Тень летучей мыши

Другая личность, которая буквально по вчерашний день входила в группу секретных агентов начальника ГРУ, не уступала Кознову. Сергей Марковцев и Валерий Кознов – выходцы из одного подразделения, оба пошли по пути криминала, представляли некую кузницу, которая производила на свет военных преступников. Но если Марковцев, говоря высокопарным языком, смыл грехи кровью, да еще хорошенько прополоскал их в том же растворе, то про Кознова этого сказать было нельзя.

Ханкин прошел на кухню. Он жил в доме дяди. Тот никогда не страдал благородством, про него всегда говорили, что он человек необыкновенной жадности. Классный хирург, он уехал работать за бугор по долгосрочному контракту и разрешил племяннику пожить в его доме, он размышляя, наверное, так: кто как не старший офицер военной разведки (в ту пору Ханкин был в звании майора) сумеет сохранить в целости и сохранности его движимое и недвижимое имущество? Когда они прощались на пороге, он, поглядывая то на машину, которая должна была умчать его в аэропорт, то на племянника, так и не решился задать вопрос о стерилизации родственника. Он был бы рад узнать, что к его возвращению дом не превратится в ясли. Идеальный вариант – квартирант-кастрат. Алексей сказал ему: «Дядя Миша, вы за меня не переживайте». Тот окосел.

Вообще его дом отличался встроенной мебелью – где надо и где не надо. На кухне, например, все шкафы и шкафчики, стол-тубма, мойка были встроены. Ханкин представил, с чего начинался монтаж: это деревянный каркас по всей стене, ИКЕА по-русски.

Он открыл шкаф с зеркальной задней стенкой, служивший ему баром, и вынул бутылку вина. Тоже белое, как и в ресторане «Наманган», тоже савиньон, но с иным вкусом. Налив в бокал и прихватив бутылку с собой, Ханкин устроился в кресле напротив телевизора, положив ноги на журнальный столик, что всегда, за редким исключением, создавало ему психологический комфорт. Он потягивал напиток, смотрел телевизор, но мысли его были далеки от того, что происходило на экране. Если бы Ханкин выключил телевизор, прибавил света в комнате, то не смог бы сосредоточиться на деле, которое все больше захватывало его. В этом плане его можно было назвать и кабинетным разведчиком, но только в этом плане. В одном из встроенных шкафов хранились две снайперские винтовки, одна из них – дальнего боя, пристреленная лично Ханкиным, а другая просилась называться комплексом, прежде всего за сочетание «оружие-патрон», самая бесшумная на сегодняшний день винтовка. А пока мягкий свет двух торшеров и мерцающий искусственного камина привычно настроили Ханкина на размышления.

Был ли он готов к тому, чтобы поменять условия жизни, уют, все то, что и называется комфортом, на то, что комфортом не называют? Очень глубокая мысль, усмехнулся он. Приказ обсуждению не подлежит.

Глава 6

Султан любил старшую дочь больше, чем младшую. Про последнюю Узбек мог сказать: с ней все ясно, она вышла замуж и останется одна лишь в одном-единственном случае – смерти своего мужа. Ее судьба устроена. А вот Амина... С ней не все так просто. Можно сказать, сложно. Старшая, она была на правах младшей, и этого феномена объяснить не мог даже Султан, ее отец. Но, скорее всего, дело заключалось в том, что Амина была копией матери. Жена Султана – София – «беззаботная, спокойная, чистая» – умерла семь лет тому назад. Сорок дней пришлось на 1 июня 2001 года. Эта дата для Султана не стала значимой, но знаковой, что ли. За тысячи километров от его дома, во дворце, купающемся в облаках, за ужином принц Дипендра расстрелял свою семью. Переодевшись в военную форму, из автоматической винтовки он выпустил по отцу и матери, по братьям и сестре, тетям восемьдесят пуль. Принц в тот вечер напился, но не пьянка стала причиной расстрела королевской семьи, а отказ родителей на его брак с дочерью депутата парламента Непала. Банальная, но распространенная причина множества трагедий.

