Страница 44 из 55
Я последовал её совету, но жевал чисто механически, потому что в голове у меня всё смешалось. По правде говоря, я был в недоумении. Быть может, весёлость тёти Делии показалась мне странной из-за того, что я весь день провёл со страждущими сердцами, но тем не менее, согласитесь, её веселость иначе как странной назвать было нельзя.
— Я думал, ты сердишься, тётя Делия, — сказал я.
— Сержусь?
— На Гусика, за его не совсем тактичное поведение. Признаюсь, я ожидал, что ты насупишь брови и выскажешь своё недовольство.
— Глупости. Мне не на что сердиться. Напротив, я польщена, что напитки из моих подвалов смогли изменить человека до такой степени. Потрясающий эффект. Моя потерянная вера в послевоенный виски теперь восстановлена. К тому же сегодня я просто не в состоянии ни на кого сердиться. Мне хочется как маленькой девочке сложить руки на груди и пуститься в пляс. Я уже говорила, что всё к лучшему в этом лучшем из миров? Восхвалим Господа, потому что Анатоль согласился у нас остаться.
— Да ну? Поздравляю от всей души.
— Спасибо, Берти. Да. Без труда не вытащишь рыбку из пруда, но об этом я тоже уже говорила. Я трудилась, Берти, как бобр на запруде, и в конце концов уговорила Анатоля, который поклялся навсегда покинуть мой дом, вновь приступить к своим обязанностям. Он остаётся, хвала Всевышнему, и да благословен будет:
Она умолкла. Дверь в столовую отворилась, и к нам присоединился дворецкий.
— Сеппингз? — несколько удивлённо спросила тётя Делия. — Я думала, вы давно ушли на танцы.
— Ещё нет, мадам.
— Желаю вам приятно провести вечер.
— Благодарю вас, мадам.
— Вы зачем-то хотели меня видеть?
— Да, мадам. Речь идёт о месье Анатоле. Вы не возражаете против того, мадам, что мистер Финк-Ноттль, простите меня за дерзость, корчит рожи месье Анатолю сквозь застеклённое окно в крыше?
ГЛАВА 20
Наступило молчание, которое, если мне не изменяет память, называют тревожным. Тётушка смотрела на дворецкого. Дворецкий смотрел на тётушку. Я смотрел то на тётушку, то на дворецкого. Странная тишина обложила комнату как ватой. В эту минуту во фруктовом салате мне попался ломтик яблока, и, когда он хрустнул на зубах, мне показалось, затрещало по всей округе.
Тётя Делия прислонилась к буфету и каким-то слабым, хриплым голосом спросила:
— Корчит рожи?
— Да, мадам.
— Сквозь слуховое окно?
— Да, мадам.
— Вы хотите сказать, что он сидит на крыше?
— Да, мадам. Месье Анатоль очень нервничает.
Мне кажется, именно слово «нервничает» подействовало на тётю Делию, как красная тряпка на быка. Один раз она уже испытала на собственной шкуре, что бывает, когда Анатоль нервничает. Я всегда знал, что тётя Делия не любит откладывать дела в долгий ящик, но мне трудно было себе представить, что она может действовать с такой молниеносной быстротой. Задержавшись лишь на несколько секунд, чтобы испустить отчаянный охотничий клич, она пронеслась по комнате и выскочила в коридор прежде, чем я успел проглотить: по-моему, это был ломтик банана. Чувствуя, что моё место рядом с ней (точно такое же чувство я испытал, получив её телеграмму об Анжеле и Тяпе), я поставил тарелку с салатом на стол и помчался следом. Сеппингз вприпрыжку кинулся за нами.
Я только что сказал, моё место было рядом с ней, но, можете мне поверить, догнать тётю Делию не представлялось возможности. На первой лестничной площадке она опережала меня на шесть корпусов, и дистанция не сократилась перед вторым лестничным пролётом. Однако на третьей лестничной площадке усталость, видимо, дала себя знать, и когда мы вышли на прямую, то бежали почти голова к голове. И если б она не отпихнула меня перед дверьми в комнату Анатоля, определить, кто из нас пришёл первым, мог бы только фотофиниш. Тем не менее вот результат:
1-е место — тётя Делия;
2-е место — Бертрам;
3-е место — Сеппингз.
Выигрыш полголовы. Лестничная площадка между вторым и третьим местами.
