Страница 37 из 47
С закрытыми глазами я ждала. Скоро Райнхард пришел, пощупал мне лоб, померил пульс. И приговор его был сух и короток:
— Температуры у тебя нет.
Я уже собиралась было заныть, что у меня страшная слабость, что я невыносимо устала, что состояние какое-то странное. Но тут кто-то позвонил в дверь. Кто бы это мог быть? Наверняка какой-нибудь ребенок пришел в гости к моим. Но тут Райнхард вскочил и побежал открывать.
Послышался голос Биргит:
— Заехала наудачу к тебе домой, не застала тебя в офисе. Вот, здесь все бумаги, надеюсь, в порядке, все как тебе нужно. Счет прилагается, сверху, видишь?
— Заходи, — предложил мой муж. — Пойдем на кухню, в гостиной Анна прилегла, на сердце жалуется.
Кто жалуется на сердце? Я жалуюсь на сердце? Решительно интересно! Я разве упоминала о каком-нибудь сердце?
В плюс ко всем моим несчастьям перед глазами стоял еще и печальный лик Имке. Моя мама сказала бы, гладя на нее:
— Ох, бедная! Стоит тут одна, как будто диван, который заказать заказали, а забрать забыли.
Что же получается? Вовсе ее и не вылечили, выпустили больную, как была, и она снова пошла искать свою безумную любовь, одержимая бредом! Я-то считала ее мышкой, тихой, серенькой, безобидной. А она, кажется, скорее кошка, с когтистыми лапами, маленький зубастый хищник! Да, но только и я-то сама не лучше: слепая курица, столько лет жила и думала, что у меня счастливая, крепкая семья и надежный брак!
Лежа на софе, я снова навострила уши: ни слова из кухни не пролетало мимо меня. Ужасно жалко мужа Сильвии, вздыхала Биргит, один только раз она его и видела — тогда, на вечере у Люси. А с тех пор они больше и не встречались, но помнит она его хорошо. Да, поддакивал Райнхард, ужасно. А знает ли Биргит, что Удо нашли именно он и я. Придет ли завтра Биргит на похороны?
Нет, нет, отвечала та, она не переносит кладбищ, они повергают ее в депрессию! Но она уже выразила Сильвии свои соболезнования, буквально накануне.
— Хотя, кажется, она совсем не в таком уж и трауре, — таинственно добавила Биргит, — обычно в ее положении вдовы скорбят гораздо больше.
От этих слов у меня и правда захолонуло сердце. Так, отлично, Люси и Райнхарду уже доложено о том, что я якобы крутила роман с покойным. Неужели Сильвия еще и Биргит навешала лапши на уши, Биргит, которую видела-то один раз в жизни и совсем не знает?!
Господи, что ж это такое завтра будет, а? Черт знает что, вот что! Герд будет звонить, чтобы сообщить мне результаты экспертизы, а я в это время буду стоять над могилой Удо, и все вокруг будут пялиться на меня и думать: «Вот она, последняя интрижка покойного!»
Его горемычная вдовушка уже, должно быть, половине города это растрезвонила! Да уж, лучше всего было бы мне провести следующий день в кровати!
Когда Биргит ушла, Лара пристала к отцу:
— А можно мне на похороны Удо пойти?
— Похороны — не развлечение для детей! — отрезал строгий отец, чем тут же вызвал мой протест.
— Почему нет? — вмешалась я, забыв о своей тяжелой болезни. — Почему ей нельзя пойти с нами? Во-первых, Лара уже не младенец, девочка взрослая, во-вторых, она бы помогла Коринне с Норой. А в-третьих, она может пойти вместо меня. И вообще, ты венок заказал?
Он растерянно уставился на меня.
А Лару, как и любую женщину, занимал только один вопрос: что надеть? Нора с Коринной всегда так одеты, просто шик!
— Если каждый день носить шик, скоро будет пшик! — повторил мой муж поговорку моей маменьки и устроился перед телевизором, а я пошла страдать в постель.