Султан, к тому времени смирившийся с потерей жены, мысленно вернулся в год 1983 и подумал: если бы в то утро в шатре Мухаммеда, «короля Каракалпакстана», был другие родственники, он бы убил всех. И повторил вслух: «Всех».

Его заинтересовал еще один любопытный факт, а скорее – совпадение. Еще не успели отгреметь выстрелы во дворце, а в отношении капитана Раджива Шахи, который назвал наследного принца Дипендру убийцей, было начато уголовное преследование. «По законам Непала, все, что связано с жизнью двора, является непреложным табу». У Султан Узбека тоже была своя конституция, в его дела не могли вмешиваться ни правительство, ни частные лица. Капитана Шахи он сравнил с телохранителем своего отца – Шарипом. Но, в отличие от непальского офицера, тот предпочел огласке молчание.

...Султан уважал свободы старшей дочери – именно так, во множественном числе. Если случалось им обоим бывать в Москве, он всегда спрашивал разрешения прийти к ней в гости, в крайнем случае – предупреждал о визите телефонным звонком. Он знал, хотя порой и не хотел знать, имена ее любовников и тех, кто назвал себя ее друзьями. Султан честно предупреждал Амину: «Рискованно, очень рискованно становиться друзьями семьи Султана Узбека, нашей семьи».

Об этой деликатности Султана знали даже его деловые партнеры. Как-то раз он, находясь в гостях у генерала Баскакова, позвонил Амине с его телефона и предупредил, что скоро приедет. Султан не видел выражение лица Баскакова, но тому были знакомы схожие чувства. Он тоже нередко (пока не развелся с женой) предупреждал по телефону «что скоро будет», давая возможность прибраться в спальне и привести себя в порядок ей и убраться за пределы пистолетного выстрела – ее любовнику. Он тоже знал его имя, но не хотел видеть траур на лице жены, потому что любил ее.

Эти странности, а может, привычки, были известны Валерию Кознову. Они хранились в виде записей в записной книжке, которая с годами потрепалась, но не потеряла ценности. Когда в ней уже не осталось места, он оставил ее в покое. Теперь все, что было нужно, хранил в своей голове.

Книжка представляла собой одну часть шифра – в ней не было имен, только «сводные данные»; только он один мог подставить имена.

Вот и сегодня Кознов пролистал книжку и остановился на странице, где было написано следующее: «...всегда предупреждает ее о своем визите. Чаще всего – по телефону, реже – через посыльных». Эту информацию ему по его просьбе предоставил генерал Баскаков во время их последней встречи. Он не спросил, зачем Кознову информация такого рода. Ему было поручено трудное задание, в котором мелочей и лишних деталей не существовало.

Валерий Кознов поджидал Чащина с нетерпением. Майор позвонил ему на сотовый, как только сошел с трапа самолета. Потягивая виски, Кознов поигрывал памятной медалью, пропуская ее между пальцев: вперед, назад. Этому трюку он научился лет двадцать назад и с тех пор в этом приеме находил успокоение.

Он снял угол в квартире Михаила Чащина на Беговой. Он особо не приучал себя к спартанским условиям, но мог приспособиться к любым. Однажды ему пришлось провести в одном продуваемом всеми ветрами месте больше тридцати часов. Это была оборудованная им снайперская точка. Он поджидал клиента и чувствовал себя... нет, не охотником, а зверем, зная, что рано или поздно жертва появится. Он знал точно место, а время – приблизительно. Тот миг, в который он придавил спусковой крючок винтовки, канул в бесконечности полутора суток ожидания. Но он стоил того – в этом Кознов мог поклясться даже по прошествии многих лет. Даже не так: каждое из мгновений, из которых и сложились долгие часы ожидания, стоили этого. Как и в предыдущих делах, заказчиком выступал генерал Баскаков.

Если у Кознова были свои пристрастия в плане алкогольных напитков, то у Михаила Чащина свои, но в плане курева. Время от времени он, словно работал по совместительству частным сыщиком, выкуривал хорошую, по-настоящему хорошую сигару. Надо сказать, делал он это со вкусом, и признаков игры или подражания не замечал даже Кознов, всю жизнь проживший на измене.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.