Страница 108 из 109
Ладно, сынок, посмотрим…
VIII
Москва, Москва!
Ей не до гетмана бывшего было. Другие дела умы занимали. Мало дворяне, мало знать – пиры да балы, балы да опять же пиры.
Кто и полушки в кармане не имел, все равно кричал:
– Едет, едет!
– Уже с последней станции!…
– …с заставы Серпуховской!…
Какие там гетманы! Москва в очередной раз разгулялась. Потому как очередным днем, по дороге к трону, остановился в Первопрестольной князь Потемкин-Таврический. Гордый князь Тавриды. Императрицу со всей ее свитой в гости к себе возил.
Чудеса были такие, что все ахали:
– По единому мановению руки!…
– …целые деревни обочь вставали, как из-под земли!…
– … по всему тракту сады возрастали!…
– …святые купола звоном к небу поднимались!…
– … ангелы с обочин дорог взлетали!…
– .. орлы под небеси песнь победную трубили!…
То ли были «екатерининские деревни», возраставшие как грибы за единую ночь, то ли не были – Москве все едино. Москва громче орлов трубила:
– Едет, едет!…
Сколь ни горд был всесильный князь Тавриды, но в первый же день навестил старого друга. Они обнялись истинно по-царски и засиделись же – царям на зависть. Каждый между тем думал: «Я-то еще ничего, а он совсем плох…»
Верно, хвори донимали графа Кирилла:
– Ноги сдают, голова долу клонится, рука, видишь сам, чарку не держит… Бабы, говоришь? Каки-ие бабы! И сожительницу свою толком не обслужишь… Полно, князь. Вот ты в прежнем фаворе!
– Полно, граф. Фавор не вечен, молодежь вокруг кобенится…
– А бывало-то, бывало!… Ночью карты, а днем бильярд – когда же спалось?
– Да-а, на Дунае-то!… Утром молдаванка, вечером турчанка, а на опохмелку хохлушку подавай. Хохлушки что галушки, духом единым сыть нагоняют. Правда, гетман?
– Хоть давно уже не гетман, а правда твоя, князь: хороши галушечки… бывали!
Посидели при домашней музыке, наскоро для друга Таврического на хорах собранной. А все равно разлюбезной. Под конец и охать перестали. Как помолодели.
Наутро болезное тело, а делать нечего – надо визит отдавать. По всей форме фельдмаршал собрался, даже притопнул пред ступенями кареты, проверяя ноги.
Следовало ожидать, что и князь Таврический форменным образом предстанет. Если не с саблей золотой, высочайше подаренной покорителю Тавриды, так в камзоле парадном, на зависть экс-гетману. Готовился Разумовский к такому предстательству.
И что же?.. Хоть за полдень уже было, Потемкин принял его по обыкновению неодетый, в шлафроке.
– Охо-хо, граф…
– Охо-хо, князь… Я-то постарше, телесами похуже, да при параде, чтоб тебя не обижать… Хоть и тяжко мундир носить.
Вроде как устыдился бывший унтер-офицер, а ныне генерал-фельдмаршал, явившись в ночном колпаке. Но смехом отмахнулся:
– Таковы мы, русичи! Не англичане. Когда мир с турками заключали, они как воронье вкруг нас кружили. Не воюя, кусок себе урвать! Наши в чем придется после боя, хоть в полном неглиже – по такой-то жарище! – а он, лорд проклятый, и на солнцепеке, и середь ночи, при голожопом серале… ха-ха, при всех орденах и белейших перчатках. Да разве бабу-то без перчаток нельзя взять, граф?
– Истинно, князь, перчатки в таком деле ни к чему.
– Вот я и говорю: после бала перчатки скидывают… Да, Кирилл Григорьевич? Я князь Таврический, а ты гетман Московский – бал-то в мою честь дашь?
– Как не дать, Григорий Александрович. Встретим как подобает князя Таврического.
На том и расстались в предвкушении знатного бала.
Гетман не гетман, Малороссийский иль Московский, а истинно вся Москва на Знаменку съехалась. Каждый считал за честь побывать у Разумовского. Балы у него сопровождались такими пирами, что Москва головы свои весь остаток недели поправляла. Да и посмеяться исподтишка хотелось: фаворит, хоть и падающий, приехал – как теперь Разумовский его встретит?..
