Космический десант

Проснувшись от того, что кто-то вошел в палату, Лукас с трудом разлепил веки, и его затуманенному взору предстал все тот же громила в белом халате, стоящий возле койки. Лукас попытался приподняться, но мышцы, ставшие будто ватными, не повиновались ему. Вряд ли он заставил бы себя сдвинуться с места, если постель вдруг занялась бы огнем.

Санитар отвернул краешек одеяла, протер участок кожи чуть выше локтя Лукаса антисептическим средством и вонзил иглу шприца, прежде чем Лукас успел сообразить, что происходит. По телу его прошла судорога, голова закружилась, и неудержимо потянуло на рвоту. Тошнота через пару минут прошла, но то, что ее сменило, оказалось несоизмеримо хуже. Лукас осознавал, что он бодрствует и лежит на койке, но… ничего не чувствовал. Абсолютно ничего. На него нахлынула паника, слепая и совершенно иррациональная, но и она длилась всего несколько мгновений, после чего глаза Лукаса закрылись, и он словно куда-то поплыл

Лукас не знал, сколько прошло времени, прежде чем он услыхал мужской голос.

— Доброе утро, Грег. Как чувствуете себя?

— Ренар… — только и сумел прошептать Лукас, приоткрывая глаза. Вид стоящего перед ним терапевта внушал безотчетный страх, который, казалось, заструился по кровеносным сосудам, мгновенно растворяя охватившую Лукаса летаргию. Лукас, напрягая волю, отчаянно ухватился за этот страх. В Академии его учили, что страх может придавать силы, если знать, как им правильно пользоваться.

— Итак, Грег, — продолжал Ренар, — с сегодняшнего дня мы начинаем наш курс. Не упрямьтесь, и я помогу вам.

Голос его был теплым И одобряющим, но Лукас не поверил ему. Ни тогда, ни позже.

Он практически ничего не помнил, что происходило во время сеансов, осталось лишь смутное чувство того, что терпимость Ренара быстро уступила место раздражительности, а затем и откровенной враждебности по отношению к сопротивляющемуся пациенту. Сопротивлялся же Лукас отчаянно, стараясь не поддаваться каждой установке Ренара, каждому его приказу, сопротивлялся так долго, как только мог.

Но, несмотря на свою решимость выстоять, Лукас постепенно проигрывал схватку. Он начинал терять ощущение времени, и, как только ему удавалось время от времени вновь обретать некое подобие бдительности, тут же появлялась медсестра и делала ему очередную инъекцию. Иногда она приходила одна, иногда — в тех случаях, когда Лукас пробовал выказывать неповиновение — вместе с верзилой-санитаром, который Держал Лукаса, пока женщина вводила ему препарат.

Провалы в памяти становились все более продолжительными, принося с собой чувство непреодолимого отчаяния и депрессию, которые высасывали из Лукаса всю жизненную энергию, опустошая его тело и разум.

И вот однажды он очнулся от забытья и увидел, что сидит в кабинете Ренара, практически не отдавая себе отчета в том, что же с ним происходило на протяжении нескольких дней… или недель? У него едва доставало сил на то, чтобы просто слушать вопросы Ренара и давать на них апатичные ответы. А в конце этого «собеседования» Ренар подробнейшим образом ознакомил его с судебными отчетами и приговором трибунала…

— Это все, что ты, помнишь о сеансах Ренара, Грег? — тихо спросил Кинан, возвращая его в настоящее.

— Да, — прошептал Лукас в ответ.

Он вдруг мелко задрожали не сразу смог унять эту дрожь. Ему хотелось кричать от отчаяния, хотелось вопить от ярости на Сорсели, который подставил его, от неистовой злобы на Ренара, который искалечил его душу, хотелось плакать от жалости к самому себе, безвозвратно потерявшему все, что имел.

— Дэниэл, помоги мне, — произнес он с мольбой в голосе, боясь потерять контроль над собой и начал биться о стены, подобно томящемуся в клетке животному, которое тщетно пытается вырваться на свободу.

Но на этот раз Кинан обманул его ожидания.

— Чего ты хочешь от меня, Грег? — вздохнул он. — Чтобы я сказал— это неправда? Этого не было? Но это правда, Грег. Это произошло, и что бы я ни говорил, чтобы я ни делал, прошлое изменить невозможно. Его можно только забыть.

