Страница 5 из 7
– Мне нездоровится, Дима, – только и ответила она на вопрос мужа о том, что с ней, отчего она такая бледная, а под глазами залегли сиреневые круги. – Давай спать. С детками все в порядке…
А уже через две недели с ней стали происходить странные вещи. Перед тем как уснуть, она думала о Саблере, время от времени появлявшемся в поле ее зрения, но не осмеливавшемся приблизиться к ней и наблюдавшем за ней из окна своей машины. И когда однажды муж попытался обнять ее, она не отодвинулась, не отказалась, как отказывалась последнее время, а, закрыв глаза, расслабилась, отдаваясь во власть своих смелых и неожиданных для нее фантазий… Она представляла, как Саблер набрасывается на нее прямо в машине и насилует ее… И она закричала так, как не кричала уже давно, еще до рождения Егора… Когда же чувства успокоились и она поняла, что обманула не только себя, но и мужа, ей стало и вовсе нехорошо, стыдно.
Она хотела заставить себя не думать об этом мужчине, смутившем ее покой, но все равно ощущала его близкое присутствие. Как-то вечером она вышла, ей надо было в аптеку, находящуюся в соседнем доме. Накинула куртку, спустилась в лифте, выбежала на улицу и сразу же увидела вползающий змеей во двор знакомый длинный автомобиль. Было темно, и она, не оборачиваясь, быстрым шагом направилась к аптеке, но почти у самых ее дверей была остановлена Саблером. Он схватил ее за руку, притянул к себе, обнял и поцеловал куда-то мимо губ, в щеку, шею… Сначала она вырывалась, хотела даже зачем-то закричать, словно испугалась этого внезапного нападения, но не смогла, так и продолжала стоять, чувствуя, как сильные мужские руки обнимают ее… Она очнулась уже в машине, они куда-то ехали. Остановились на незнакомой темной улице, Саблер заглушил мотор, повернулся к ней и снова притянул к себе, молча, как если бы и так было понятно, зачем он все это делает и что им движет. Она робко подчинялась, не понимая, как это вообще возможно, ведь где-то здесь, в этом городе, на одной из этих улиц стоит и ее дом, где ее ждут и, скорее всего, уже хватились… Первой забьет тревогу Алиса, она-то знает, что хозяйка отлучилась ненадолго, в аптеку за аспирином…
– Мне пора домой, меня ждут, отвезите меня, пожалуйста…
И он отвез. Доставил до самой двери, шел за ней по пятам, как телохранитель, но на расстоянии, чтобы не вызвать подозрение у соседей, которые знают в лицо ее мужа, словом, он был осторожен, и ей это понравилось.
Так он приезжал к ней несколько раз, она уже знала время его появления и находила предлоги, чтобы только отлучиться из дому. Ее лихорадило всякий раз, когда она, набросив на плечи теплую куртку, выходила из квартиры, с колотящимся где-то в горле сердцем, дрожащая от сладкого ощущения, будто она совершает что-то противозаконное, преступное, и она знала, что убивает не только свое отношение к Дмитрию, но и предает Горку и Сонечку, и все это лишь затем, чтобы сесть в чужую машину и ехать по долгим, холодным московским улицам, чувствуя сжимающую ее мужскую горячую руку… Ей было достаточно даже этих невинных прикосновений. Она понимала, что с ней происходит что-то, похожее на болезнь, но и остановиться уже не могла. А однажды случилось то, что должно было случиться: Саблер позвонил в дверь. Он видел, как Алиса с детьми отправилась гулять, и поднялся, Надя открыла, даже не взглянув в глазок, думала, что это вернулась Алиса за носовым платком или бутылочкой с соком, она часто что-то забывала и оставляла коляску на улице рядом с Егором. Распахнув дверь, Надя ахнула, увидев Саблера, она была одета к выходу, Дмитрий ждал ее в ресторане, где его друг отмечал день рождения…
Все произошло в спальне, на супружеском ложе, бурно, как схватка, неловко; он порвал ей чулки, долго не мог справиться с застежкой на платье, действовал грубо и нежно одновременно, он был так же безумен, как и она, и снова ничего не сказал. Вдруг в передней щелкнул замок, и Надя поняла, что это вернулась Алиса, что она действительно что-то забыла, потому что было слышно, как она быстро, но шумно разулась и побежала на кухню, вернулась в переднюю, обулась (каждый звук ее отдавался в головах любовников чудовищным эхом) и ушла, хлопнув дверью…
– Где твои ботинки?