Бал гремел хорами. Кто помоложе – мазурку выплясывал, кто постарше – котильона[21] дожидался. В соседнем зале столы накрыты. По сторонам несколько буфетов распахнуты. В бильярдной шары пушечными ядрами летали, иногда и вдребезги по цветным витражам окон – после загодя начатого застолья. Под веселый смех убирали осколки, под обычные пересуды друг друга вопрошали:
– Что-то задерживается граф Кирила?
– Хозяин!
– Как красная барышня – прихорашивается… Зря осуждали за медлительность. Не томя особо главного гостя, ради которого и бал затевался, граф Кирила вскоре вышел в полном параде… ночном, надо же! В шлафроке и колпаке набекрень. Кисточкой при каждом шаге помахивает. С распростертыми объятиями герою Тавриды, который был сейчас при всех мыслимых и немыслимых орденах:
– Я, как и вся Москва, приветствую героя Тавриды… и обнимаю!…
Прекрасное зрелище было! Два фельдмаршала обнимались. Оба при полном параде. Правда, один почему-то в ночном колпаке и вроде как неумытый еще с утра?..
Екатерина хохотала:
– Граф Кирила! Мой неподражаемый друг! Истинно так: гордецов зазнавшихся учить надо.
– Маленько, Государыня. Только маленько. Не изволите серчать?
– Серчать? Вы истинный друг и как-то всегда вовремя поспеваете мне на помощь…
Он ехал в Петербург не для того, чтоб разносить сплетни. И уж вовсе не для того, чтоб бить лежачих… Судьба Орлова поучительна, судьба Потемкина-Таврического закатывается, как дождливый вечер, – кто следующий?..
Его это уже не интересовало. Собственная-то судьбина? Долго ль тянуть с такими хворями? Он ждал сочувствия – и дождался:
– Кирилл Григорьевич? Как у вас, у казаков, говорится: мы еще попылим?
– Если Государыня прикажет…
– Приказываю: графу и фельдмаршалу Разумовскому в мое отсутствие оставаться во главе Санкт-Петербурга!
– В вояж изволите?
– Сейчас недалеко. Не Волга, не Крым – всего лишь Вышний Волочек. Ну, может, еще окрестности. Однако ж не торопко буду. Куда спешить, когда в столице остается мой верный фельдмаршал.
– Слушаюсь, ваше величество – и повинуюсь, всем хворобам назло.
Екатерина отбыла в не столь далекое путешествие, а престарелый градоначальник начал попутно улаживать и свои дела. Душа чувствовала, что другого случая уже не представится…
Значит – распродавать?
Братнин Аничков дом – в казну, как обещала Государыня. Никто другой не осилит этот город в городе. Даже старшие сыновья не совладают. Там муравейник полупьяный…
Оставался от старшего брата еще Цесаревин Двор. Не бог весть что, всего лишь память о тех временах, когда здесь жила цесаревна Елизавета Петровна со своим управляющим Алексеем Разумовским. Значит, живите в Бозе – и тоже прощайте… Надо искать покупателя…
Когда вернулась Екатерина, он пребывал в счастливой эйфории.
– Ваше величество! – будучи в форме Измайловского полка, отсалютовал шпагой, к ручке не подходя. – Смею просить отставить меня…
– От чего? – Пальчиком небрежно опустила она шпагу, сбросила под ноги перчатки и протянула руку, в оголенности своей совсем беззащитную.
Он припал к неприкрытой руке, клонясь все ниже и ниже…
– От командирства Измайловским полком, ваше величество, от Академии наук, от Сената, от камергер-ства… от всего, паче чаяния, буде ваше желание…
– Сядьте! – подтолкнула резким взглядом к креслу, с которого он вскочил. – Не помирать ли собрались, Кирилл Григорьевич?
Она всегда так точно угадывала его мысли, что страшно становилось.
– Пожалуй, пора…
– Случилось что-нибудь?
– Во вверенной мне столице ничего предосудительного не произошло… разве что одна из ваших фрейлин сбежала с поручиком бароном…
– А, Дуська! Кирилл Григорьевич? Разве не бегали мы… вы? Прекрасно! Жизнь продолжается. Я отдохну с дороги, а вечером прошу ко мне на чай. Выбросьте из головы старческие мысли, вы еще хоть куда. Как это казаки говорят? Мы еще попылим, мой верный Кирила!
21
Котильон - бальный танец французского происхождения. Объединяет вальс, мазурку, польку и др.