Страница 78 из 115
Собственно, семья Телля жила счастливо и благополучно, несмотря на наместника Геслера и его налоги.
Телль был настоящий патриот. Он верил, что настанет день, и Швейцария восстанет против тирании наместника, поэтому он муштровал сыновей, чтобы те всегда были готовы. Они маршировали, крича во все горло и колотя по консервным банкам с таким пылом, что Гедвига, которая не выносила шума и ждала от детей помощи по хозяйству, частенько ворчала. «Попомни мои слова, — говорила она, — растущий дух милитаризма в молодом незрелом поколении ни к чему хорошему не приведет». Она считала, коли мальчишки играют в солдатики, а не помогают матери протереть стулья и вымыть пол, их ждет ужасный конец. Телль отвечал: «Тот, кто хочет в жизни пробиться, должен быть вооружен и для защиты, и для нападенья. Так держать, молодцы!» Они так и держали. Вот к какому человеку швейцарский народ решил обратиться за помощью.
ГЛАВА IV
Обсудив положение в таверне «Глечик и глетчер», горожане решили выбрать троих делегатов, чтобы те пошли и объяснили Теллю, чего от него хотят.
— Не хотел бы показаться нахальным, — сказал Арнольд Сева, — но, мне кажется, одним из троих должен быть я.
— Думается, — возразил Вернер Штауффахер, — нам ни к чему замены и перемены. Почему не выбрать тех, что втроем ходили к Геслеру?
— Не хотел бы подходить критически, — ответил Арнольд Сева, — но вынужден напомнить уважаемому оратору (прошу меня простить), что он и его не менее уважаемые друзья не добились успеха.
— Как и вы! — огрызнулся Арнольд Мельхталь. Палец еще болел, тут кто угодно огрызнется.
— Все потому, — сказал Арнольд Сева, — что вы и ваши друзья, забыв о такте, взбудоражили наместника, и он не захотел прислушаться к другим. В делах такого рода самое главное — такт. Хотя как знаете. Не обращайте на меня внимания!
Горожане и не обращали. Они выбрали Вернера Штауффахера, Арнольда Мельхталя и Вальтера Фюрста, и троица, осушив стаканы, потянулась в горы, к дому Телля.
Остальные договорились подождать их возвращения в «Глечике и глетчере». Все очень волновались, чем дело кончится. Восстание без Телля немыслимо, ну, а вдруг Телль откажется стать предводителем? Ведь чем плохи восстания — подавляя их, предводителя казнят, чтобы другим было неповадно. Не всем нравится, когда их казнят, даже в назидание друзьям. С другой стороны, Телль был храбрый малый, патриот, и, может, только того и ждал, чтобы сбросить иго тирана. Прошел час, и на склоне холма показалась тройка делегатов. Телля с ними не было, и у горожан возникли нехорошие подозрения. Человек, которого прочат в вожди революции, первым делом идет к соратникам устраивать заговор.
— Ну что? — заговорили все наперебой, когда троица дошла.
Вернер Штауффахер покачал головой.
— А-а, — сказал Арнольд Сева, — я все понял. Он отказался. Вы не проявили такта, и он отказался.
— Нет, проявили, — возразил Штауффахер, — но убедить его нам не удалось. Дело было так: мы подошли к дому и постучались в дверь. Телль открыл. «Доброе утро», — сказал я.
«Доброе утро, — сказал он. — Присаживайтесь». Я сел.
— «Поговорим, — сказал я. — На сердце тяжело». По-моему, выразительный оборот.
Собравшиеся одобрительно забормотали.
— «Да что слова, — сказал Телль. — От них не станет легче».
— Неплохо, — шепнул Иост Вайлер. — Красиво он излагает, Телль.
— «Но к подвигам пускай ведут слова», — сказал я.
— Изящно, — одобрил Иост Вайлер, — очень элегантно. И что?
— А Телль на это и ляпни: «Терпеть, молчать — весь подвиг ныне в этом».
— «Но должно ль то сносить, — сказал я, — что нестерпимо?»
— «Да, — сказал Телль, — кто любит мир, того оставят в мире. Как только наместник поймет, что мы от его притеснений не бунтуем, он устанет нас притеснять».
— А вы что ему ответили? — спросил кузнец Ульрих.
— Что плохо он знает наместника, если на это надеется, «мы многого добьемся сообща, — сказал я. — Сплотившись, даже слабые могучи».
— «Тот, кто силен, — сказал Телль, — всего сильней один».