Как один, мы уставились на Анатоля. Маг и волшебник кухни — толстенький коротышка с огромными усами, по которым всегда можно определить его настроение. Когда всё хорошо, усы торчат и топорщатся, как у бравого сержанта, когда же душа Анатоля тоскует, они печально висят, как ветви плакучей ивы.
Сейчас усы висели, а это был тревожный признак. К тому же поведение Анатоля говорило о его состоянии яснее всяких слов. Он стоял у кровати, облачённый в весёленькую розовую пижаму, и тряс кулаками, глядя на слуховое окно. Сквозь стекло на Анатоля смотрел Гусик. Глаза у Гусика были выпучены, а рот широко открыт, и он так удивительно был похож на какую-то редкую рыбу в аквариуме, что невольно хотелось подкормить его червячком или муравьиными яйцами.
Сравнивая грозящего кулаками повара с лупоглазым гостем, я должен честно признаться, что мои симпатии были целиком на стороне первого. Я считал, он имеет право делать со своими кулаками всё, что заблагорассудится.
Я имею в виду, посудите сами. Он тихо, мирно лежал в постели, лениво думая о том, о чём обычно думают французские повара, лёжа в постели, а затем внезапно увидел в застеклённом окне на крыше чью-то мерзкую рожу. Такое кого угодно выведет из себя. Лично я, например, точно знаю, что ни за какие деньги не согласился бы, если бы лежал в постели, чтобы Гусик вдруг начал пялиться на меня с потолка. В конце концов ваша спальня, никуда от этого не денешься, ваша крепость, и если горгульи ни с того ни с сего начинают на вас охотиться, вы вправе принять самые решительные меры.
Пока я стоял, предаваясь размышлениям, тётя Делия, женщина практичная, сразу взяла быка за рога.
— В чём дело?
Анатоль продемонстрировал нам упражнение из волевой гимнастики: дрожь, начавшаяся в самом конце его позвоночника, пробежала по спине, перекинулась на шею и затихла в чёрных волосах.
Потом он заговорил.
Я довольно часто беседовал с Анатолем и хочу вам сказать, что по-английски он изъяснялся свободно, но путанно. Если помните, прежде чем очутиться в Бринкли-корте, Анатоль некоторое время служил у миссис Бинго Литтл и, несомненно, много чего нахватался у малыша Бинго. А ещё раньше он несколько лет готовил для одной американской семьи в Ницце, где брал уроки у шофёра, коренного бруклинца ирландского происхождения. Итак, пользуясь словарными запасами Бинго и бруклинца и изъясняясь, как я уже говорил, свободно, но путанно, он ответил тёте Делии следующее:
— Редиска! Ты спрашиваешь, в чём дело? Послушай. Имей внимание. Я завалился как резаный, но сплю не очень чтобы очень, а потом просыпаюсь и смотрю как пень, а там на меня корчат рожи сквозь прах окно его побери. И это называется любовь? Для блага удобства? Если вы думаете, я воспылал страстью, вы ошибаетесь как чёрт-те что. Я взбешён, как мокрая курица. Что тут такого? Я вам не какой-нибудь фунт изюма, понятно вам или нет? Это спальня, что, что, или обезьянник? Значит, придуркам можно сидеть на моём окне как сельдям в бочке и корчить мне рожи?
— Точно, — с одобрением сказал я. По-моему, он говорил очень разумно и был прав на все сто.
Гений кухни бросил на Гусика ещё один взгляд и сделал второе упражнение из волевой гимнастики: изо всех сил дёрнул себя за усы и затрясся всем телом.
— Не торопитесь минутку-другую. Я не кончил ещё и в помине. Я говорю, этот тип на моём окне корчит рожи. А дальше-то что? Может, он извините-подвиньтесь, когда я кричу, и оставляет меня спокойно лежать в конце концов? В жизни не подумаете. Он продолжает торчать как укушенный, и плевать ему на меня мёртвой хваткой. Корчит мне рожи и корчит мне рожи, а когда я велю убраться к чертям собачьим, он не убирается к чертям собачьим. Он говорит и говорит, а я спрашиваю, что надо, а он не объясняет. О нет, он не объясняет выше крыши и трясёт головой как утопленник. Он кретин, которого не пройти? Или это клоун гороховый? Вы думаете, я хохочу и падаю? Мне такая глупость не к лицу, а этот сумасшедший землю носом роет. Je me fiche de ce type infect. C`est idiot de faire comme ca l`oiseau: Allez-vous-en`louffier: Отправьте придурка взять ноги в руки. Он сумасшедший, как мартовский заяц.