Ключ к Ребекке

Соня закрыла глаза:

– Я тебя ненавижу, – простонала она.

Стоял прохладный вечер. Вольф шел по бечевнику вдоль Нила к плавучему домику. Лицо его больше не было воспалено, внутренности тоже пришли в норму. На нем был новый белый костюм, в руках он нес две сумки со своими любимыми лакомствами.

Замалек был тихим и мирным островным пригородом. Резкий шум центрального Каира едва доносился сюда через широкое водное пространство. Медленная, мутная река мягко плескалась о плавучие домики, вытянувшиеся вдоль ее берега. Лодки самых разных форм и размеров, ярко раскрашенные и роскошно оснащенные, выглядели очень нарядными в лучах заходящего солнца.

Принадлежащий Соне домик был меньше, но богаче других. Мостки соединяли тропинку с верхней палубой, открытой ветру, но затененной от солнца тентом в бело-голубую полоску. Вольф зашел на палубу и начал спускаться по лестнице вниз. Внутри было тесно от мебели: стульев и диванов, столов и шкафчиков, набитых всякими безделушками. На носу судна находилась крошечная кухня. Темно-бордовые бархатные шторы от потолка до пола разделяли помещение на две части, отгораживая спальню. За ней, на корме, находилась ванная комната.

Соня сидела на диванной подушке и делала педикюр. «Удивительно, какой неряхой она может выглядеть», – подумал Вольф. На ней было грязное хлопчатобумажное платье, лицо ее казалось перекошенным, волосы растрепаны. Через полчаса, когда она поедет в клуб «Ча-ча», то будет похожа на дивное видение.

Вольф поставил сумки на стол и начал вынимать из них продукты: французское шампанское… английский мармелад… немецкая колбаса… перепелиные яйца… шотландский лосось…

Соня в изумлении посмотрела на него.

– Откуда такая роскошь в военное время?

Вольф улыбнулся:

– В Кулали есть маленький бакалейный магазинчик, принадлежащий одному греку, который помнит своих постоянных клиентов.

– Ему можно доверять?

– Он не знает, где я живу, а кроме того, его магазин – это единственное место в Северной Африке, где можно раздобыть икру.

Соня подошла ближе и залезла в сумку.

– Икра! – Она сняла с банки крышку и начала есть прямо руками. – Я не ела икры с тех пор, как…

– Как я уехал, – закончил Вольф. Он поставил бутылку шампанского в холодильник. – Если ты потерпишь несколько минут, ты сможешь запивать ее холодным шампанским.

– Я не могу ждать.

– Да, терпения у тебя нет, это точно.

Он достал из сумки газету на английском языке и начал ее просматривать. Это была дрянная газета, полная официальных сообщений; военные новости в ней проходили еще более суровую цензуру, чем передачи Би-би-си, которые все слушали; местные репортажи были еще хуже: запрещалось печатать речи египетских политиков, находящихся в официальной оппозиции.

– Обо мне все еще ни слова, – сказал Вольф. Он рассказал Соне о событиях в Асьюте.

– Они всегда опаздывают с новостями, – набив полон рот икры, ответила Соня.

– Дело не в этом. Если они сообщат об убийстве, им надо объяснить мотив убийства, а если они этого не сделают, люди догадаются. Англичане не хотят, чтобы стало известно, что в Египте есть германские агенты. Это плохо выглядит.

Соня пошла в спальню переодеться. Из-за занавески она спросила:

– Значит, они перестали тебя искать?

– Нет. Я встретил на рынке Абдуллу. Он говорит, что египетскую полицию это не интересует, но там есть какой-то майор Вэндем, который на них давит. – Вольф опустил газету и нахмурился. Ему хотелось знать, был ли Вэндемом тот офицер, который залез на виллу «Оливье». Он еще раз пожалел, что не разглядел как следует этого человека. Его лицо, затененное фуражкой, с противоположной стороны улицы выглядело темным пятном.

Соня спросила:

– Откуда Абдулла знает?

