Страница 87 из 109
– Бывает еще яснее Божье небушко. Тогда на сто пятьдесят верст окрестные храмы открываются.
Занятый мыслью о вражьем ревизоре, поднялся и на древний крепостной вал, где валялись замшелые стены «Батыевых ворот». Циклопические глыби словно и его самого силой напитали. Он погрозил в сторону своего злосчастного строения:
– Ничего, не таких вражьих нехристей взашей вышибали!
После жаркого променада хорошо и пообедать. С устатку-то. Поди, заждались?
Остановился гетман без всякой сановной важности, в доме русского дворянина, которого по смерти прежнего управляющего решил назначить на его место. Во-первых, московит, во-вторых, мозговит. То и другое теперь приобретало особое значение. Он не решился бы назначить новым управляющим немца иль поляка, как прежде – обязательно жди ссоры с генерал-губерна-том. А Павел Алексеевич Мельгунов – побочный отпрыск генерал-поручика Алексея Петровича Мельгунова. С пьяной руки Григория Орлова генерала назначили управлять всеми южными колониями, в первую очередь сербами. Тоже в обход гетмана, но бог с ним, генерал на эту должность не напрашивался; скорее, ссылка, нежели чинов прибавление. Так что Павел Алексеевич, тоже как-никак полковник, да еще молодой, в пику петербургским недоброжелателям служил не за страх, а за совесть. Карьеру изрядную ему было уже не сделать, поместья же, презентованные отцом, были поблизости, частью в Тульской, а частью в Киевской губернии. Вот парадокс: Малороссию еще никто не делил на губернии, как начиналось в Великороссии, а Киевщина негласно получила уже такой статус. Жди добра и остальная Малороссия!
Отпрыск военного генерала – душой домосед, помещик. Ему как нельзя кстати пришлась почетная должность при гетмане. Для разъездов и мелких дел гетман не поскупился отрядить десяток деловых и грамотных казачишек. Кирилл Григорьевич не скрывал беспокойства по приезде ревизора. Управляющий понял с полуслова:
– Отобьемся, ясновельможный!
У него были все основания так говорить. Генерал-поручик Мельгунов не афишировал своих молодых шалостей, но отпрыска не забывал. Тем более после некоторой опалы человеком оказался нужным. Задумав городить губернии, Императрица прежде всего хотела обезопасить южные окраины. Не Гришеньку же туда посылать! В знак признательности Орлов, уже влиятельный сенатор, предложил учинить на юге новую губернию и назвать ее Екатерининскою. Императрица прожект приняла, но постеснялась так круто утверждать свое имя. Резолюция на прожекте гласила: «Называть – Новороссийская губерния». Этот угол Причерноморья исстари был в запорожском владении, а сами запорожцы – во владении гетмана. Вот какая история получалась. С набежавшими в казацкие степи сербами, валашцами, молдаванами, перемешанными в родовой вражде, – кто мог управиться? Только решительный и неробкий генерал! Так Алексей Петрович Мельгунов, и года не пробыв в глупой должности при Орлове – командиром колонистов, стал губернатором обширнейшего края. У него и должность-то называлась на военный лад: «Командир Новороссийской губернии».
Отпрыск при таком командире – мог чего-нибудь бояться? К тому времени, как наехал сенатский ревизор, отец уже прочно осел в южных краях и устраивал губернскую столицу. Как надоедало, к отпрыску своему в Киев наезжал. Так что Павел Алексеевич на Киевского генерал-губернатора смотрел вполглаза, а на ревизора – тем более:
– Сказано: отобьемся!
Вполне доверяя полковнику-управителю, Кирилл Григорьевич изложил ему план дальнейших действий: прямо не вступая в конфликт с Императрицей, неугодный дворец разобрать и лихо перевезти в один из гетманских городов. Ямполь? А что, тут не так и далеко.
– Пригласите, Кирилл Григорьевич, ревизора в мой дом – пир горой! Его оглоедов-охранников я своим казачкам поручу. Ах, погуляем!…
– Погодите, Павел Алексеевич. Прежде дайте от моего имени поручение, чтоб пригнали две… нет, три!., сотни подвод. Плотники будут наготове. Сразу раскатывать срубы – и на подводы. В помощь возьмите из Батурина еще полсотни крепких мужиков.
