Страница 57 из 67
Разумеется, до XVII века авторы-фантасты никаких аппаратов в космос не запускали, а обходились техническими средствами сообразно духу времени. Например, искусственными крыльями.
Древнегреческий автор Аполлодор в своей «строго научной» «Мифологической библиотеке» (II век до нашей эры) бесстрастно сообщает «факты» об Икаре и Дедале (более известные по взволнованным поэтическим описаниям Овидия). «…Дедал изготовил крылья для себя и для сына, наказав поднявшемуся в воздух Икару не подниматься слишком высоко, чтобы клей, которыми были соединены перья, не расплавился под лучами солнца, и не опускаться слишком низко к морю, чтобы крылья не распались под влиянием сырости… Икар, однако, пренебрег советами отца и, увлеченный полетом, поднимался все выше. Клей расплавился, и Икар погиб, упав в море…»
Официозный мифописец Аполлодор менее всего был склонен к проявлению эмоций, но даже в его сухом, подчеркнуто нейтральном повествовании прорвались интересные нотки. «Увлеченный полетом…» — как часто мы будем вспоминать эти слова! Люди еще Никуда и ни на чем не летали, но знаменательно, что уже в те далекие времена полет, пусть и фантастический, представал в воображении как нечто захватывающее, преодолевающее даже инстинкт самосохранения!
Икар был не одинок — столь же дерзновенно посягнул на святая святых древних, на Солнце, царевич Сампати из древнеиндийского героического эпоса «Рамаяна». И этот полет на искусственных крыльях произошел около двух тысяч лет назад…
Помогали и естественные крылья — вероятно, первым с помощью прирученных орлов, привязанных к паланкину, поднялся на небеса «царь-космонавт» Кей-Кавус из поэмы классика таджикской поэзии Фирдоуси «Шахнаме» (X–XI века). Об этом эпизоде сообщается вскользь, но обратите внимание: «…вскоре дивы вновь совратили Кавуса с истинного пути и надоумили его подняться на небо, дабы познать тайны мироздания». Все указано точно — и какой именно импульс гнал смельчака, и насколько греховным, злонамеренным было такое желание…
Потом мысленные полеты прекратились, как прервалась не время и литература, сама древняя культура. В Европе наступили темные времена средневековья, и мечта о небесах, о других мирах отодвинулась в тень: «совращенных с истинного пути» и «желавших познать тайны мироздания» церковники-инквизиторы, как известно, не прощали. Но стоило чуть ослабнуть путам религиозного мракобесия, как из пепла сожженных еретиков вновь восставала крылатая, как птица Феникс, мечта.
1516 год. На Луну запущен… ну что ж, назовем его так: «первый космический аппарат» — путешествие на нашу небесную соседку Астольф, герой поэмы Лудовико Ариосто «Неистовый Роланд», совершил в повозке Ильи-пророка. Итак, космическое путешествие на другое небесное тело — не в мыслях или сновидениях, а с помощью машины, аппарата…
Вероятнее всего, Ариосто был действительно первым. Его описание межпланетного путешествия пребывало в гордом одиночестве целое столетие. Не наступило еще время для мечтателей и фантазеров, хотя оно уже показалось на горизонте. Фантазеров церковь гноила и жгла, однако бесследно уничтожить фантазию была не в силах.
Битва разума с мракобесием еще только начиналась, и все старое, отжившее, косное не собиралось отступать без борьбы перед нарождающимся научным знанием. Потому-то гениальные откровения лучших умов человечества соседствовали в те времени со схоластическими диспутами на тему о том, сколько ангелов может уместиться на острие булавочной головки.
Научное и религиозное, светлое и темное порой удивительным образом соединялись в одной личности. Подчас мы по традиции продолжаем трактовать духовную обстановку Средневековья как борьбу «попов» против «еретиков-ученых». И забываем при этом, что и Бруно был монах, и Кампанелла — монах, да еще какой — настоящий религиозный фанатик! Великий Иоганн Кеплер не только вывел математический закон обращения планет вокруг Солнца, но и считался незаурядным по меркам своего времени составителем гороскопов, верил в черную магию. И на кострах сжигали не обязательно правдолюбца и гения — значительно чаще ведьм и колдунов.