– Понятия не имею, – пожал плечами Вольф. – Он вор и ему много чего известно. – Алекс подошел к холодильнику и вынул бутылку. Она еще не охладилась, но его мучила жажда. Он налил два бокала. Соня вышла одетая. Как он и ожидал, она преобразилась: прическа была безупречна, лицо слегка, но умело подкрашено, на ней было легкое вишнево-красное платье и такие же туфли.

Через пару минут на трапе послышались шаги, и в люк постучали. Это пришел шофер такси. Соня выпила свой бокал и вышла. Они с Вольфом не здоровались и не прощались.

Вольф подошел к серванту, где хранил передатчик, вытащил английский роман и листок с ключом к шифру. Стал изучать ключ. Сегодня было 28 мая. Надо было прибавить 42 (год) к 28 и получить номер страницы в романе, которую следовало использовать при зашифровке донесения. Май – это пятый месяц, и, значит, каждую пятую букву на странице надо пропускать.

Вольф решил послать следующее донесение:

«Прибыл на место. Приступаю к работе. Подтвердите прием».

Начиная с верха семидесятой страницы книги, он просматривал строчки, разыскивая букву «п». Если не считать каждую пятую букву, буква «п» – десятая. В его шифре она будет представлена десятой буквой алфавита «и». Затем ему нужна буква «р». В книге буква «р» – третья, начиная отсчет с буквы «п». Таким образом, буква «р» в слове «прибыл» будет представлена третьей буквой алфавита – «в». Для редких букв – особые правила.

Такой вид шифра был разновидностью разового шифровального блокнота, единственно надежного как в теории, так и на практике. Чтобы расшифровать донесение, надо иметь и книгу, и ключ.

Зашифровав донесение, Вольф взглянул на часы. Передача была назначена на полночь. До начала сеанса связи – больше двух часов. Он налил себе еще один бокал шампанского и решил доесть икру. Нашел ложку и взял банку. Она была пуста…

Взлетно-посадочной дорожкой служила полоса пустыни, наспех очищенная от верблюжьих колючек и больших камней. Роммель смотрел вниз на приближающуюся землю. «Сторх», легкий самолет, которым пользовались для коротких облетов районов боевых действий, шел на посадку. Он был похож на муху своими длинными тонкими ножками передних шасси. Самолет приземлился, и Роммель спрыгнул на землю.

Сначала жара, а затем пыль ударили ему в лицо. В полете было относительно прохладно, и теперь он испытывал такое чувство, будто попал в раскаленную топку. С него моментально начал лить пот. При первом же вдохе губы и кончик языка покрылись тонким слоем пыли. На его крупный нос села муха, и Роммель смахнул ее рукой. По песку, ему навстречу, поднимая сапогами облака пыли, бежал фон Меллентин, офицер разведки Роммеля. Он выглядел возбужденным.

– Здесь Кессельринг, – доложил он.

– Auch das noch,[7] – произнес Роммель. – Только этого мне не хватало.

Кессельринг, улыбающийся фельдмаршал, олицетворял собой все, что не любил Роммель в германских вооруженных силах. Он был офицером генерального штаба, а Роммель ненавидел генеральный штаб; Кессельринг основал «Люфтваффе», так часто подводившие Роммеля в боях, которые он вел в пустыне; а хуже всего было то, что фельдмаршал был снобом. Одно из его едких высказываний дошло до Роммеля. Жалуясь на грубость Роммеля по отношению к его подчиненным, Кессельринг сказал: «Если бы он не был родом из Вюртемберга, ему можно было бы сделать замечание». Вюртемберг был провинцией, где родился Роммель, и эта саркастическая фраза Кессельринга свидетельствовала о его предубеждении, с которым Роммелю приходилось бороться на протяжении всей своей карьеры.

Он тяжело зашагал по песку к машине командования в сопровождении фон Меллентина.

– Генерал Крювель взят в плен, – сказал фон Меллентин. – Мне пришлось попросить Кессельринга принять командование. Весь день он пытался разыскать вас.

– Час от часу не легче, – раздраженно произнес Роммель.

Он вошел в фургон грузового автомобиля, служившего машиной командующего. Внутри была долгожданная тень. Кессельринг стоял, склонившись над картой, и отмахивался левой рукой от мух, а правой водил по какой-то линии. Он приподнял голову и улыбнулся.

7

Ну вот еще (нем.)