Страница 63 из 109
– Ваше величество, я давно уже слуга трех господ: Измайловский полк, Академия, Малороссия на мне! Смилуйтесь, разрываюсь на части, особливо в отношении Малороссии: она пребывает без управительства, едино в поручении моих старшин и полковников. Мздоимство, казнокрадство при таком удалении гетмана. Позвольте удалиться к исполнению своих главных обязанностей. Вы счастливо, и для нашего же счастия, обрели российский трон, теперь слуга трех господ может…
– Не может, – тихо остановила Екатерина, склоняясь головкой к его уху. – Есть приватный разговор, пройдите, граф, в мой кабинет…
Она быстрым шагом, словно убегая от стаи гиен, прошла из общей дворцовой гостиной в приватный кабинет, а дворцовый камердинер ловко захлопнул за спиной Разумовского дверь.
Еще и не садясь, строго и внимательно устремила на него взгляд:
– Нет, вы не бросите меня, Кирилл Григорьевич. Кругом разброд и шатание, а"вблизи трона еще два Императора. Двое! Вокруг которых быстро может собраться шайка негодяев. Думаете, я смогу удовлетворить все алчущие души? Уже раздала почти все деньги… Откуда их брать? Откуда… ничего не просящий Кирилл Григорьевич?!
– Ваше величество!
– Назовите меня как прежде!
– Да, Екатерина Алексеевна. Я сделаю все, что прикажете!
– Не приказываю – прошу. Не отдаляйтесь пока, до времени. Как вся уляжется, не стану держать долее… Но чего ж мы стоим? – спохватилась она. – Императрица и гетман!
Она опустилась в кресло, решительным жестом указав на соседнее.
– Вот так-то лучше. Слушайте, Кирилл Григорьевич… столь Государыню, столь же и женщину. Боюсь беззакония, боюсь нового какого-нибудь переворота. Полки? Гвардейцы?.. Они стихии подвластные. Небось, вам тоже страшновато стало, как ваши дражайшие измайловцы не очень-то и слушались, перепившись, своего командира? Так что будьте и четвертым слугой…
Он в знак покорности склонил голову: думая: «Что еще судьба грядет?!»
– Вот Указ, мною уже изготовленный, хотя еще и не подписанный, – из стопки бумаг выдернула нижний, как бы припрятанный лист. – Видите? «Гетману Малороссийскому надлежит иметь в своей команде все пехотные полки, близ Петербурга расположенные, и гарнизоны Петербургский и Выборгский, впредь до нового моего распоряжения». Понимаете, что это такое?
– Понимаю, – выдавил он из стесненной груди. – Это назначение меня главнокомандующим.
– По сути – да. Но понимаете, почему слово «главнокомандующий» я не употребляю?
– Я ведь человек, собственно, не военный… Чтоб не возбуждать амбиции и страсти?
– Глупые амбиции! Глупые страсти! Ведь крутится тут же при дворце не смещенный еще главнокомандующий Бутурлин, да и другие, страждущие этого великого поста… А у меня нет никого на примете, Кирилл Григорьевич!
Он ничего не отвечал, уже предвидя, каков будет его ответ.
– Как только подыщу кого-нибудь, я освобожу вас, Кирилл Григорьевич, для дел малороссийских. Подписывать? – подняла она, как иконку, обычный канцелярский лист.
– Подписывайте… ваше величество, – докончил Разумовский, видя, как в кабинет без стука, с босой ногой входит Григорий Орлов.
Екатерина хотела вспылить, но вместо этого лишь кивнула, заметая следы разговора: – Надеюсь, подполковник, что Измайловский полк не выйдет больше из препозиции и дисциплины?
– Не выйдет, ваше величество! – с поклоном заверил он. – Виновные понесут надлежащее наказание.
Орлов, театрально прихрамывая забинтованной ногой, пьяненько махнул:
– Э, граф! Не портить же измайловцам такую знатную победу! Уходите? Но мы еще не выпили за мое камергерство!…
У Екатерины все-таки сошла с лица показная благость.
– Но не здесь же!
Так обычно жена прикрикивает на зарвавшегося муженька…
Орлов покачал красивой, величественной головой, но бессловесно вывел своего соперника через другую, заднюю дверь. За несколько дней новый камергер уже, видно, хорошо изучил дворцовые коридоры.
– Эк ее разобрало! – высказался уже в небольшой буфетной комнате, о существовании которой не знал даже Кирилл, во времена Елизаветы забегавший во дворец, как к себе домой.
