Воители (Сборник)

У проживающего в таком номере были все необходимые удобства. Но лично ему ничего здесь не принадлежало. Места хватало только для него самого, но уж никак не для его пожитков. Эта квартира располагалась в том месте дома, где столетие назад проходил ствол вентиляционной шахты. Воздуховоды занимали слишком много драгоценного пространства, и были превращены в номера без окон. Постояльцы здесь жили в комфортабельных ящиках.

Сейчас в пространство комнаты были выдвинуты следующие предметы обстановки: мягкое кресло для чтения, два крохотных журнальных столика по бокам от него, скамеечка для ног и кухонная ниша. В кресле, ухмыляясь, восседал Оуэн Дженнисон. Естественно, он ухмылялся: совсем уже высохшая кожа лица едва прикрывала естественную ухмылку черепа.

— Это хотя и небольшая комната, — заметил Ордаз, — но далеко не самая маленькая. Так живут миллионы людей. В любом случае, уж кто-кто, а белтер вряд ли страдал бы в ней от клаустрофобии.

— Верно. По три месяца кряду Оуэн летал в одиночном корабле до того, как присоединился к нам, в кабинке столь крохотной, что в ней невозможно было привстать при закрытом воздушном шлюзе. Не клаустрофобией он мог здесь страдать, а… — я провел рукой по комнате. — Что, как вы полагаете, здесь принадлежит лично ему?

Хоть и тесным был встроенный в стену шкаф, он был почти пустым. Комплект верхней одежды, бумажная рубаха, пара полуботинок, небольшая коричневая коробка с пижамой. Все новое. Несколько предметов в ванной были тоже такими, словно ими никто не пользовался.

— Продолжайте, — произнес Ордаз.

— У белтеров все временное. У них очень мало личных вещей, но то, что им принадлежит, они тщательно берегут. Всякие там мелочи, сувениры. Мне не верится, что у него не было абсолютно ничего Своего, личного.

Ордаз поднял бровь.

— Скафандра, что ли?

— А почему бы и нет? Внутри своего надувного костюма белтер как дома. Иной раз это единственное прибежище, которым он располагает. Он тратит целое состояние на его убранство. Если он теряет свой скафандр, то уже больше не белтер. Впрочем, я, конечно, не утверждаю, что это обязательно должен быть скафандр.

Но у него, несомненно, должно быть здесь хоть что-то свое. Склянка с марсианским песком. Кусочек метеоритного железа, который хранят на груди. А если он даже и оставил все свои сувениры дома, он бы что-нибудь приобрел на Земле. Но в этой комнате — нет ровно НИЧЕГО!

— Может быть, — осторожно высказал предположение Ордаз, — ему было безразлично, что его окружает.

И тут все как-то совершенно неожиданно встало на свои места.

Оуэн Дженнисон сидел, расплывшись в улыбке, в покрытом грязными пятнами халате. В отличие от почерневшей из-за длительного пребывания в космосе кожи лица, его тело было гораздо светлее, оно выглядело просто загоревшим. Его светлые волосы, хотя и очень длинные, были подстрижены по земной моде — ни следа не осталось от характерной для белтеров продольной полосы волос, по обе стороны которой он выбривал волосы все те годы, что я был знаком с ним в Поясе Астероидов. Почти пол-лица покрывала месячная, совсем неухоженная борода. На самой макушке из головы торчал небольшой черный цилиндрик. От верхнего колпачка цилиндра к штепсельной розетке в стене шел электрический шнур.

Цилиндрик этот был дроудом, электропреобразователем, вырабатывающим импульсы, к которым у людей очень быстро возникала пагубная привычка, избавиться от нее было практически невозможно.

Я подошел к трупу поближе и наклонился над ним, чтобы получше разглядеть дроуд. Это был стандартный прибор, однако определенным образом видоизмененный. Стандартный дроуд посылал в мозг импульсы тока весьма малой интенсивности. Оуэн же, должно быть, получал импульсы, амплитуда которых превышала обычную не меньше, чем раз в десять, что было вполне достаточно для того, чтобы вызвать необратимые повреждения в его мозгу в течение одного лишь месяца.

Я напрягся и прикоснулся к дроуду своей воображаемой рукой.

