Николае

— Ну, это будет чей-то ребенок. Надеюсь, что не мой.

Пока подавали обед, Рейфорд прекратил разговор. Он молился про себя о том, чтобы суметь донести до нее истину, потому что не умел говорить намеками. Ну, в конце концов, она же не глухая. Может быть, лучше всего поговорить открыто?

Позже, во время полета, Хетти сама вернулась к этой теме.

— Почему ты хочешь, чтобы я почувствовала себя виноватой за то, что хочу сделать аборт? Он ответил:

— Хетти, я не могу заставить тебя почувствовать себя виноватой. Принимать решения должна ты сама, а то, что я думаю по этому поводу, не играет никакой роли, правда?

— Ну, мне важно твое мнение. Ты — один из немногих уважаемых мною людей, и мне не хочется, чтобы у тебя сложилось впечатление, будто бы на аборт решиться очень легко. Как мне кажется, в данном случае это самый лучший и простой выход из ситуации.

— Самый лучший и простой для кого?

— Полагаю, для меня. Иногда нужно подумать и о себе. Бросив работу и перебравшись в Нью-Йорк, чтобы быть вместе с Николае, я думала, что наконец-то делаю что-то ради Хетти, но заблуждалась. Сейчас я хочу исправить ошибку. Теперь ты понимаешь?

Рейфорд кивнул. Он слишком хорошо все понял. Ему пришлось напомнить себе, что она не верит в Иисуса и не думает ни о ком, кроме себя. Да и зачем ей это?

— Хетти, выслушай меня, пожалуйста, и постарайся понять, что плод, который ты носишь, — это уже ребенок. Твой ребенок. Предположим, тебе не нравится или ты даже начинаешь ненавидеть его отца. Но ребенок — это твоя плоть и кровь тоже. У тебя либо уже есть материнский инстинкт, либо он появится, если все будет развиваться нормально. У меня возникает вопрос, а кто же должен подумать о том, что будет лучше для ребенка? Пусть все неправедно. Безнравственно, что ты была любовницей Николае Карпатиу, который, как считают некоторые люди — Антихрист, и забеременела в результате греховного союза между вами. Я даже допускаю мысль, что тебе вообще не хочется иметь ребенка, и ты станешь не лучшей матерью. Но я думаю, что нельзя брать на себя ответственность и делать то, что недопустимо даже для жертвы изнасилования или инцеста.

Разве ребенок в чем-то виноват? Люди защищают свое право выбора, когда что-то не так. А что же они выбирают? Они не просто прерывают беременность, делая аборт, а убивают живого человека. Но кто жертва? Может быть, тот, кто неправ или совершил изнасилование или инцест? Тот, кто занимался сексом, не имея на пальце обручального кольца? Нет — они решают убить самого невинного из всех.

Взглянув на Хетти, которая сидела, зажав уши ладонями, Рейфорд понял, что слишком увлекся обвинениями. Слезы ручьем текли по ее лицую. Он прикоснулся к ее руке, но Хетти отпрянула в сторону. Рейфорд наклонился к ней поближе и взял за локоть:

— Не отталкивай меня, пожалуйста, Хетти, и не воспринимай как личное оскорбление сказанное мною. Представь себе, что это кто-то другой выступил в защиту тех, кто сам пока не в состоянии себя защитить. Ну, в конце концов, кто-то же должен защитить твоего ребенка, если ты сама не хочешь сделать этого.

Когда Рейфорд замолк, Хетти вырвала у него свою руку, спрятала лицо в ладонях и разрыдалась. Рейфорд разозлился на себя. Почему до сих пор он так ничему и не научился? Какое право он вообще имел сидеть здесь перед ней и разглагольствовать? Конечно, он говорил убежденно, так как знал, что именно этому учит Господь. Однако он сознавал, что она может отвергнуть сказанное только потому, что он мужчина. Как мужчина может понять женщину? Никто не может никому указывать, что ему делать с собственным телом. Ему хотелось сказать, что он прекрасно это понимает, но, опять-таки, а что, если зародившийся ребенок — девочка? Кто же тогда вступится за права этого женского тела?

Хетти почти не разговаривала с ним, и он понимал, что заслужил такое отношение. «Но, — размышлял Рейфорд, — неужели постоянно надо быть дипломатичным?» О ее планах ему было ничего не известно. Он мог только просить у нее прощения, если бы ему представилась такая возможность.

— Хетти, — сказал Рейфорд, — Хетти, пожалуйста, разреши мне объяснить тебе еще кое-что.

Она слегка повернула голову, но на него не смотрела, хотя Рейфорду показалось, что она его слушает.

