Страница 7 из 8
Он ушел. Марк долго еще смотрел на дверь, спрашивая себя – хочется ли ему знакомиться и дружить с этой семьей? И как отнесется Рита к тому, что ей все же придется писать портрет парня, который может ей и не понравиться? Да и станет ли она это делать? Она же такая… в любую минуту может передумать.
В кабинет влетел Локотков.
– Лева, мы что, горим? – осадил его Марк. – Что ты летаешь по коридору, как вертолет?
– Не знаю. Думаю, что, если увеличить темп жизни, успеешь больше, – философски заметил раскрасневшийся от движения и успевший вспотеть Лева. Он был молод, полон сил и оптимизма. Рядом с ним Марк чувствовал иногда себя старой развалиной, человеком угасающим и склонным к ипохондрии.
– Еще один труп, – выдохнул наконец Локотков и откинулся на спинку стула, расслабился. – Уф!
– Какой? Где?
– Там же, в тех же самых посадках, только подальше, недалеко от железнодорожного переезда. Молодая женщина. И нашел ее, представь себе, тот же парень, из местных.
6
– Говорю же, у меня пропала жена! Я понимаю, у вас свои правила, надо подождать три дня или что-то в этом духе, а я вам говорю, что моя жена – не такая женщина, которая может исчезнуть, уехать, не предупредив и не позвонив. Возможно, конечно, что ей стало, предположим, плохо на улице и ее подобрала «Скорая». Мы с ее подругой обзвонили все больницы – женщин с ее приметами не поступало. Но если она исчезла так, как исчезают все те люди, о которых постоянно показывают репортажи по телевизору? Может, ее напоили чем-то или сделали укол и куда-то увезли? Вы поймите, я схожу с ума! Вот, посмотрите на фотографию. Она молодая, красивая… прошу вас, начните действовать! Вы же можете оформить мое обращение, скажем, задним числом, как если бы я пришел к вам три дня назад. Я могу и денег дать, если вы пойдете мне навстречу.
Герман Овсянников дрожал и ничего не мог поделать с этой гнусной дрожью. Подумалось еще, что вот так, вероятно, дрожат люди перед пытками, перед смертью… его просто всего колотило изнутри, и контролировать этот процесс он не мог. Плюс к этому, от страха и нехорошего предчувствия у него разболелся живот. Дашка тоже сказала, забывшись, что он все же не ее подружка, а мужчина («любовник на пятнадцать минут», так она его охарактеризовала, дурища), что у нее болит живот. «Это нервное», – заключила она и помчалась в туалет. У нее все – «нервное». Она сама такая, нервная, непоседливая, да к тому же еще и паникерша. Вместо того чтобы успокоить его, довела до стрессового состояния, до дрожи во всем теле. Даже зубы его стучали. Надо было выпить, и побольше, а уж потом ехать в милицию.
Молодой милиционер слушал его и кивал головой. Да, он со всем согласен, он понимает, но ничего поделать не может. Герман вдруг ощутил такую тоску и печаль, что устало опустился на деревянную скамейку для таких же, как и он, печальных посетителей (вряд ли сюда заглядывают на огонек счастливые люди), расставил ноги, опустил голову и крепко стиснул ее руками. Где-то глубоко внутри него кто-то стонал и рычал, выл и кричал. А в груди появилась стойкая, твердая, как металл, боль, словно в самую его душу вбили острый кол.
Он слышал, что где-то поблизости произошло какое-то движение, кто-то пришел, что-то сказал, после чего его тронули за плечо, и уже другой милиционер спросил его, нахмурив брови:
– У вас имеется фотография вашей жены?
– Сто!!! – Герман достал из кармана приготовленную заранее пачку снимков с изображением Ирины. – Держите.
Милиционер быстро пробежал по ним взглядом, потом кивнул, бросил быстрый и какой-то болезненный взгляд в сторону своего коллеги, который только что объяснял, что милиция пока-де бессильна ему в чем-то помочь, после чего показал Герману плохую – мутную, словно присыпанную черной пылью, ксерокопию другого, большого снимка с изображением женщины. Белое одутловатое лицо, прикрытые глаза. Он не понял, зачем ему показывают эту некрасивую женщину.
– Скажите, вам знакома эта женщина? – запинаясь, спросил его первый милиционер.
– Не знаю… не понял. Вы хотите сказать, что это Ирина?!
В ушах у него зазвенело. Но даже через этот пространственный гул он ясно услышал, как милиционер разговаривает с кем-то по телефону.
