Последний гетман

VII

Пока присягал Измайловский полк и длилось все нарастающее шествие, с заходом в другие полки и в Казанский собор, где Императрицу поджидал Преосвященный Вениамин, архиепископ Санкт-Петербургский со всем своим притчем, – академические и университетские студиозы обежали город. Сырые еще от типографской краски листы манифеста появились на стенах всех присутственных мест, у Сената, Синода, на рынках, в купеческих рядах, на парадных дверях Зимнего дворца. После долгого шествия по городу усталая Императрица невольно остановилась.

– Манифест? За подписом Екатерины?.. Кирилл Разумовский, по площади сопровождавший ее уже пешим, хотел было отбыть к своему полку, чтобы не создавать лишней сутолоки, но приостановился за ее спиной.

– Да, ваше императорское величество. Боялись упустить момент. Немного торопливо, но при подготовке к печати Академическая типография внесет все поправки, сделанные вашей самодержавной рукой. Иль плохо сделали?..

– Еще Петруша не арестован! – лениво и устало зевнул Григорий Орлов, не отстававший теперь от Государыни ни на шаг. – Черт, ногу натер от этой беготни!… – дрыгнул он запыленным ботфортом.

– У меня сапоги просторные, ничего, – повертел носком Кирилл Разумовский.

– Да, но я с чего должен пехтурой?..

– Можно и верхом, двери в Зимнем дворце высокие, – без тени видимой иронии подсказал Разумовский.

Слышалось, как хмыкала, читая Манифест, Екатерина Алексеевна. К кому и к чему это относилось?.. Она решила прекратить ненужные разговоры:

– Я отдохну часок и займусь бумагами, прежде чем выступать в поход.

Бумаги – это прежде всего Манифест. Взойдя на второй этаж, в приготовленные для нее покои, Манифест был подписан еще прямо в дорожном платье. Какой там отдых!

В новом Зимнем дворце сидели в полном собрании Сенат и Синод. Некоторые сенаторы, исстари привыкшие к многодневным проволочкам, очень удивились, узнав, что Манифест лишь сей момент подписан. По чьему же приказу они сюда собрались? Некоторые старчески молчали, некоторые осмелились вслух о том вопросить. Екатерина, душевно улыбнувшись, тут же выгородила неизвестных сочинителей Манифеста:

– Содеялось то по моему повелению. Бумаги переписываются, доколе не дойдут в кондиции до типографии.

Неужели непонятно? Старая канцелярия развалилась, а новой еще не было. Секретарь! Прежде всего требовался личный секретарь. Не имея сейчас никаких официальных порученцев, Екатерина остановила первого попавшегося поручика – а тут все бегали сверху вниз и обратно, не зная, зачем, – ласково придержала рукой готовую взметнуться в приветствии шпагу и сказала:

– Господин поручик, найдите мне подполковника Измайловского полка графа Разумовского.

Убегая с поручением, шпагу он все-таки радостно взметнул. А чего искать графа Разумовского? Его измайловцы в строю стояли перед Зимним дворцом. Захлебываясь от восторга, что исполняет такое поручение, поручик передал слова новой Государыни. Разумовский тяжелой рысью поспешил на второй этаж Зимнего. По пути из какого-то бокового-коридора к нему так же рысисто примкнул Григорий Орлов. Так они, на пару, и влетели в широко раскрытые двери.

– Истинно, конногвардейцы, – не смогла сдержать Екатерина улыбки. – Но мне потребно знать, – наклон головы в сторону Разумовского, – кто сочинитель сего Манифеста? – подняла только что подписанный типографский лист.

Орлов далек был от бумажных дел, отвечать пришлось Разумовскому. Однако ж он не знал, хвалить или ругать будут. Ни Тауберта, ни Теплова решил пока не выдавать.

– Вестимо, я со помощниками…

– Фамилии, граф! Дальше хитрить было нельзя.

– Адъюнкт и смотритель типографии Тауберт…

– Но он же старик? Кто писал… пускай и под вашу диктовку?

– Другой адъюнкт, начальник академической канцелярии, а по совместительству – и начальник канцелярии гетманской, Григорий Теплов.

– Не тот ли, что истинно по-русски ругал голштинцев и был посажен на гауптвахту по приказу Петра?

– Тот, ваше величество.

