Гамильтон

Олаф закончил вырезать ее сердце. Я попросила Нечестивца обезглавить Джованни. И на полном серьезе задумалась о том, чтобы попросить братьев научить меня обезглавливанию с одного удара. Вряд ли у меня такое получится, даже с мечом. Наверное, просто не хватит силенок.

Сердце Джованни я вырезала сама, с помощью одного из кинжалов Фредо, который для этой цели подходил лучше любого из тех, что я имела при себе. Я устала, шок потихоньку проходил, и стала довольно неуклюжей. Даже едва не уткнулась локтем в развороченную грудную клетку Джованни. Мне никак не удавалось справиться с державшими перикард на месте связками. Я бы порезала его, но это не привело бы к нужному результату, только наделало бы беспорядка. Я устала и оцепенела, но оцепенеть в достаточной степени еще не успела.

- Могу я чем-нибудь помочь? - присел на корточки рядом с телом Олаф. Его руки тоже был в крови, но одна из них выглядела так, словно на ней надета кровавая перчатка.

- Да, оно застряло. Кажется, я слишком устала.

Он сунул руку в проделанную мною дыру, касаясь моей руки, все еще погруженной в грудную клетку трупа. Я посмотрела на него, только когда его рука обхватила мою, прижимая еще ко все еще теплому сердцу. Мы оба склонились над телом, и наши лица были на расстоянии десятка сантиметров друг от друга, а руки торчали в мертвом теле. Он взглянул на меня поверх трупа - руки на сердце, повсюду кровь. И смотрел он так, словно то был ужин при свечах, а на мне было красивое кружевное белье.

В моем сознании промелькнула очень четкая мысль: «Я не закричу. Я останусь спокойной». Черт, да это маловероятно. И потом, ему мои вопли наверняка придутся по вкусу. Я заговорила, и в моем голосе звучала лишь тень испытываемого напряжения.

- Кажется, оно сразу за моими пальцами. Можешь достать до тех связок?

Его рука скользнула вдоль моей, продвигаясь глубже. Дотягиваясь до куска сердца, до которого я добраться не смогла, он продолжал прикасаться к моей руке. Я начала вытаскивать ее, когда почувствовала, что он подцепил не поддававшийся пучок связок. Второе сердце Олаф положил на живот мертвецу, и свободной рукой удержал меня от того, чтобы я достала свою руку из груди трупа. Он держал мою руку так, чтобы мы держались за сердце одновременно. Если бы я попыталась сопротивляться, ему бы это понравилось. Я могла бы позвать на помощь, но ведь он уже почти вытащил сердце, значит, это скоро закончится. Я замешкалась. Олаф выдернул сердце, оборвав то, что его держало, и потянул его наружу, все еще держа свободной рукой мою так, чтобы мы делали это вместе, и очень медленно. Он намеренно продлевал процесс, таращась при этом на мое лицо. Сейчас у меня уже нет проблем с тем, чтобы ковыряться во внутренностях трупов, но наши сцепленные руки, вместе выходящие из кровавого мяса, казались чем-то до странности интимным. Перед тем, как вынуть, наконец, сердце наружу, он перевел взгляд с меня на рану. Он наблюдал за тем, как наши руки появляются из окровавленной дыры прямо под грудиной. При этом руку мою он отпускать не спешил, направляя ее вверх, так что некоторое время мы держали сердце вместе, а он смотрел через кровавый кусок мяса на меня.

Я знаю, что побледнела. Ничего не могла с этим поделать. Знала, что ему понравится мой страх, но не могла этого предотвратить. И тут он наклонился ко мне. Наклонился через кровоточащее сердце, труп и наши окровавленные руки. Наклонился для поцелуя.

- Не смей, - прошептала я.

- Ты не хочешь, чтобы я тебя поцеловал, - шепнул он в ответ.

- Я не хочу, чтобы ты ко мне прикасался.

- Отлично, - улыбнулся он. И поцеловал меня.

Нож Фредо в моей руке уже целился в очередную грудную клетку, когда Олаф отпрянул из зоны досягаемости. Он засмеялся густым и глубоким смехом. Счастливым смехом, совершенно не подходившим к тому, чем мы занимались. Он оставил меня с ножом в одной руке и сердцем в другой. Не будь руки заняты, я бы наверняка потянулась за пистолетом. А потом смогла бы списать это на кратковременное помешательство.

Олаф вытер свои окровавленные руки об одежду, но не только о футболку. Он провел ими по телу, начиная с мускулистой груди и заканчивая низом живота. Причем пах он начал почесывать окровавленными руками, наблюдая за моей реакцией.