По-дружески посидеть – подсказывала вся дворцовая традиция. Благо!
III
Пока гетман Кирилл Разумовский входил в свою новую, непонятную должность – Господи, за всеми полками и гарнизонами смотреть! – пока со старшим братом в уединенных Гостилицах обсуждал, как дальше-то жить, в соседней Ропше тоже дела обсуждали, да так шумно, что…
Но это станет известно только на следующее утро, когда Кирилл возвратится в Петербург. Пока у братьев шел чуть ли не научный спор. Благо, что слуга трех… нет, теперь уже четырех господ… был к тому же и президентом Академии наук. Он кое-что помнил из разговоров с несговорчивым профессором Михаилом Ломоносовым:
– Флюиды! Наука немецкая о том оповещает. Вот ты сидишь в Гостилицах, а я, к примеру, на Мойке – далеко? Далече, изволь понимать, хитромудрый брат. Чего ж я шкурой своей хохлацкой ощущаю тебя?
– Э-э!… – ничего всерьез не воспринимал брат. – Да потому, что шкура-то именно хохлацкая. У нее нюх особый…
– Флюиды!
– Растолстел ты, вот с чего твои немецкие флюиды. Что сие? Фьють! – дунул с ладони старший брат, будто нюхательный табак сметая.
– Тебя не переспоришь. А я вот вздрогнул, когда Екатеринушка Алехана с его пьяной братией в конвоиры изгнанному муженьку снаряжала. Право!
– Как не вздрогнуть при Екатеринушке, когда ты на нее уж сколько годков любвеобильно посматриваешь? Очнись, младшенький!
– Очнулся и тогда, после дрожаний. Говорила Екатеринушка одно, Алехан же чуял совсем другое. Мне, к примеру, она не могла такое поручение дать, в столь щекотливом деле на Алехана со компанией положилась… Ей-богу, чую: в Ропше нечто нехорошее происходит! Не смейся, старшенький. Екатеринушка не так проста, как нам представляется. Не ужиться ей с двумя-то здравствующими Императорами. Что с того, что один в Шлиссельбурге, другой в Ропше?
Алексей долго молчал, позванивая ногтем по своему любимому, по-петровски плоскому бокалу. В постоянных битвах с этими бокалами постарело его лицо, но ум не постарел. Ум давал дельный совет:
– Чем толковать о непонятных каких-то флюидах, ты поскорей отделайся от петербургских да дворцовых дел – и кати в свою Малороссию! Я-то в случае чего отсижусь в Гостилицах, по старости меня не тронут, а тебя могут…
– Могут, в том-то и беда! Утром опять буду просить Екатеринушку, чтоб уволила от главнокомандования. Мое ли дело!
– Истинно, не твое, Кирилл. Другие времена, другой фавор. Не путайся ты под царскими ножками. Пущай, Орловы правят… и творят, что им эти самые флюиды повелевают… Пожил я предовольно при дворе… нафлюидился! Давай выпьем, спать пора.
– Пора. Мне с утра к Государыне скакать самым скорым ходом.
Братья в последний раз бокалами позвонили и под этот умиротворяющий перезвон разошлись по своим спальням. Кирилл денщику наказал, чтоб с первой зарей поднимал…
Екатерина была не в духе и после ничего не значащих приветствий сказала с откровенностью:
– Кирилл Григорьевич, у меня плохое настроение… предчувствия, и все такое. Вы единственный, кто это поймет. Приходите вечером, до всенощной. Тогда и поговорим.
Кирилл поклонился, сожалея, что зря пришел. Дела? Вот они – дела!
Сразу за дверями наткнулся на своего бывшего секретаря, который поспешал с секретарскими бумагами – но уже к Императрице. Судьба!
– Григорий Николаевич, было ли сегодня письмо из Ропши?
– Н-не было, Кирилл Григорьевич, – смутился тот от столь странного вопроса. – Стоит ли беспокойства?..
– Верно, Григорий Николаевич, не стоит, – замял разговор, пропуская кабинет-секретаря к заветным дверям.
Они обращались друг с другом по-прежнему, без титулов, но ничего прежнего не было. Теплов прошел за белую, в золотых разводах дверь, Разумовский сошел на крыльцо, бормоча:
– Флюиды, да, флюиды…
Караульные офицеры отдали честь, подскочил денщик, чтоб подсадить в карету, но он не спешил садиться, знаком показав, чтоб карета попросту следовала за ним. Моцион, известный денщикам. Граф не хочет дальше толстеть, дело благое.