— Забыть?

— Ну, если и не забыть, то хотя бы не зацикливаться на нем, непрестанно изводя себя. Нужно жить настоящим и смотреть в будущее. Пойми же ты наконец — ты уже не тот Грег Лукас, которым был до той трагедии на Джайносе. Ты — другой. Но это не означает, что ты хуже. Просто — другой. Нравится тебе, или нет, но ты должен смириться с этими переменами.

Несмотря на все свое отчаяние, Лукас не стал спорить. Какой смысл? Он узнал правду, Грег Лукас умер в кабинете доктора Алека Ренара; человек, покинувший после реабилитации базу Церрон — лишь эхо, оставшееся от Грегори Лукаса, капитана Космического Корпуса. Кинан может предложить ему свое внимание, понимание и сострадание, но не в его силах смягчить боль утрат.

ГЛАВА 16

Заслышав шаги Лукаса, Кайли обернулась.

— Добрый вечер, Грег. Насколько я понимаю, вы снова готовы заступить на вахту?

Лукас стоял за порогом, ожидая разрешения войти в рубку, как и в день первого своего дежурства.

— Искренне рада, — улыбнулась Кайли. — Хорошо, что вы вернулись. Без вас нам было трудновато.

Она встала, уступая ему место первого пилота. Он помедлил секунду, затем прошел к креслу и сел.

Я хочу, чтобы Грег приступил к работе, — сказал Кинан днем. — Для начала хотя бы по три-четыре часа в сутки. Его организм уже освободился от препаратов, так что насчет этого не беспокойтесь, но мне нужно провести с ним еще несколько сеансов, и я не хотел бы, чтобы он работал в полную силу, пока мы не закончим курс лечения. Думаю, что четырех часов будет вполне достаточно, чтобы немного отвлечь его от мрачных мыслей.

— Дежуря во время перехода не очень-то отвлечешься, — сухо ответила Кайли. — Делать-то практически нечего, кроме как наблюдать за мониторами пульта управления.

Кайли внимательно посмотрела на Кинана, пытаясь догадаться, чего он — как всегда — недоговаривает. Не то, чтобы он имел обыкновение лгать, нет. Она не сомневалась в том, что если уж он говорит, то говорит правду. Проблема была в том, что он частенько говорил не все, что ей хотелось бы от него услышать. В его присутствии Кайли постоянно чувствовала себя как бы в оборонительной позиции — состоянии, которое она ненавидела всей душой.

Усугублялось такое положение еще и тем, что Кайли, похоже, была единственной из всего экипажа, кто испытывал подобные чувства по отношению к Кинану. Он же сошелся с остальными членами семьи так же легко, как в свое время Лукас, даже первоначальная враждебность Джона Роберта быстро и бесследно исчезла. Кинан охотно беседовал с Джоном Робертом, когда у того возникали вопросы относительно методов лечения, применяемых к Лукасу. Кайли понятия не имела, что конкретно они обсуждают — ни Кинан, ни Джон Роберт не делились с ней содержанием своих разговоров. Однако, что бы ни говорил психиатр ее брату, он явно разделял его опасения, и когда Кайли высказывала свои сомнения насчет «работы» Кинана с Лукасом, Джон Роберт всякий раз занимал его сторону.

Кайли волновалась за Лукаса, и не только потому, что без его помощи ей нелегко было управлять «Галактикой Виддона». Он стал ей дорог, хотя она не признавалась в этом никому, даже самой себе.

— Странное ощущение, — недоуменно пробормотал Лукас, глядя на пульт. — Будто одна часть меня знает, что нужно делать, а другая — напрочь забыла.

— Может, вам не стоит пока приниматься за работу? — спросила участливо Кайли.

— Нет-нет, — торопливо возразил он. — Надо же когда-то начинать. Я уже устал от безделья. Не беспокойтесь, Кайли, я справлюсь, — добавил он, обернувшись. — Я не пришел бы сюда, если бы не чувствовал, что справлюсь.

— Хорошо, Грег, принимайте вахту. Я сменю вас через четыре часа, в двадцать часов. Удачи вам. — Спасибо вам, Кайли,

Кайли не была голодна, но все же отправилась на камбуз, чтобы приготовить себе что-нибудь поесть. Предстояло долгое ночное бдение на мостике, и она решила перекусить сейчас, пока есть свободное время.