История этого сложного, смутного, грозного времени, когда зарождалось современное научное знание, как раз и предостерегает от упрощений. Еретик Мартин Лютер пришел в ярость, узнав об учении Коперника, и даже призывал к расправе над ним. Но коперниковское учение, которое «условно» (для реформы календаря) приняла церковь, наотрез отказался понять и Фрэнсис Бэкон, чьему имени мы обязаны самим понятием «научный метод». Вот такое было время.
Поэтому среди ранних подвижников «космонавтики» (вот уж ересь так ересь!) можно встретить и ученых-естествоиспытателей, и писателей, и светских кавалеров, и даже отцов церкви. Все грешили этим манящим и запретным — фантазией.
Говоря об истории ранних лунных путешествий, невозможно обойти молчанием имя великого немецкого астронома Иоганна Кеплера (1571–1630). Жизнь его была сложной и трагичной, и только дошедшие до нас фрагменты позволяют судить, что это была за противоречивая натура: последователь Галилея и придворный астролог императора Рудольфа II (астрономия была не в счет, ею он занимался во «внеслужебное» время), скрупулезный исследователь и азартный игрок, а еще философ и писатель…
Сложной и трагичной оказалась и судьба фантастического произведения Кеплера. Во время учебы в Тюбингенском университете в 1593 году он пишет диссертацию, посвященную гелиоцентрической системе мира, в которой, в частности, описываются небесные явления, наблюдаемые с… Луны. Позже, в 1609 году он пишет еще одну главу, где объясняет, как именно наблюдатель попал на Луну — с помощью демона, вызванного заклинаниями матери героя Рукопись лежала без движения два года, после чего была украдена.
Наконец, между 1620 и 1630 годами Иоганн Кеплер заново восстановил свой «Сомниум» («сон» — по-латыни), но, так и не подготовив рукопись к публикации, умер. Затем еще одно из цепи несчастий: чума, в те годы свирепствовавшая в Европе, унесла предполагавшегося издателя рукописи. И только в 1634 году кеплеровский «Сон» о лунной стране Левании увидел свет.
Странное это было сочинение. В нем откровенная мистика соседствует с поразительными по точности научными наблюдениями и блестящими образцами научно организованной фантазии — чего стоят хотя бы последние страницы, на которых описывается гипотетическая лунная жизнь. И фантазируя, Кеплер остается ученым, логически выводя изображаемые им лунные формы жизни из тех данных, какие давала в ту пору наука.
Что же касается самих космических путешествий, то тут были мыслители посильнее. Удивительно, но наиболее научные проекты в вопросах межпланетных сообщений предложены как раз «попами». Известный английский писатель-фантаст Брайн Олдисс, описывая в своей истории научной фантастики ее предтеч, бросил удивительно меткую фразу: «…и целая компания английских епископов XVII века». Их действительно было четверо или пятеро — епископов, отдавших дань утопии и фантастике, причем двое самым не, посредственным образом связаны с предметом нашего разговора.
Один из них читателю известен — это Фрэнсис Годвин (1562–1633), епископ Хирфордский, автор первого в литературе научно-фантастического романа о полете на Луну. Роман был написан в самом начале XVII века, а опубликован под псевдонимом «Доминго Гонзалес» после смерти автора, в 1638 году [21]. Однако мало кто знает, что этим же годом датировано сочинение коллеги и соотечественника Годвина — Джона Уилкинса, епископа Честерского. И посвящено это сочинение также Луне!
Джон Уилкинс (1614–1672), которого по праву можно было бы назвать «английским Ломоносовым», — одна из ярких фигур британской науки. Известный философ, лингвист и математик, удивительно совмещавший эти свои ипостаси с теологией, был бессменным ректором знаменитого Оксфорда и одним из основателей в 1662 году академии наук в Англии — Британского Королевского Общества. Им же написана, вероятно, первая научно-популярная книга в истории литературы.