Ордаз стоял спокойно рядом, не вмешиваясь в то, что я делал. Естественно, он даже понятия не имел о моих, пусть хотя и ограниченных, парапсихических способностях.

У меня были две экстрасенсорные способности: телекинез и внечувственное восприятие. При помощи этого внечувственного восприятия я мог ощущать форму и фактуру предметов на расстоянии, но не длиннее вытянутой руки. И еще я мог силой мысли поднимать небольшие предметы, если они находились на том же расстоянии. Ограничение это было обусловлено нехваткой воображения. Поскольку я никак не мог представить себе, что моя воображаемая рука в состоянии дотянуться дальше, чем могла бы настоящая… Это было выше моих сил.

Но даже и столь ограниченные психические способности могут оказаться весьма полезными. Воображаемыми кончиками пальцев я прикоснулся к дроуду на голове Оуэна, затем пробежал ими до крохотного отверстия в коже его головы и еще дальше…

Это была обычная хирургическая операция. Оуэну ее могли проделать где угодно. Отверстие в скальпе, невидимое под волосами, было почти невозможно найти даже в том случае, если знаешь, что именно разыскиваешь. Твои лучшие друзья ничего об этом не узнают, пока не поймают тебя с дроудом, подключенным к черепу. Но крохотное отверстие только обозначало большее по размеру гнездо, вмонтированное в кости черепа. Я прикоснулся к этому вводящему наслаждение в мозг гнезду своими воображаемыми пальцами, пробежал ими вдоль тонкого, как волос, провода, который шел вглубь мозга Оуэна, прямо к центрам удовольствия.

Нет, не чрезмерная амплитуда тока убила его. Оуэна погубило отсутствие силы воли. Он просто не хотел отказываться от доставляемого ему электрического наслаждения.

Он уморил себя до смерти, не поднимаясь с кресла. Повсюду вокруг него валялись пластмассовые нажимные бутылки, а пара их еще стояла на столиках по обе стороны от кресла. Все они были пусты. Оуэн умер от жажды. Он умер голодной смертью, и смерть его была заранее запланирована.

Оуэн был моим товарищем по экипажу космического корабля. Почему он не навестил меня? Я сам наполовину белтер. Какими бы ни были у него неприятности, я как-нибудь все равно выручил бы. Небольшая контрабанда — ну что тут особенного? Почему он устроил все так, что дал мне знать о себе лишь после того, как все было кончено?

А воздух в комнате был такой чистый — нужно было близко наклониться, чтобы учуять запах смерти: установки для кондиционирования работали исправно.

Оуэн продумал все до мелочей. Кухонная ниша была открыта таким образом, что катетер уходил от тела прямо в раковину. Водой он запасся в таком количестве, что мог продержаться целый месяц. За месяц уплатил и свою квартплату. Он обрезал шнур от дроуда и настолько его укоротил, что сознательно привязал себя к штепсельной розетке, не имея возможности дотянуться до кухонной ниши.

Очень сложный способ умереть, но по-своему стоящий. Целый месяц невообразимых экстатических наслаждений, какие только доступны человеку. Я мог представить себе, как он хихикал в душе всякий раз, когда вспоминал, что морит себя голодом до смерти, имея пищу всего лишь в нескольких шагах от себя. Но для того, чтобы добраться до нее, нужно было вытащить из розетки дроуд…

Оуэн, я и Хомер Чандрасекхар, мы прожили три года в выше всякой меры стесненной скорлупке, окруженные со всех сторон вакуумом. Что еще оставалось такое, что можно было бы узнать об Оуэне Дженнисоне и чего я не знал? Была ли у него слабость, которая не стала бы для нас общей? Если Оуэн пошел на это, то на это в той же мере был способен и я. И именно поэтому столь велик был мой испуг.

— Очень все ловко, — прошептал я. — С ловкостью, достойной белтера.

— Типичной для белтера, вы это хотели сказать?

— Нет, совсем наоборот. Белтеры не совершают самоубийств. И уж, по крайней мере — не таким способом. Если белтеру приспичит, он, скорее, взорвет привод своего корабля и умрет, как вспыхнувшая звезда. Методичность действий Оуэна типична для белтера, а вот их цель — нет.