— Я бы хотел извиниться за все, что могло оскорбить тебя или причинить боль. Я надеюсь, что ты хорошо знаешь меня и понимаешь, что я не причиню тебе зла. Более того, ты должна знать, что в Чикаго у тебя есть несколько друзей, в том числе и я, которые желают тебе только самого лучшего. Мне очень хочется, чтобы ты на обратном пути заехала к нам на Маунт-проспект. Даже если я буду отсутствовать, так как, возможно, мне придется раньше тебя вернуться в Новый Вавилон. Приезжай к нам, чтобы повидаться с Хлоей и Баком, поговорить с Амандой. Ну, что, договорились?

Теперь, плотно сжав губы, она посмотрела прямо на него и отрицательно покачала головой:

— Скорее всего я не смогу, хотя ценю твое доброе отношение ко мне и принимаю извинения.

И это все, что он смог сделать! Рейфорд разозлился на себя. Ему казалось, что намерения были самыми добрыми, а рассуждения — логичными. Может быть, пытаясь убедить Хетти, он мало обращался к Богу и вынес на первый план свое «я». Ему оставалось теперь только молиться за нее.

Когда самолет затормозил у здания аэропорта, Рейфорд помог Хетти вытащить с полки над сиденьями ее сумку, за что она поблагодарила его. Больше Рейфорд ничего не мог сказать ей — он потерял доверие к себе самому и уже достаточно извинялся за свои слова. Прощаясь, Хетти вытерла слезы и сказала:

— Рейфорд, несмотря на твои лучшие намерения, иногда ты перегибаешь палку. Я рада, что мы с тобой никогда не были сильно привязаны друг к другу.

— Спасибо, — проглатывая оскорбление, ответил Рейфорд.

— Я абсолютно серьезно, — продолжила она. — Ты знаешь, о чем я. Мне кажется, это потому, что у нас слишком большая разница в возрасте.

— Может быть, — ответил Рейфорд. Вот, значит, как она все поняла! Конечно же, дело было вовсе не в этом. Даже он сам не смог бы лучше выйти из сложившегося положения, и все его объяснения были бы бесполезными.

Выходя вместе с Хетти из самолета, Рейфорд успел заметить Аманду, приветствующую их улыбкой. Рейфорд бросился к ней, и она, крепко обняв, страстно поцеловала его, но, быстро отпрянув, сказала, обратившись к Хетти:

— Извини, что не поздоровалась с тобой сразу, но, если честно, я очень соскучилась по Рейфорду.

— Понимаю, — безразлично ответила Хетти, пожимая ей руку и отворачиваясь в сторону.

— Тебя куда-нибудь подвезти? — спросила Аманда. Хетти усмехнулась:

— Мой багаж отправится дальше в Денвер. Вы можете меня туда подбросить?

— Я совсем забыла. — воскликнула Аманда. — Может быть, проводить тебя к паспортному контролю на твой рейс?

— Нет, спасибо. Я знаю этот аэропорт и доберусь сама. Кроме того, до отлета у меня еще есть немного времени, и мне хотелось бы просто отдохнуть.

Хетти достаточно дружелюбно распрощалась с Рейфордом и Амандой, но когда они уже уходили, Рейфорд поймал на себе ее взгляд. Она покачала головой. — Он очень расстроился, увидев ее сжатые губы.

Рейфорд и Аманда пошли к эскалаторам, ведущим в багажное отделение. Сначала они шли, держась за руки, но потом, когда он взял ее под руку, продолжили путь, крепко прижавшись друг к другу. Вдруг что-то на экране телевизора привлекло внимание Аманды, и она, замешкавшись, потянула Рейфорда прочь от эскалатора.

— Рей, — обратилась она к нему, — посмотри-ка сюда.

Они остановились, чтобы посмотреть репортаж телекомпании Си-эн-эн/Джи-эн-эн о потерях и разрушениях, явившихся результатом военных действий, которые охватили весь мир. И Карпатиу вновь пытался воспользоваться происходящим.

Диктор сообщал: «Эксперты по здравоохранению предсказывают, что количество смертей в мире возрастет на 20 процентов. Николае Карпатиу объявил о создании международной организации здравоохранения, которая будет организовывать работу как на региональном, так и на местном уровнях. Он вместе с десятью представителями издал коммюнике, явившееся результатом частной встречи на высшем уровне, проходившей в Новом Вавилоне, на которой было предложено ужесточить меры по регулированию здоровья и благосостояния граждан Мирового Сообщества. А теперь комментарии известнейшего кардиохирурга Самуэля Кляйна из Норвегии».