просьбу.

– Да, это был самый простой способ избежать неприятностей до того, как я смог устроить лавину.

– Вы ничего не упустили? – холодно спросила Сэнди.

– Что именно?

– Гибель Джен.

– Что я могу еще сказать?

– Понимаете, мы считаем, что ее убийство организовали вы, – презрительным тоном произнесла Сэнди.

Слова девушки, казалось, потрясли Перумаля.

– Я организовал ее убийство?!

– Мы знаем, что вы входили в контакт с Михайлой Бодинчуком и предложили ему «позаботиться» о Джен. А затем вы встретили посланного Бодинчуком киллера и показали ему, где живет Джен.

– Не знаю, о чем вы говорите. Кто такой этот… Бончук?

– Михайло Бодинчук, – ответил Кальдер, – украинский бизнесмен. Один из ведущих инвесторов фонда «Тетон».

– Я не знаю никого из инвесторов фонда. Мне это ни к чему.

– В вашем компьютере нашли е-мейл к Бодинчуку, – пояснила Сэнди.

– Когда?

– На прошлой неделе.

– У вас имеется копия?

– Нет. Но есть некто, кто его видел.

– Кто именно?

Кальдер поднял руку в предупреждающем жесте. Он не хотел, чтобы Сэнди называла имя. Если Перумаль связан с Бодинчуком, то жизнь Нильса может оказаться под угрозой.

– Один надежный человек, – ответил он.

Перумаль страшно разволновался. Вначале он обхватил голову руками, а затем, глядя Кальдеру в глаза, твердо произнес:

– Я ничего об этом не знаю. Мне неизвестно, кто убил Джен, но это определенно не я. Вполне возможно, что кто-то хочет меня подставить. Ведь покойника подставить нетрудно. Не так ли?

Кальдер покосился на Сэнди, продолжавшую испепелять индуса презрительным взглядом.

– Скажи, может ли Карр-Джонс иметь отношение к убийству?