– Так что ж он – сочинял Манифест, сидя на гауптвахте?

Начав говорить, пришлось и договаривать:- Мои сержанты еще с вечера отбили его. Потребен был, ваше величество…

– Ну, и сейчас потребен. Срочно пришлите ко мне. Разумовский пустился вниз, чтоб исполнять приказание.

Так вот и запродал своего давнего учителя и личного секретаря. Но разве Государям отказывают?.. И вдруг навстречу – Теплов.

– Кирилл Григорьевич, вы меня вызывали?

– Государыня вызывала, – ответил, недоумевая: как же пострел успел поперед приказания?!

А следовало бы принять во внимание: хоть и жалуется новая Государыня на недостаток услужающих, а их вокруг нее пруд пруди. Григорий-то Орлов – разве не командует новыми служками? Гремя по ступенькам; шпагой, он опять куда-то побежал, насвистывая. Все предчувствовали фавор, все льнули не только к Екатерине Алексеевне, но и к ее окружению. Словно забыли: в Ораниенбауме, поди, еще пьянствует вчерашний Император, ни сном ни духом не знающий о сегодняшнем перевороте. Да и шлиссельбургский узник – тоже Император… Трех-то – не многовато ли даже для такой огромной страны, как Россия?!.

Разумовский, конечно, знал, что часть казаков, посланных с Украины в Пруссию, для каких-то целей была отозвана Петром III под Петербург. Цели!… Не надеясь на войска – почему же не потрафить казачишкам? О судьбе полковника Галагана, заброшенного на окраины империи с двухтысячным полом, о судьбе других полков гетман понятия не имел, поскольку Петр о том не распространялся. Но эта встреча?..

Еще на подходе к своим измайловцам, которым разрешено было отдохнуть в тени деревьев, Разумовский встретил широко шагавшего… кто бы мог подумать – атамана Степана Даниловича Ефремова! И тот не ожидал встретить гетмана.

– Ясновельможный пан гетман?..

– Атаман запропавших казаков?..

Они обнялись, так что казацкая сабля с Измайловской шпагой в перезвон пошли.

Ефремов не входил в число близких гетманских друзей, был даже излишне непослушен – а кто из казацких старшин и полковников отличался послушанием? Тем более в походах; казацкая конница не столько для штурма, сколько для устрашения неприятеля. Носится перед ощетинившимися полками яко вихрь неуправляемый. Где атаман, где есаул, где и сам полковник – не разберешь. Отсюда и страх рождался. В плен казака разве мертвого возьмешь. Конечно, пытались их приучать к боевому строю, да приучи-ка!

Залюбуешься при взгляде на такого атамана. Красив и статен не по годам. Не мальчишка, но как не пофорсить в Петербурге, перед дворцом Государыни.

– Какими судьбами, атаман? Сказывал мне обиняками Петр Федорович, Государь… да, бывший, считай… что все казаки остались по-за Двиной-рекой на прусской земле…

– Были и там, пан гетман, но нас оттянули поближе к Риге, ни довольствия, ни денег не давая. Да и главнокомандующего нет, не поймешь, кого слушать. Фельдмаршал Бутурлин то ли отозван, то ли в крепости где- простому атаману не докладывают…

– Ну, не так ты прост, Степан Данилович, раз здесь оказался.

– Мы ж не пехота, мы ж конь-два. Аллюр три креста! Поближе к Петербургу, чтоб спознать, что тут у вас замышляется.

– И спознали?

– А как же, Кирилл Григорьевич. Фельдмаршал Миних именем Государя приказал готовиться к датскому походу, со всеми стреноженными конями на корабли… да мы-то не подчинились. Мы прямым ходом на Петербург. Вести до нас доходят быстро, пан гетман. Будем присягать новой Государыне.

– Да где ж твои казачки? – удивился Кирилл Григорьевич, видя всего лишь одного разудалого ординарца.

– Казачки?.. А они по Нарвскому тракту. Отдыхают пока. Вот я иду присягать. Чтоб все законно.

– Но я – то присягал со всем своим полком! Атаман Ефремов рассмеялся:- Иль не знаете наших казачков, ясновельможный пан Гетман? Такую разведут в Петербурге бузу, что и Государыню перепугают. Лучше, чтоб я один за всех. Мне поверят. Так скорее и надежнее.