— «Что ж, родине на вас надежды нет, — сказал я, — когда придет нужда в самозащите?»
— «Нет, почему же, — сказал он. — Я с вами. Только я не гожусь в заговорщики или в советчики и все такое. В делах я себя проявляю лучше. Так что не зовите меня на собрания, не просите выступать и прочее; а вот если понадобится что-то сделать, тут я и подключусь, ладно? Черкните мне, как понадоблюсь — можно открытку, — и Вильгельм Телль не станет прятаться за чужими спинами. Нет, господа». С этими словами он нас выпроводил.
— Ну что ж, — подытожил Иост Вайлер, — небезнадежно. Нам остается только устроить заговор. Давайте приступим.
— Давайте! — закричали все.
Кузнец Ульрих постучал по столу, требуя тишины.
— Господа, — сказал он, — наш друг Клаус Флюе прочтет доклад на тему «Наместники: их слабые места, и как с ними бороться». Прошу тишины, господа. А ты, Клаус, старина, говори погромче и не тяни.
И горожане без дальнейших проволочек начали серьезно заговариваться.
ГЛАВА V
Несколько дней спустя Гедвига пилила Телля за любовь к авантюрам. Он чинил топор на пороге дома. Гедвига, как обычно, стирала. Вальтер и Вильям неподалеку играли детским самострелом.
— Отец, — сказал Вальтер.
— Да, сынок?
— У меня тетива крякнулась («крякнулась» — так швейцарские мальчишки говорят вместо «порвалась»).
— Чини, сынок, — сказал Телль. — Стрелку неоткуда ждать помощи.
— По-моему, — заявила Гедвига, выскочив за дверь, — мальчику в его возрасте вообще незачем стрелять. Мне это не нравится.
— Не начать сызмала — не стать мастером. Помню, когда я был мальчишкой…
— По-моему, — перебила Гедвига, — когда ребенок хочет только стрелять, это не дело. Ему бы дома посидеть, матери помочь. А тебе не вредно подать пример.
— Ну, знаешь ли, — сказал Телль, — я не домосед от природы. В пастухи меня калачом не заманишь. Я бы не знал, куда повернуться. Нет, у каждого свое дело, вот охота — по моей части. Охотиться я как раз умею.
— Гадкое и вредное занятие, — отпарировала Гедвига. — Не нравится мне слушать, как ты заблудился в пустынных ледниках или прыгал по всяким утесам. Когда-нибудь, попомни мои слова, оступишься и упадешь в пропасть, или под лавиной окажешься, или пойдешь по льду, а он возьмет да треснет. На все лады можно убиться.
— Кто соображает да смотрит в оба глаза, — самодовольно произнес Телль, — не убьется. Природным горцам горы не страшны, а я дитя гор.
— Дитя, уж точно! — отбрила Гедвига. — Что пользы с тобой спорить!
— Никакой, — согласился Телль, — мне пора в город. У меня назначена встреча с твоим папенькой и еще кое с кем.
(Забыл сказать: Гедвига была дочерью Вальтера Фюрста.)
— Та-ак, чего вы с папой затеваете? — поинтересовалась Гедвига. — Какую-то заварушку, я знаю. Поняла еще, когда папа привел сюда Вернера Штауффахера и того, другого, а ты не позволил мне слушать. Что там еще? Опасные выдумки, не иначе.
— Ну как тебе пришло в голову? — рассмеялся Телль. — Опасные выдумки! Что опасного станем мы с тестем выдумывать?
— Знаю! — сказала Гедвига. — Меня не обманешь! Зреет заговор против наместника, и ты туда же.
— Как не помочь родной стране!
— И тебя, конечно, поставят куда поопасней. Я их знаю. Не ходи. Пошли Вальтера с запиской, мол, сожалею, только сейчас вспомнил, обещал быть в другом месте, не могу принять ваше любезное приглашение.
— Нет, надо идти.
— Еще одно, — настаивала Гедвига. — Геслер сейчас в городе.
— Сегодня уезжает.
— Вот и подожди, пока уедет. Не стоит с ним встречаться. Он затаил на тебя злобу.
— Да что мне до его злобы! Я в своем праве, кого мне бояться?
— Кто в своем праве, — заметила Гедвига, — тот ему больше всех и ненавистен. Ты же знаешь, он тебя никогда не простит за разговор тогда, в ущелье. Не ходи сегодня в город. Найди себе занятие. Ступай на охоту, раз так.