– Не знаю, должно быть, еще на мне…
Она выставила его за дверь, вернулась и села на кровати, чтобы прийти в себя. Прическа была безнадежно испорчена, Надя распустила волосы (посыпались шпильки), провела по ним щеткой, подправила макияж (руки предательски дрожали, а на глаза почему-то выступили слезы), потом встала, чтобы подобрать с пола раскиданные вещи… Взглянула на часы: она опаздывала. Пришлось надевать другое платье, а шею с расцветшими на ней розами поцелуев укутать китайской шелковой шалью…
Следующие два месяца они встречались с Саблером у него дома, он уговаривал ее переехать с детьми к нему, он не говорил о любви, не умел и не мог, но показывал комнату, в которой уже шел ремонт, – там планировалась просторная детская. Ее любовник основательно готовился к тому, чтобы стать отцом сразу двух детей. С ним она забывалась, не думала о муже, и уже скоро ее покинуло чувство вины, больше того, теперь во всем, что с ней так запоздало, по ее мнению, происходило, она винила Дмитрия. Это он торопил ее с замужеством, в то время как она еще не решила для себя, любит она его или нет, а потом пошли дети: родился Гора, затем – Сонечка… Ночами она мучилась без сна рядом со спящим мужем и, глядя на его спокойное, умиротворенное лицо, спрашивала себя, как он отреагирует на то, что она собирается ему сказать, что станет делать… В идеале ей хотелось бы остаться с ним в дружеских отношениях, она не хотела войны, ей важен был покой, только тогда она будет полностью счастливой. В том, что дети останутся с ней, она нисколько не сомневалась. Детей всегда после развода оставляют с матерями, если мать, конечно, не алкоголичка. Разве то, что она полюбила другого мужчину, – преступление? Да детям же будет лучше, если их мать станет счастливой. Она и Алису заберет, если только та согласится. Хотя Надя знала, что Алиса примет сторону Дмитрия, она слишком уважает его, чтобы потворствовать распустившейся хозяйке… С другой стороны, Алиса привязана к детям, она не сможет отказаться от них в случае, если они переедут к Саблеру.
Надя мысленно начала собираться, укладывать вещи, распределять, что и в какой чемодан положить, в какую коробку, хотя Саблер настаивал на том, чтобы она ничего не брала, чтобы привезла детей в чем есть и что они сами все купят… В минуты, когда она представляла себя живущей с Сергеем, она испытывала странное чувство счастья и какого-то невероятного облегчения, словно своим решением так вот неожиданно резко изменить свою жизнь она освобождает и Дмитрия, спасает от какой-то большой ошибки, которую они совершили вместе, соединившись и родив двух детей. Тихая, мирная и благополучная жизнь с мужем показалась ей теперь чудовищным обманом, под которым подписались двое, и что сейчас она одна может все спасти, пока Дмитрий не понял, как же далеко они зашли… Ей никто это не внушал, это понятие родилось и жило теперь в ней, как кровь… Но самым удивительным было то, что Дмитрий ничего не замечал, он, слепец, по-прежнему был уверен, что ничего не происходит, что свитое ими гнездо незыблемо, что его обожаемая жена живет в ожидании его возвращения домой и что она тоже счастлива.
Надя догадывалась, что Алиса что-то знает, а потому старалась реже оставаться с ней наедине, боялась каких-то вопросов, намеков, да, она стала бояться Алису. Но та пока молчала, добросовестно выполняя свои обязанности няни, при этом всем своим видом показывая, как она любит детей. Словно в укор, думалось Наде. Приходящая домработница уж точно ничего не знала и продолжала убираться в квартире как ни в чем не бывало. Сложный механизм семейной жизни работал бесперебойно, будто и не подозревая, что внутри него родился и развивался живой организм новой семьи. Саблер готов был перевезти Надю с детьми в любой день. Он только и ждал, когда же она объявит о своем решении Дмитрию.