– Марк Александрович? Сержант Ванеев из сорок пятого отделения милиции. К нам обратился гражданин Овсянников, он утверждает, что у него вчера пропала жена. Фотографии гражданки Овсянниковой Ирины Владимировны по всем приметам совпадают с полученным снимком от 14 мая. Есть. Понял.
А потом его куда-то повезли. Он сидел в одной машине со следователем прокуратуры Марком Александровичем Садовниковым – немногословным, с умными глазами мужчиной. Рядом с ним Герман почему-то почувствовал себя защищенным.
Он никогда прежде не был в морге. Поэтому, переступив порог этого мрачноватого, тускло освещенного здания, понял, что сейчас случится что-то ужасное. Что его привезли сюда не просто так: снимок той женщины с раздутым лицом и слегка приоткрытыми, но какими-то неживыми глазами может иметь прямое отношение к Ирине. В это не хотелось верить.
Но вдыхал же он мерзкий запах разлагающихся тел, смешанный со стойким запахом формалина? Ему же это не снилось – что он входит в не совсем чистое, выложенное столетней потрескавшейся плиткой помещение, плетется, не чувствуя своих ног, за следователем, видит на металлическом столе тело, прикрытое простыней.
Тучный человек в несвежем медицинском халате и с тонкой дамской сигареткой в зубах откинул угол застиранной, желтоватой, в пятнах простыни, и Герман увидел знакомые глаза… нос… рот. Спутанные волосы, сероватая кисть руки, показавшаяся из-под сползшей с тела простыни. Словно эта женщина, похожая на Ирину, хочет дотронуться до руки Германа, подержаться за нее.
Он отшатнулся. Увидел приближающиеся к нему вытертые, в темных трещинках, плитки пола, потом промелькнул высокий, как пасмурное небо, потолок, и Герман потерял сознание.
7
– Оля жила с котом. Некоторые молодые женщины живут с мужьями, с детьми. А Оля жила с котом. Словно он был ей другом или братом. Она с ним разговаривала, кормила его тем же, что ела сама. У него даже место свое было за столом. Бывало, приду к ней, а они сидят себе за столом, ужинают.
Соседка убитой Ольги Погодиной сначала говорила, чуть не плача, а потом в голосе ее зазвучали нотки раздражения. Видно было, что достал ее этот котяра.
Марк представил себе жизнь одинокой молодой женщины, которая всю свою любовь и нежность обратила на животное – кота.
– Понимаете, он так орал всю ночь, почти кричал, как человек! – Рыжеволосая пухлая женщина, соседка Погодиной, нервно теребила край своего вязаного жилета. – Вот я и подумала: Оли нет, это факт, иначе кот так не мяукал бы. Если она, к примеру, куда-нибудь уходила, в театр или к подружке, то оставляла Жану… Жан – так зовут кота… оставляла Жану еду и воду. Обычное дело. Так поступают все. Думаю, что и она, когда уходила на работу, например, тоже оставляла ему еду, и сухой корм, и консервы специальные, кошачьи. Значит, он уже все съел. Вернее, все это означает, что Оли долгое время нет дома.
У соседки были железные нервы. Она уже опознала Ольгу Погодину в судебном морге и теперь, после этой нервной для всех процедуры, вела себя на редкость спокойно. И возбуждение если и охватывало ее, то лишь на время, когда до нее вдруг доходило, что она находится в стенах кабинета следователя прокуратуры и ее показания крайне важны для следствия. К тому же она считала, что совершила геройский подвиг, заявив в милицию об исчезновении соседки. Таким образом, труп женщины, обнаруженный за городом, был опознан в считаные часы.
– Хорошо, что у меня был запасной ключ от ее квартиры. Олечка сама мне его дала, говорила, – не дай бог, что-то случится, чтобы всегда был запасной ключ. Разве могла она предположить, что такое произойдет?! Ну вот, я открыла дверь, первым делом нашла на полке консервы, чтобы дать их Жану, он орал как оглашенный. Воды опять же налила ему. Потом осмотрела квартиру. – А она какая-то неприбранная, вещи были разбросаны. Нет, не то чтобы в квартире был кто-то посторонний и рылся в вещах Олечки, нет. Все как раз наоборот. Видно было, что она словно сама куда-то собиралась. На кровати платья были разложены, словно она никак не могла выбрать, какое же ей надеть. Белье, опять же. Туфли. Пудра рассыпана в ванной комнате, да и полотенца мокрые. А в спальне пахнет лаком для волос. Я знаю этот запах, у меня точно такой же лак. Оля вообще-то следила за чистотой в квартире, а тут она словно куда-то собиралась, нервничала. А может, наоборот, это было приятное волнение.