Страница 19 из 30
Я махнул рукой, отправляя сгустки света обратно под потолок. К «ритуалу» все было готово. Ладонь заметно потеплела, как если бы я держал ее над костром. Блам сидел мышью, и, казалось, даже не дышал. Терпению тюремщика можно было позавидовать. Хотя злоупотреблять им, терпением, не стоило.
По сути, я собирался сделать с его царапинами и ссадинами то, что делают бывалые вояки с ранами, когда прижигают их раскаленным мечом. С той лишь разницей, что вместо куска горячего металла был сияющий янтарем указательный палец.
Избавление от мелких ран сравнимо с работой ювелира. Лично мне всегда было проще сжечь представителя колдовского племени, нежели убрать порезы и ссадины с собственного тела. По слухам, некоторые легендарные знахари — такие, как Дар Святой — даже не касались ран, используя лечение светом. Я от подобного мастерства был далек. Да и никогда не стремился к таким высотам. Лечение, как обычное, так и магическое, — занятие на редкость скучное и утомительное.
Просить Блама немного отогнуть воротник не пришлось. Я лишь склонился над тюремщиком, прикидывая, с какой ссадины начать, и он тут же ухватился за край ворота, оттягивая его до треска ткани. Блам был напряжен так, будто над ним склонился голодный тролль, размышляющий, стоит ли жрать этого старого, костлявого, потного человека или поискать кого-нибудь помясистее да посвежее.
— Расслабься, — посоветовал я, и тюремщик еле заметно кивнул. Совету, конечно, он следовать не собирался. — Шею будет жечь и пощипывать, — на всякий случай предупредил я, покручивая указательным пальцем.
Магия должна разойтись равномерно. Иначе нельзя. В противном случае обжечь чужую кожу — раз плюнуть. Ну может быть, два.
Некоторые царапины были глубокими. Тот, кто их оставил, не стриг ногти несколько месяцев. Будто когтями полоснули. Только бы Блам не дернулся от волнения, его в нем больше, чем магии в колдуне.
Тюремщик не шевельнулся от прикосновения. Я временно прогнал мысли о дочери, постарался также отгородиться от тюремных звуков и сосредоточился на ранах; самого Блама я тоже не видел. Только его длинная шея, царапины на ней и мой указательный палец, пускающий тонкую струйку света, как носик сосуда — вино…
Золотистый ручеек света тек по бороздке царапины ровно, безошибочно повторяя ее изгибы. Лишь вначале я переборщил, затопив светом чуть больше места, чем требовалось. Как говорится, мастерство не пропьешь.
После первой обработанной царапины — теперь на ее месте лежал лишь розовый след — лечение пошло быстрее. Магия разошлась верно, поэтому текла тонким, как иголка, ручейком. На месте ссадин и царапин оставались гладкие розовые полоски, многие из которых таяли на глазах. Все это время Блам молча терпел отнюдь не безболезненное лечение, сидел не шелохнувшись, и бежать подальше от знахаря не собирался, хотя подобные мыслишки определенно порхали в его голове. В общем, держался молодцом. По себе знаю, как сейчас жжет кожу, — будто крапивой хлестнули. Не говоря уже о нестерпимом зуде.
— Ну вот, готово! — Я отступил от него на шаг, любуясь справной работой — гладкой шеей, где угасала краснота. — Можешь оценить.