На другое утро, часов в одиннадцать, зазвонил телефон. Герд Трибхабер. Дети, к счастью, возились в саду, муж уехал в бюро. К моей радости, Герд сразу начал с дела:
— Твои опасения подтвердились, Анна. В соке нашли раствор дигиталиса, он же наперстянка. Грейпфрут горький, и горечь перебивает вкус лекарства. Видимо, препарат был в жидкой форме и его подлили в бутылку.
— От каких болезней принимают дигиталис?
— Дигиталисом, — объяснил Герд, — лечат разные сердечные хвори, обычно его прописывают в таблетках, но иногда, бывает, и в каплях. Знаешь, есть такие пациенты, которым таблетки лень глотать, и таких полно!
Что он там еще дальше говорил, я уже не слушала. Помню только, он посоветовал мне пойти в полицию. Да, в полицию-то оно в полицию, но сначала я подумаю. Я смутно припоминала: врач, кажется, упоминал о вскрытии, но это решает вдова. Ну да, могу себе представить, Сильвия ни за что на свете теперь не позволит патологоанатомам «тревожить покой ее усопшего супруга». А при чем тут, интересно, мой муж?
Райнхард между тем заказал венок. Ну и венок! Воплощение Райнхардова скупердяйства и безвкусицы. Когда же муж переодевался к похоронам, а Лара выползала из своего любимого джинсового комбинезона и облачалась в нелюбимое серое платье на бретельках, я все-таки решила тоже пойти. Вот пойду, сострою сострадательную мину и полицемерней так Сильвии заявлю в лицо: как же я могла не прийти на похороны ее мужа? Нет, никак не могла, обязана просто была прийти, именно я, а как же? И я влезла в свой самый незаметный мешок, который совсем не бросался в глаза. Пришло время понаблюдать, людей посмотреть, себя показать, да, обязательно и себя тоже показать!
Тем временем муж срывал свое скверное настроение на дочери, которая скакала по дому от нетерпения и любопытства. Обычно он бедного Йоста обзывал идиотом или бараньей башкой, а тут еще и Ларе досталось. Она вдруг почему-то оказалась «безмозглой курицей», на что, впрочем, не обиделась, потому что мыслями уже была там, на церемонии.
Ехать два шага до кладбища на машине смысла не было, пошли пешком. Райнхард повесил свой отвратный венок на плечо и молча шагал впереди большими шагами. Лара приклеилась ко мне и всю дорогу проболтала о чем-то своем.
Мы расписались в книге соболезнований и вошли в маленькую капеллу, где устроили отпевание. Сильвия с дочерьми сидели в первом ряду, вокруг них — целая армия родственников. Когда мы сели, она непроизвольно обернулась и обменялась с моим мужем одним молниеносным взглядом, совсем, казалось бы, ничего не значащим, но я-то этот взгляд разгадала, взгляд тайных заговорщиков!
Как всегда, кто-то произносил какие-то лицемерные речи, я ни слова не запомнила. Наконец все столпились у гроба. Среди присутствующих я обнаружила Имке. Она неприметно стояла в заднем ряду и занималась тем же, чем и я: во все глаза наблюдала за Сильвией.
Лара очень скоро заметила, что нет ничего скучнее похорон. Она как-то стеснялась шушукаться с Норой и Коринной, которые показались ей вдруг взрослыми и совсем чужими.
— Мама, — зашептала она мне на ухо, — когда это кончится, я на поминки не пойду!
— Ты где подхватила такое слово? — изумилась я. — Да нас вообще-то и не приглашали. Застолье устраивают только для родни, они приехали издалека, нехорошо отпускать их домой с ноющим от голода желудком.
Мы выстроились в длинную очередь соболезнующих, чтобы продефилировать со словами сочувствия мимо вдовы. И снова Сильвия совершенно по-особому взглянула на Райнхарда, я видела! Она протянула мне руку, холодную как лед, и посмотрела на меня так зло и враждебно, что у меня зубы заболели.