Это меня достало. Я отложила сердце и нож на пол и попыталась добежать до ванной комнаты, но не успела. Меня вырвало у входной двери в рекреацию. Я блевала, пока было, чем. Блевала до тех пор, пока голова не начала раскалываться, а изо рта не пошла желчь. Мика приложил к моему лбу прохладную, уже человеческую, ладонь. Натаниэль отвел от моего лица волосы, потому что мои руки все еще были в крови.

***

Олаф покинул город. А у меня появился новый регулярный ночной кошмар. В нем мы с Олафом кромсаем тело, вот только во сне это было намного кровавее, причем Джованни при этом вопил, а я отвечала на поцелуй Олафа. Может, временное помешательство толкало меня вовсе не застрелить его.

Питер не стал принимать укол, и не подхватил ликантропию. Он вернулся домой, медленно поправляясь, как приличествует человеку. Но ему всего шестнадцать, и он в хорошей форме. Питер обязательно поправится, но в память о событии у него останется парочка мужественных шрамов. Не имею ни малейшего понятия, что рассказал Донне Эдуард. И не уверена, что хочу это знать.

Доктор Лиллиан зашила царапины на моей груди.

- Разве что ты не против шрамов? - ответила она на мой вопрос по поводу необходимости этого. Оказалось, что я против. Но все же спросила, почему на груди останется шрам, если живот и бок зажили превосходно. Там ведь раны были намного серьезнее. Доктор и ее коллеги предположили, что кормление от лебедей дало мне достаточно энергии не только на то, что спасти всех, но и на то, чтобы полностью залечить раны, быстрее даже, чем излечиваются нормальные ликантропы. Я не уверена, что полностью понимаю смысл выражения «нормальный ликантроп». Однако Лиллиан попросила меня впредь быть осторожнее.

- Ты не всегда сможешь покормиться от целой группы зверей. - Хороший аргумент.

Жан-Клод отослал Самсона назад, в Кейп-Код, еще до начала сражения. Он не хотел, чтобы сын его друга оказался убит. Так что Самсон уехал, так и занявшись со мной сексом. Планы его матери оказались нарушены прибытием Арлекина.

А еще во мне теперь живет тигрица, за это отдельное спасибо Марми Нуар и Солидат. Мы даже попытались найти тигров, которые согласились бы переехать в Сент-Луис. Что интересно, случившееся наделило меня лучшим контролем над моими зверюшками. Ну, по меньшей мере, они в последнее время не пытаются порвать меня на части. Строго говоря, если выпускать одного из них, остальные остаются этим удовлетворены. Никто не знает, почему это теперь так работает. Я даже не уверена, что этот вопрос меня беспокоит, пока они ведут себя смирно.

Хэвен остался в городе со своими новыми львами. Джозеф с женой и братом бесследно исчез. Большей части прайда Хэвен предложил остаться с ним, и некоторые согласились. Хэвен со своими приятелями-бандитами на удивление покорно стараются жить по моим правилам. А мне пока удается держать Хэвена на удалении от своей постели. Львица до странности спокойно к этому относится. И опять же, какая-то часть меня хотела бы знать, почему это мои звери ведут себя так хорошо, но большая часть не склонна тревожить этот тихий омут. Я просто рада, что в чем-то стало легче жить, а не труднее, как это обычно бывает.

Ричард покинул церковь еще до того, как меня стошнило. Он так и не увидел меня в момент паники или приступа совести. Ну и что. Мы с ним уже не встречаемся. Снова. Но на этот раз, похоже, разрыв окончателен, и эта мысль не расстраивает меня. Может, именно поэтому разрыв и кажется мне окончательным.

Джейк уехал из города. Как ни странно, некоторые помнили о том, что он из Арлекина, а некоторые - нет. Он со своим мастером беспокоился о том, что вернется Марми Нуар и попытается использовать меня снова. И Джейк дал мне амулет, сделанный из такого мягкого метала, что можно было помять его края пальцами. На нем вырезаны незнакомые мне символы. Я показала амулет Марианне, своему метафизическому психотерапевту, когда увиделась с ней на следующей неделе. Джейк взял с меня обещание носить его, не снимая. После того, как я видела туфельки Марми Нуар в церкви, казавшиеся весьма реальными, я действительно склонна носить его и днем, и ночью. Не такое уж большое неудобство за возможность избежать дальнейших встреч с этой дамочкой.