Вот после такого разговора он и дал приказание плотникам – сделать тайную разметку всех уже возведенных, но не проконопаченных и досками не обшитых срубов.
А когда табором встало на окраине Киева триста подвод да при них собралось до сотни помощников, гетман после доброго завтрака и сказал:
– Ну, Павел Алексеевич! Экспозиция выбрана, поле битвы исчислено – в штыки?
– В штыки, ясновельможный! Чиновным крысам мы покажем!…
– Як говорят хохлы? Не хвались, идучи на рать, – хвались, придя с рати…
– Срати на них! – истинно возрадовался полковник-управитель. – Ведите под ручки чиновную крысу! Я плюгавую охрану на себя возьму. Истинно – срати идучи…
Так и вышло. В доме управляющего пир горой; во главе стола Кирилл Григорьевич, в помощниках – более молодой и рьяный полковник, ну а в крепких объятиях ревизор. Преславная гульба!
Обо всем остальном гетман не беспокоился. Открытой стычки не будет. Экспозиция выбрана верная. Народ надежный. Не подкачают. Не подкачало бы собственное здоровье…
Но и оно выдержало столь лихое испытание. Когда сутки спустя, после изрядной опохмелки, Кирилл Григорьевич потянулся всем своим мощным телом и сказал: «Ну, в последний раз посмотрим – да и дерите с меня пошлину, какую заблагорассудится!» – ревизор пришел в восторг:
– Рад вашему согласию, Кирилл Григорьевич! Едемте.
Пора было заканчивать затянувшееся гостеванье в Киеве да писать для Сената докладную – об успешном исполнении столь деликатного поручения.
Карета уже стояла у подъезда. Полковник-управитель жил небедно – на Софийской площади, в прекрасном доме. Втроем и с двумя слугами лихо покатили вниз ко Днепру.
Но там, на заовражной площадке, вычищенной от древостоя, никаких дворцов не было. Просто гладко выровненная поляна, посыпанная песочком. На ней расположился шумный цыганский табор, с двумя десятками кибиток. Горели костры, бегало множество цыганят, а вкруг самого большого костра гудел хоровод с неизменным топаньем и выкриком:
– Рома-Рома… эгей-гей!…
Истинно, все повторялось! Ревизор выкатил бессмысленные глаза и зачастил неизбежное:
– Свят! Свят! Я что-то ничего не вижу?.. Невинно улыбаясь, Кирилл Григорьевич пригнулся к уху управителя:
– Я, кажется, ничего не говорил о цыганах?..
– Для пущей значимости, Кирилл Григорьевич… Он кивнул управителю:
– Для пущей!
А ревизора крепко взял за отворот роскошного бархатного сюртука:
– Пиши, канцелярская крыса, в Сенат! Так, мол, и так: был ложный донос. При тщательном расследовании никаких строений не обнаружено… И чтоб к вечеру твоей ноги не было в Киеве! Понимаешь, что будет с тобой в противном случае?!
– Понимаю, ясновельможный гетман, понимаю… – покорно склонил несчастный ревизор голову. – Не по себе сук рубить начал…
– Не по себе, верно говоришь. Возьми на дорожку… – мигнул слугам. – И вали куда подальше!
Слуги выкатили с задка кареты дубовый бочонок и торчмя вбили его в песок. Как барабан.
Закрыв глаза дрожащими ладонями, ревизор опустился на этот потревоженный, урчащий барабан. А Кирилл Григорьевич с правой дверцы сел в карету, полковник-управитель с левой, и они покатили обратно.
Гетман в тот же час кликнул свою бездельничающую корогву – и отбыл в Батурин. Маленько горюя: знать, в Киеве ему делать нечего…
Развеселился лишь, когда по дороге завернули в Ямполь. Плотники уже укладывали на огромные валуны первые венцы в штабеля сложенного сруба.
– Молодец, Грицай! – похвалил артельщика. – Завтра начнете. Сегодня погуляйте… – Гетман вытащил из каретного кармана дорожный кошель и высыпал добрую жмень червонцев.
Больше его до самого Батурина ничто не останавливало.